22 февраля в патриаршей резиденции в Москве было подписано соглашение о сотрудничестве между Русской Православной Церковью и Федеральной службой исполнения наказаний (ФСИН) России.
Как повлияет принятое соглашение на развитие тюремной миссии? На вопросы о служении Церкви в местах лишения свободы отвечает монахиня Иоанна (Смирнова), заместитель начальника Тюремной миссии Ивановской епархии.
Принятое Соглашение, безусловно, знаменует начало нового этапа во взамодействии ФСИН и Церкви.
Общий настрой, интонация предыдущего Соглашения были иными. Лет 20 назад в колониях нас просто терпели, ни о каком соработничестве не было и речи. Допускают – и слава Богу. Не пускают – искали обходные пути, иногда шли на хитрость, иногда на нарушения (признаюсь, было и такое), чаще – пытались строить личные отношения с начальниками колоний, сотрудниками воспитательных отделов, отделов безопасности, когда это получалось – получалось и все остальное.
Бывало, наши священники часами на морозе стояли у ворот, чтобы пройти в зону, прятали на груди запасные Дары, не знали, как уберечь алтарь от внезапных «набегов» ОМОНа… Не скажу, что сейчас все эти проблемы сняты, но то, что в Соглашении в первую очередь речь идет о сотрудниках, их духовном состоянии – это серьезный прорыв.
Наша Тюремная Миссия считает это самым важным: не введение тюремного священства, не вопросы духовного образования осужденных и их ресоциализации, а внимание, которое будет уделяться сотрудникам (кстати, инициатива духовного просвещения сотрудников наравных принадлежит как Русской Православной Церкви, так и ФСИН).
Как в реальности проходит строительство тюремных храмов и часовен? Как будет решаться вопрос с финансированием?
Что касается строительства тюремных храмов, то здесь, по-видимому, все будет решаться на местах: есть активный, предприимчивый, заинтересованный начальник территориального УФСИН, колонии – возьмутся они, найдется подвижник-батюшка, Правящий Архиерей, который изыщет средства и возможности – будет строить епархия. У нас в епархии храмы строили и сами священники, и миряне, и монахини – сотрудницы нашей Тюремной Миссии.
В этом году начальник областного УФСИН пообещал начать строительство храмов в 2-х колониях: колонии-поселении в поселке Шилекша Кинешемского района и женской колонии №3 г.Кинешмы. Наша Тюремная Миссия взялась строить церковь в мужской колонии строгого режима в п.Талицы Южского района. Инокиня Фотиния (Абадаева), которая пару лет назад завершила строительство храма в мужской колонии строгого режима №5 г.Кохмы, будет строить новый храм. Что значит строить? Собирать средства, искать стройматериалы, организовывать осужденных, следить за стройкой, — все как обычно.
В новом Соглашении сказано, что ФСИН предоставит возможность заключенным получить духовное образование. Есть ли такие примеры уже сейчас?
О духовном образовании осужденные говорят давно, спрашивали – возможно ли заочно поступить в семинарию, в православный университет, но это были единицы. Больше желающих было, когда мы объявили об открытии заочных курсов «Основ православной веры» — в каждой колонии обучение начинали сотни, но «по дороге» многие потерялись: учиться оказалось довольно сложно, требуются дисциплина, усердие, умение работать с книгами, а таких навыков у большинства заключенных нет. Знаю, что в других епархиях с обучением дела обстоят лучше. Значит, это наша вина – не сумели правильно организовать и заинтересовать.
Богослужения в зоне проходят, как можно понять, и для заключенных и для охраны. Способствует ли это улучшению отношений (с учетом того, что в субкультуре зэков «западло» вообще неформально контактировать с администрацией)?
С этим «западло» мы активно боремся. Недавно опять столкнулись с такой ситуацией. Архиерейское богослужение в зоне. Мы — сотрудники Тюремной миссии приехали в храм пораньше, смотрим – а осужденных никого нет. Что такое? Где все? Оказывается, какой-то «доброхот» прошел по отрядам и сказал: «В храм не ходите, приедет больше сотни сотрудников». Наши монахини побежали по отрядам, стали разговаривать с ребятами, объяснять. Слава Богу, мы были услышаны и осужденные в храм вернулись.
Отношения между зэками и сотрудниками везде складываются по-разному. Недавно из одной колонии в УФСИН перевели зам.начальника по безопасности. Казалось бы, сотрудник, да еще отдела безопасности, все только и должны вздохнуть с облегчением, но ребята расстроились, потому что сотрудник – «настоящий, понимающий человек».
Смежный вопрос о ресоциализации осужденных — вообще больной. В некоторых областях есть центры, поселения, фермы для бывших сидельцев, есть такие центры и в некоторых епархиях, но их чрезвычайно мало. У нас в области есть социальный центр для лиц БОМЖ и освободившихся, но там они могут только ночевать, да и то не более месяца. Освободившихся принимают монастыри и приходы, в том числе и наш монастырь, но мы можем предложить только монастырский режим, который не каждому по силам, большинство из освободившихся не стремится к иноческой жизни, хотели бы создать семью, найти работу, а этом мы им помочь не можем. Мы, как сотрудники Общественного совета при УФСИН по Ивановской области, обращались в Администрацию города с просьбой создать в Иванове центр реабилитации для осужденных, но получили отказ, хотя без государственных центров этот вопрос не решить.
Создается «корпус тюремных священников. Как это будет происходить?
Обучать тюремных священников нужно, и это уже происходит. Например, у нас в Иваново-Вознесенской и Кинешемской семинарии читают курс «Основ тюремного служения», но я не уверена, что каждый прослушавший этот курс сможет служить в тюрьме. Тюремное служение – это призвание. Если в колонию ходить из-под палки, только потому, что направили, осужденные это сразу заметят, и отношения не сложатся. Вообще, с тюремным духовенством не все так просто. Редкий священник сможет служить только в тюрьме, изо дня в день ходить в колонию и больше никого и ничего не видеть, а ведь штатный тюремный священник как раз такой режим работы и предполагает.
Большинству все же проще быть и на приходе, и в колонии. Хотя разные бывают батюшки. Есть у нас один протоиерей, уже несколько лет ходит в колонию, так он постоянно напоминает: «Только вы меня тюрьмы не лишайте. Для меня это отдых. Я приду, с ребятами побеседую, чайку попью, они мне свои беды расскажут». У него на приходе одни бабушки, и поговорить-то не с кем.
Должны ли последовать аналогичные соглашения с другими конфессиями?
Знаю, у мусульман есть свои молитвенные комнаты, ходит туда человек 5-6. Вероятно, с традиционными конфессиями вопрос как-то решится, а вот с иеговистами, пятидесятниками и другими сектами отношения строить сложно и проблематично, опыт показывает, что они вносят разлад в умы и души осужденных. Зачем же в колониях лишние проблемы?
С какими категориями зэков легче работать? Служат ли батюшки в «крытках», т. е. в колониях для пожизненных?
Работать легче в мужских колониях. А среди мужских — там, где строже режим, где сидят не первоходки, а рецидивисты. Те, кто попал в колонию впервые, менее дисциплинированные, больше хорохорятся, труднее идут в православную общину, а взрослые, уже имеющие опыт сидельцы, как не странно, более вменяемые, серьезнее относятся и к себе, и к вере. Обычно в колониях строгого режима хорошие православные общины, ребята молятся, стараются соблюдать заповеди и даже пост.
В женских колониях больше плачут, но меньше молятся, и когда освобождаются реже приходят к нам в храм, поблагодарить, да и просто побеседовать и навестить. А мужчины приходят.
Имеет ли место, что проповедь воздействует на тех, кто нецерковен и воцерковленным не становится, т. е. «умягчаются злые сердца» ? Как воспринимают благотворительная помощь? Не бывает ли такого, что под ее видом проносят что-нибудь запрещенное?
Мы стараемся беседовать со всеми – и с членами православной общины, и с теми, кто в нее не входит (а таких большинство), ходим по отрядам, участвуем в общих колонистских мероприятиях, привлекаем осужденных к строительным работам. Не каждый сразу может вместить Слово Божие, важно, что нас, священнослужителей и монахинь, видят, что над колонией раздается колокольный звон, оттого в Крестном Ходе на Пасху участвуют почти все осужденные.
А помощь, конечно же, ждут. Ничего запрещенного мы не носим, да и зачем? Потерять доверие сотрудников легко, а восстановить его потом будет чрезвычайно сложно. Мы работаем только в рамках закона. Поздравляем ребят с праздниками, дарим носки, футболки, чай, конфеты, конверты, литературу, медикаменты, очки – этого достаточно.
Фото с сайта «Тюремная миссия. Служение в тюрьмах«
Читайте также: