Действительно ли в учреждениях системы ФСИН дела обстоят так, как описала Надежда Толоконникова? Могут ли представители Церкви, общественные организации или кто бы то ни было повлиять на ситуацию? Отвечают тюремные священники.
И осужденным, и сотрудникам мы должны помочь прийти ко Христу
Протоиерей Иоанн Каледа, настоятель храма Живоначальной Троицы на Грязех, старший священник СИЗО-3 (Краснопресненской пересыльной тюрьмы) в Москве:
Протоиерей Иоанн Каледа
— Если бы священники ставили задачу поменять систему ФСИН, нас бы давно попросили из этих учреждений. Мы ходим туда, чтобы окормлять тех, кто там отбывает наказание, и сотрудников — они тоже находятся за решеткой, годы работы в колонии накладывают на человека отпечаток. И осужденным, и сотрудникам мы должны помочь прийти ко Христу.
Конечно, поскольку мы имеем личные контакты с руководством, можем подводить людей к тому, чтобы нравы в учреждении как-то смягчались, к осужденным относились человечней, но диктовать свои условия мы не вправе. А если кто-то из священников попробует диктовать, то, скорее всего, лишится возможности заниматься тем, ради чего он и поставлен на тюремное служение, служение трудное и ответственное, необходимое, повторяю, и осужденным, и сотрудникам.
Что касается нарушений, то расправы с одними заключенными руками других я не исключаю. Всегда в тюрьмах были люди, которые близки к администрации, и те, кто для облегчения своего положения готов пойти на что угодно, особенно если ему намекнут, что на это не только закроют глаза, но ему еще и поблажка будет.
А вот в том, что осужденные работают по 16 часов, сомневаюсь. Нужно поспрашивать. Я более 5 лет посещаю ИК-14 в Мордовии, но никогда конкретно не расспрашивал о режиме, питании, бытовых условиях, об отношениях с начальством. Опять же потому, что это не функция священника.
Чем ревностней относится священник к своему служению, тем выше его авторитет в учреждении, и благодаря этому авторитету он может способствовать оздоровлению обстановки. А публично говорить о тех или иных недостатках, с которыми он сталкивается, приходя в эти учреждения, священник, на мой взгляд, не должен — ведь это может поставить под угрозу его главное служение.
Не навредить
Протоиерей Михаил Резин, клирик Знаменского собора города Ардатова Нижегородской области, помощник благочинного Ардатовского округа Выксунско-Павловской епархии, руководитель сектора по взаимодействию с пенитенциарными учреждениями Выксунско-Павловской епархии, духовный руководитель Центра реабилитации «Вера. Надежда. Любовь», руководитель организации «Витязи»:
— Священники, окормляющие пенитенциарные учреждения, могут помочь конкретным лицам, которые отбывают там наказание, походатайствовать за них. Но изменить систему мы не можем. Руководство колоний и тюрем воспринимает священника как гостя, которому позволено туда приходить, но не более того.
Соблюдаются ли права заключенных, во многом зависит от конкретных личностей на местах, потому что система закрытая, и отследить, что там происходит, очень сложно. Правда, постоянно бывают прокурорские проверки, и мне непонятно, почему, если в Мордовской колонии есть нарушения, об этом не было сказано прокурору, а заявлено только сейчас. То, что нарушения есть, я вполне допускаю. Но рассказ про 16-часовой рабочий день мне кажется фантастическим. Ни разу не слышал я о таком.
Закрывать глаза на нарушения, если о них точно известно, нельзя. Но надо понимать, что если говорить об этом напрямую, называть конкретные имена, мы рискуем навредить и тем, кто там сидит, и тем, кто туда приходит. Человеку не из системы очень легко закрыть доступ в эти учреждения. При желании для этого найдется тысяча способов, в том числе и для того, чтобы священник не мог приходить к осужденным. Поэтому надо действовать осторожно, чтобы никому не навредить.
Священники не могут ничего изменить в пенитенциарной системе
Протоиерей Александр Степанов, председатель отдела по благотворительности Санкт-Петербургской епархии, духовник Центра социальной адаптации имени святителя Василия Великого:
Протоиерей Александр Степанов
— Ни священники, ни общественные организации не могут ничего изменить в пенитенциарной системе. Это очень жесткая и закрытая система, сформировавшаяся в советские годы, и она работает по своим правилам, которые ей выгодны. Конечно, если говорить с официальным представителем системы, он скажет, что существующие порядки правильны и законны, и формально вы ни к чему не сможете придраться. Но жизнь в этих учреждениях далека от того, что декларируется.
Священник может смягчить нравы в учреждении, которое окормляет, вдохновить людей на терпение, наконец, помочь им найти духовный смысл в своих страданиях. Многие заключенные, которые приходят в церковь, говорят: «Слава Богу за то, что меня посадили, иначе я совершил бы еще более ужасные преступления». Но такая оценка заключенным своего положения не отменяет того факта, что система эта бесчеловечна, а с точки зрения воспитания и перевоспитания неэффективна. Единственное, что она делает — запугивает: хочешь еще к нам попасть — продолжай в том же духе.
На этом запугивании все и держится, хотя люди, которые имеют не одну ходку, часто чувствуют себя там как дома. Многократные рецидивисты или люди с деньгами имеют возможность получить там исключительные условия. Несвобода в любом случае тяжела, но они живут в этой несвободе лучше большинства заключенных, которые не могут «купить» себе привилегии.
Мы не замахивались на всю систему, но пытались что-то изменить в малой ее части, которая касается несовершеннолетних. Многолетние неутешительные наблюдения за жизнью в Колпинской воспитательной колонии, которую я окормляю, привели к мысли попытаться внедрить в воспитательный процесс и сами правила жизни осужденных принципы, которые давали хорошие результаты в работе с условно осужденными подростками в нашем центре святителя Василия Великого. Попытка эта закончилась полным неуспехом — нам даже не дали всерьез начать.
В обсуждаемом второй день письме говорится, что в мордовской колонии заключенных заставляют работать по 16–17 часов. Я в своей практике никогда с таким не сталкивался. Более того, когда я служил во взрослых колониях, а служил я там более десяти лет до 2000 года, была проблема с работой для заключенных. Они изнывали от безделья, слонялись из угла в угол, как звери в клетке, и выясняли отношения друг с другом. Не исключаю, что есть колонии, где делают упор на трудотерапию и заставляют заключенных работать вдвое больше положенного, но, повторяю, мне такие примеры неизвестны.
Что касается расправы с одними заключенными руками других, то в наших тюрьмах это норма жизни. Один из главных пороков системы — передача административных полномочий самим заключенным. Раньше это было фактически легализовано. Заключенные, которые претендуют на УДО или улучшенные условия содержания, должны были проявлять общественную активность, вступать в так называемые секции. Так вот, существовала секция дисциплины и порядка. Начальство говорило, что надо поработать с таким-то заключенным, и «спортсмены» из этой секции «учили» жизни непонятливых известным способом. Не просто с одобрения начальства, но по его прямому указанию.
Уже достаточно давно эти секции отменили, но остается множество командных должностей для заключенных — бригадиры, отрядники и т. п., то есть актив, прикормленный начальством, который с успехом продолжает заниматься «воспитательной» работой. Об этом я слышал всюду, где приходилось служить.
Думаю, что если священник начнет активно протестовать против нарушений, невольным свидетелем которых становится, его, скорее всего, лишат возможности приходить в такие учреждения. Просто просигналят в епархию, что батюшка ведет себя странно, дайте нам другого.
Не думаю, что архиерей станет портить отношения с властями ради того, чтобы тюрьму окормлял именно этот священник. В лучшем случае его вызовут и объяснят, что это не наше дело, а наше дело — Богу молиться. Действительно, священник может облегчить положение людей, утешить их, вразумить, помолиться. И это там, несомненно, нужно. Наверное, разумнее для священника проинформировать правозащитные организации о том, что в такой-то колонии имеют место серьезные нарушения, но вряд ли он должен брать непосредственно на себя правозащитные функции. Если действовать в этом русле, то очень быстро можно лишиться возможности бывать в колонии. И люди останутся даже без пастырского утешения.
Подготовил Леонид Виноградов