«Меня пытались лечить, но ничего не помогало»
Людмила сама водит машину. Несмотря на то, что она не может ходить, ей хотелось во всем быть независимой, поэтому еще в университете девушка получила водительские права. Медленно открывается багажник: оттуда, словно сама по себе, прямо к переднему сиденью на подъемнике выезжает инвалидная коляска, куда Людмила и пересаживается для прогулки.
— Когда меня еще в детстве пытались лечить и ничего не помогало, я научилась принимать это, — рассказывает Людмила по пути. — Особо вариантов нет: либо ты берешь от жизни все и занимаешься чем-то интересным, либо думаешь, что начнешь жить, когда встанешь. «Вот я буду ходить и тогда буду делать то-то и то-то». Некоторые здоровые люди ведь тоже так рассуждают: «Когда у меня будет большая зарплата, квартира, машина, я заведу ребенка…». Или, допустим: «Когда выучу английский, поеду в Лондон…»
Будущая паралимпийская чемпионка по фехтованию родилась в Белозерске, в семье токаря и бухгалтера. Она уже и не помнит, что умела ходить. Все случилось, когда ей было три года. Понять, в чем причина болезни, никто не мог, это выяснили только спустя много лет, когда Людмила была уже взрослой. Оказалось, что такое бывает из-за нехватки фолиевой кислоты в организме беременной женщины и что изменить потом ничего нельзя.
А тогда родители бесконечно водили девочку по разным врачам в надежде, что хоть кто-то сумеет ей помочь. Испробовали все, даже сеансы Кашпировского.
— Это смотрелось очень смешно, мне было лет 8, — вспоминает Людмила с грустной улыбкой. — Представьте, что сидит очень много людей. «Так, весь зал спит, весь зал спит», — начинает он гипнотизировать. Ну на ребенка сила самовнушения не действует! И я сижу, подглядывая одним глазом, как все честно пытаются заснуть (смеется). И потом кто-то поднимается к нему на сцену, а он говорил: «Брось костыли и иди». Как вы догадываетесь, ничего не происходило. Уже тогда я понимала, что это не более чем фарс.
Смотрела концерты по телевизору, а потом выступала с Хворостовским и Кабалье
От фонда социального страхования Люде прислали огромную, «неповоротливую» коляску. Хорошая у нее появилась поздно, к 12 годам, а до этого девочка ползала по комнатам на коленях. Училась тоже дома — к ней приходили учителя. Даже если бы коляску удалось достать раньше, учиться в школе Люда не смогла бы из-за лестниц.
Особых развлечений в Белозерске не было, и Людмилу спасал телевизор. Смотреть его она просто обожала.
Людмила Васильева
— А я очень любила петь. Как-то увидела по телевизору концерт, кажется, «Песню года». Задумалась, что где-то там живут люди, ходят слушать этих артистов… Вот и стала мечтать с семи лет, что уеду в Москву навсегда и буду там выступать! Ведь по телевизору в основном только Москву и показывали. Все интересное — там… В общем, так и сказала маме и папе: «Хочу в столицу». Они мне ничего не ответили, конечно. А что можно сказать семилетнему ребенку? «Ну хочешь и хочешь…»
Но родители заметили, что у Людмилы действительно есть талант к пению. Они записали ее в музыкальную школу и договорились, чтобы им домой приносили для занятий синтезатор. Педагог присмотрелась к новой ученице и сказала, что у нее хорошие данные. Девочку стали отправлять на районные и областные вокальные конкурсы.
Однажды ее заметили и пригласили петь в детском хоре ЮНЕСКО — туда собрали около 300 детей с разными особенностями здоровья: от незрячих до ребят с ДЦП.
Так Люда впервые уехала от родителей и начала выступать вместе с мировыми знаменитостями.
— Мы пели с хором имени Попова, с Монсеррат Кабалье, ездили в тур с Дмитрием Хворостовским. Мне очень нравилось наблюдать, как они работают на репетициях, как они в жизни себя ведут. Но не было такого, чтобы я округляла глаза от восторга и просила: «А дайте вас потрогать!..» У меня даже фотографий не осталось. Не потому, что не хотела… Ты просто живешь, выступаешь, у тебя есть ощущение, что все классно, а потом через много лет удивляешься: «Ну вот как? Даже не сфотографировалась и не задумалась об этом».
Людмила увидела мир. Теперь она только сильнее захотела переехать в Москву и жить самостоятельно. Родители понимали, что там больше возможностей, но было страшно: «Люда, куда ты поедешь? Одна? Ты точно уверена? Может, не стоит?»
Все годы они готовили дочь к тому, что она будет жить с ними и работать из дома. Но это в ее планы не входило.
«Это же только на 5 лет»
— Конечно, они боялись. Кому-то родители запрещают: «Нет, ты никуда не поедешь!» Мои не запрещали, но долго пытались отговаривать, не понимая, как я буду одна. Ну ничего, смирились, — хитро улыбается Людмила. — Все же уезжают рано или поздно.
После школы она выбирала между музыкальным отделением института в своем городе и гуманитарно-экономическим университетом в Москве. Разумеется, выбрала второй — в столице это был единственный вуз, где она могла одновременно и жить, и учиться.
— Если бы мы жили в Москве и родители возили меня бы на машине, то можно было, конечно, вообще в любой поступать. Это сейчас стараются какие-то условия создать для людей с особенностями. А тогда? Мой знакомый на коляске учился в МГУ. Он приходил, и каждый день его студенты носили по лестницам. А вы представляете, какие там лестницы! Ему повезло, что учился он на юриста и на факультете было много мужчин.
Людмила поступила на специальность «книгоиздание», и в конце августа родители все-таки повезли дочь в Москву. Было очень жарко. Семью встретили знакомые, и все вместе застряли в пробке на МКАДе.
— Помню, что жутко воняло бензином. «Неужели у них тут всегда так?» — думала я в ужасе. А я же выросла рядом с лесом. Мне казалось, что я вообще этого не переживу, задохнусь! И потом мы приехали в общежитие… Все такое обшарпанное, казенное. И в довершение ко всему — общественный туалет! И я такая (с ужасом округляет глаза): «Ма-ма…»
Родители, видя все это, уже было поверили, что теперь их дочь наконец-то испугается и передумает. Но Люда быстро пришла в себя и со свойственным ей юмором ответила: «Ну это же временно, на 5 лет… А там разберемся. А свою комнату я могу привести в порядок. Придется потерпеть только общественный туалет…»
«Тренер не видела смысла ломать меня через колено»
Оставаться одна в большом городе Людмила не боялась. Наоборот, она была счастлива.
— Мне было очень комфортно. В Москве я наконец почувствовала свободу! В комнате обои наклеили, папа для меня сам сделал мебель. Первый год я звонила домой по телефону-автомату, а потом, когда появились первые мобильные, на свою стипендию я купила себе и родителям Motorola T190.
Училась девушка хорошо, ей все нравилось, но в какой-то момент стало скучно: днем были семинары и лекции, а вечером ничего не происходило.
Как-то раз в коридоре она увидела объявление о том, что в университете открывается секция по фехтованию для людей с инвалидностью.
Но на самом деле ей было не так важно, чем именно заниматься. Если бы набирали группу на танцы или стрельбу из лука — пошла бы туда, чтобы просто попробовать что-то новое. Ни о каком профессиональном спорте она не думала и, когда пришла на первую тренировку, наивно спросила у тренера: «А вы как одновременно и на колясках вращаетесь, и фехтуете?»
— Я же не знала, насколько это глупый вопрос! Коляска крепится в раму, и ты не бегаешь по залу! А у меня было представление, что надо коляску крутить и в это же время колоть соперника. Оказалось, все намного проще. Но сначала у нас в секции не было ни рам, ни колясок, и мы занимались на своих.
Тренировки показались Людмиле необычными, к тому же было физически трудно. Приходилось странно, с точки зрения обывателя, выгибать руку, чтобы держать оружие: шпага весит 800 граммов, а рапира — 500. Девушка испугалась, что так у нее вообще ничего не получится.
— Вот ты ставишь руку и не можешь ее повернуть. Думаешь: «Ну так, наверное, невозможно!» Это не физиологическое положение, совсем. Но потом мышцы привыкают.
Тренировки тяжелые, конечно. Я приезжала домой и падала.
Так и сейчас, на самом деле. Но больше я устаю от того, что целый день сижу. Здоровый человек встал, разогнулся, размялся и пошел. А ты все время сидишь.
С утра Людмила была на парах, потом делала уроки и вечером отправлялась на тренировку. Про олимпиаду и спортивное будущее по-прежнему мыслей не возникало. Фехтование было просто времяпрепровождением, пока вся команда не начала ездить на соревнования в другие страны.
Первый раз Людмила выступала в Польше. Тренер не надеялась, что ее подопечные займут какие-то места — к тому времени студенты, которые пришли в секцию с разных курсов и специальностей, занимались всего один год и мало что умели. «Я тебе не буду заморачивать голову какими-то сложными приемами, твоя задача просто колоть. Коли, пока судья не скажет “стоп”», — говорила она Людмиле.
— Ну я и колола (со смехом). Колола, колола… А потом подбегает ко мне тренер, все поздравляют почему-то… «Что случилось? Ну как?! Ты медаль выиграла! Круто!» На следующий день еще одну выиграла… Причем я фехтовала с девочкой, которая участвовала в Олимпиаде. Но мне об этом не рассказывали — наверное, чтобы не пугать заранее. Мы ведь всего один год тренировались.
Из всей команды медали завоевала только Людмила. С тех пор тренер стала больше уделять внимание именно ей.
В секцию приходили новые студенты: кто-то, видя свои результаты, оставался, кто-то — бросал. Людмила уверена, что, если бы у нее ничего не получилось выиграть несколько раз подряд, она бы тоже оставила спорт и пошла бы искать работу. Но у нее были два качества, которые она ценит больше всего, — упорство и упрямство. Из-за этого она часто «сталкивалась лбом» с собственным тренером.
— Я вообще часто настаиваю на своем. Она так снисходительно ко мне относилась, все прощала и говорила, что это обратная сторона медали. Человек не может быть на дорожке упрямым, а в жизни — нет. «Ладно-ладно, ты фехтуй, главное». Она не видела смысла ломать меня через колено. Есть результат — и отлично.
Родители отнеслись к новому увлечению дочери так же, как и к пению, — лишь бы ей нравилось. Единственное, они были искренне удивлены, когда на Олимпиаде в Пекине Людмила заняла не первое место, а четвертое. «С чего это вдруг?» И только со временем они поняли, что фехтование на колясках — тяжелый труд. «Мы тебе тогда не говорили, но мы не очень понимали, что это все сложно. Казалось: а что там делать-то?»
— Когда паралимпийцев приравняли к олимпийцам, нам дали ставку в Министерстве спорта, у нас появилась зарплата.
И стало понятно, что на это можно жить. Иначе после университета мне пришлось бы искать работу, а фехтование уже ушло бы на второй план. Так я благополучно осталась в спорте.
«Едешь по грязи и думаешь: “Ну когда же это кончится?”»
— Людмила, как мастер спорта относится к слову «инвалид»?
— Никак не отношусь. Это всего лишь официальный термин. У нас ведь есть понятия «инвалидная справка», «инвалидное место». Мы называем аппендицит аппендицитом. У каждого свое название, нравится оно нам или нет.
Для меня коляска — это как обувь. Надо в чем-то ходить, босиком же не будешь, правда? Я никогда не спрашивала себя, почему так случилось именно со мной. Столько историй вокруг, что моя по сравнению с этим кажется ерундой. У кого-то проблемы с родственниками, кто-то в тюрьму попадает, у кого-то онкология…
— Сейчас все говорят о доступной среде. Как часто в Москве вы сталкиваетесь с тем, что не можете куда-то попасть?
— Да почти каждый день. Лестницы, парковки… Ты можешь час кружить, и все будет занято. Спуститься в метро просто нереально. Знаете, мы как-то были в Англии, в Тауэре. Заходим — и в этом старинном здании видим пандусы! Подъемники поставлены, электрические двери раздвигаются. И служащие так виновато еще говорят: «Вы извините, мы вас на самую последнюю башню не можем поднять, но вот до предпоследней идет лифт».
А у нас в Москве только и слышишь: «Метро старое, ничего не можем переделать!» Ну да, по сравнению с Тауэром!
У нас колясочников не пускают на Останкинскую башню, потому что во время эвакуации лифт отключается и люди спускаются по лестнице, а с нами так не получится. Но я недоумевала: «А как же мы поднимаемся к себе в многоэтажные дома?» Это не раздражает, но иногда смотришь и думаешь: «Просто поеду жить туда, где комфортнее, если будет возможность». Ну смысл раздражаться? Ты упираешься в непонимание людей, у которых ноль эмоций. Что здесь сделаешь?
— Нравится ли вам на машине ездить по Москве?
— Тяжело, жалко много времени терять в пробках. Вот история с подъемником, например, тоже. Много лет я просила прохожих положить коляску в машину. Ты останавливаешься, пытаешься до кого-нибудь из окна докричаться: «Ой, извините, а вы не могли бы мне помочь?» Проблема в том, что люди не понимают, почему ты кричишь. Ну, может, денег просишь или еще что-то.
Часто попадались какие-нибудь пьяные. Ты же когда просишь человека, еще не видишь, в каком он состоянии. Бывало, что прохожий не мог эту коляску положить, она падала из рук. Однажды кошелек вытащили из рюкзака. И у меня была мечта купить подъемник, но он стоил бешеных денег. Я понимала, что лучше квартиру не куплю, но у меня будет эта штука. Она как ноги — у тебя появляется свобода.
А без него, конечно, печально было. Вспоминаю, как я училась в магистратуре МГУ. На улице дождь, снег, ты подъезжаешь, тебе надо как-то вылезти в зимних штанах, пробраться к зданию. Ты с этой коляской в грязи мучаешься и думаешь: «Ну когда же это кончится, Господи?»
— Расскажите о своей семье. Знаю, у вас есть дочь.
— Мы познакомились с мужем в институте. Он поступил в том же году, что и я, учился на экономиста. После учебы мы еще жили в общежитии, потом на съемной квартире. У меня был план: я должна успеть родить между олимпиадами. Все спортсмены так делают — ты же должен постоянно участвовать в соревнованиях. А вот этот один год после олимпиады — он всегда легкий.
И после Пекина я родила дочь. Знаете, когда ты завел ребенка, у тебя внутри начинает работать моторчик и все получается намного быстрее. Некоторые же говорят: «А вдруг мне не хватит на памперс?» Что это значит? На памперсы и на кашу ты всегда заработаешь. А как только родилась наша девочка, мы и квартиру купили, и все у нас получилось. После Олимпиады в Лондоне я планировала второго, но мы развелись.
— Как вы пережили развод?
— Иногда мы действительно боимся оторваться от родного человека и остаться в одиночестве, есть такое. Но все равно… Когда тебе станет до предела некомфортно, ты развернешься и уйдешь. Мы прожили 11 лет. Обычная семья: как и все, ругались, мирились. Можно было давно уйти, но я все тянула, тянула. А потом в какой-то момент почувствовала, что всё: здесь хуже, чем в неизвестности. В неизвестности тоже сложно, не спорю. Но появляется чувство уважения к себе.
После развода года три были качели. Не день, не два! «А может, не надо было?» И только потом поняла, что все правильно. Он хороший человек, но просто его качества мне не подходят. А когда разводились, думала, что это я такая неправильная. Потом с головой ушла в спорт, мои результаты стали выше. Это мне очень помогло.
— Что для вас фехтование?
— Я считаю, что это работа и хороший социальный лифт для человека с инвалидностью. Если ты получаешь зарплату, это прекрасно. В том деле, которым я занимаюсь, самое главное, чего могу достичь, — это выиграть Олимпийские игры. Мне интересно добиваться максимума. Я и по жизни так рассуждаю. Например, когда я занималась музыкой, мне хотелось выступить в концертном зале «Россия» — его по телевизору показывали. Ну вот, выступила. Потом хотелось красивую машину — в итоге сама заработала и купила. Хотелось стать чемпионкой — пожалуйста.
Я считаю, что не всем людям надо пытаться быть сильными и волевыми. Мы же не можем быть одинаковыми. У меня есть подруга. Она замечательный тихий человек, работала в детском саду. Ей не нужно строить карьеру, чего-то достигать. Потом она вообще решила, что хочет заниматься домом и огородом. Самое главное, чтобы тебе было комфортно. Тогда ты будешь по-настоящему счастлив.
Фото: Людмила Заботина