Светлана поехала в Оптину пустынь, узнав, что больна раком. У Светланы двое детей. Ехала и думала: «Как они без меня? Как муж? Как я могу их покинуть?» Срок распознавания болезни был упущен, начались метастазы. Слова эти — рак, метастазы — страшные и непереносимые — ведь вот только что — здоровье, спокойная жизнь, успех, семья.
По дороге рыдала. Надо жить для детей. Не хочется их оставлять. Накатывало уныние — от бессилия, от страха.
Хотела попасть на исповедь к оптинскому монаху, славившемуся своей прозорливостью. «Я должна жить для детей, — говорила она на исповеди. — Мне страшно умирать такой молодой…» Монах ответил: «Тебе страшно не потому, что ты молода. Умирать боятся одинаково и в двадцать, и в семьдесят. И жить для детей — это неправильно поставленный вопрос. Иди-ка ты ночью подумай и напиши мне письмо: чего на самом деле ты хочешь? Тогда я тебе и отвечу!»
Молодая женщина пришла в отчаяние и начала рыдать… На этом месте ее рассказа я, понятное дело, уже кипела от негодования. «Ничего себе батюшка! — возмущалась я. — Ты в таком состоянии, а он еще резкости какие-то говорит. Я надеюсь, ты немедленно нашла другого батюшку?»
Но Света не искала другого батюшку. Потрясенная разговором, она пошла ночевать в гостиницу при монастыре и всю ночь, заливаясь слезами, пыталась написать монаху письмо.
К утру письмо получилось очень коротким, но слезы высохли.
Уверенным, твердым почерком она написала: «Я хочу жить! Хочу жить!»
Написала эту фразу несколько раз.
И отчаяние стало таять. Она вдруг поняла, что не жить для детей она хочет, и даже не для мужа, а жить, просто жить! Пришла на службу в этой за ночь укрепившей ее уверенности.
Монах, проходя на литургию, взял письмо и ушел в алтарь. В конце службы он вышел, отвернул полу длинного одеяния и вынул пакет со сбором трав. «Это тебе, — говорит. — Иди к докторам, лечись! Операция пройдет хорошо, выздоравливай!»
Это была правда. Подруга перенесла сложную операцию и последующее лечение и выздоровела. Она говорит мне: «Понимаешь, если бы он сразу стал меня утешать — я бы просто поплакала. А в его ответах была стратегия. Он заставил меня за одну ночь почувствовать, как сильно я на самом деле хочу жить — я, сама, как личность, как отдельная единица у Бога! Я по сути своей выздоровела в эту ночь!»