Анна Уткина. Фото: Анна Данилова
Если бы могла, я бы подошла позже, чтобы объяснить — еще несколько дней мы будем вспоминать тот случай. Вероника будет интересоваться: «А ножка у мальчика уже зажила? Доктор Айболит вылечит его, правда, мама?» Она долго будет планировать стать врачом, чтобы лечить «детишек, которые упали», переживать эту историю снова и снова. Она смеется, когда ей страшно, так бывает всегда, но это — не единственное.
Год назад она боялась всего круглого. Абсолютно всего, я резала яблоко на дольки, чтобы она не заподозрила его в круглости. Нескоро нам с психологом удалось выяснить, что однажды при ней лопнул воздушный шарик с ужасающе громким звуком. Каждый раз, когда эти злосчастные шарики попадались нам на пути, например на празднике в городском парке, она тряслась от страха и кричала.
«Вы что, не можете ее заткнуть?» — поинтересовалась как-то женщина, проходящая мимо. А я действительно не могла.
На смену шарикам пришли другие страхи.
Я никогда не знаю, что нас ждет. Можно быть уверенной лишь в одном: она смеется, когда рядом кому-то больно, и поэтому известна как «тот жестокий невоспитанный ребенок».
Не могу судить за это тех, кто ее не знает. Несколько лет назад я бы подумала так же.
В тот день, когда мальчик упал и мы ушли с площадки, вечером перед сном Вероника вдруг начала проситься к бабушке.
— Зачем? — поинтересовалась я. — Бабушка и дедушка наверняка уже спят.
— Нет-нет, мама, они не заснут без меня. Вы с папой справитесь, а они старенькие, и им одним очень грустно, я знаю!
Я написала сообщение родителям и тут же получила обратный звонок: «Мы и правда не могли заснуть, дома так пусто и тихо без внуков».
«Жестокий ребенок» однажды несколько дней страдал от того, что папа имел неосторожность рассказать про экзотическое растение «Венерина мухоловка», которое питается насекомыми.
— Бедные мухи, — причитала она.
— А бедный голодный цветочек тебе не жалко? — спросила я в шутку.
— А-а-а-а, бедный цветок!
И так по кругу.
Я знаю, что ей жалко всех. Ягоду, которую сорвали, комара, которого прихлопнули, муравьишку, который случайно приехал к нам домой на лопатке из песочницы и «потерял свою маму».
Нам уже приходилось идти искать маму муравьишки на улицу.
Однажды она услышала новость по телевизору: пропавший трехлетний ребенок был найден погибшим, утонул.
«Она ничего не поймет», — подумала я.
Но Вероника снова рассмеялась, и смеялась долго, а потом так же горько заплакала:
— Я вырасту и изобрету пульт, который перематывает жизнь назад, — сказала она.
Я не стала спрашивать, зачем. Поняла.
У меня нет обиды на тех, кто просит воспитать ребенка или заставить его замолчать. Мне хорошо известно, что хоронить в спичечной коробке сухую осу, найденную за окном, пойду с ней только я. Остальные будут видеть «странного жестокого ребенка, которого нельзя подпускать к нормальным, потому что однажды кто-то ударился, а она смеялась».
Если бы меня попросили рассказать о том, что пугает родителей особенного ребенка больше всего, я бы сказала, что именно это — по-настоящему страшно.