«У него такое будущее, а он пошел работать барменом». Директор сильной школы: почему учитель не «босс» или «официант» ученика

Кто в школе главный, знает ли учитель, что на самом деле нужно ученику, что делать, если выпускник разочаровался в выборе профессии, правда ли, что в школах Москвы легче работать, для чего нужны «поэтические лестницы» и «Ночи в лицее» и что вспоминают выпускники, которые продолжают приходить в любимую школу – рассказал директор московской школы №1535 Сергей Сехин. «Правмир» начинает серию разговоров с директорами и учителями московских школ, которые занимают первые места в рейтингах и отличаются особыми подходами к образованию.

– К вам приезжают дети из разных районов Москвы, а местным жителям мест в школе, наверное, не хватает?

– Жителей Хамовников у нас около 5 процентов. Все остальные действительно приезжают из других районов. Конечно, местных детей маловато, но это говорит о том, что к школе большой интерес. В принципе, в любом мегаполисе мы сталкиваемся с подобной проблемой: в желанную школу, как правило, нужно ехать на другой конец города. И никуда от этого не деться. Набирая детей (у нас обучение с 7-го класса), мы стараемся, чтобы их стартовые возможности соответствовали нашим высоким требованиям, чтобы они могли выдержать нашу учебную нагрузку. Для этого мы открыли «Малый лицей», в котором дистанционно и очно учатся 5-6-классники из других школ.

Школа №1535

– На сайте вашей школы молодые люди рассказывают, что у них есть вредные привычки, но зато среди них нет гопников…

– Я бы относился к детским высказываниям осторожно. Старшеклассники всегда хотят выходить за рамки, испытывают жизнь во всех ее проявлениях. Ничего предосудительного в этом, конечно, нет. А что касается гопников, то все мы знаем, что есть такие компании, в которые лучше не попадать. Можно сказать так, как говорят дети, а можно более изящно: ребенок в нашей школе оказывается в той среде сверстников, которая ему органична.

– Буллинг в школе случался?

– Он бывает везде, но чаще всего проходит в скрытых формах и о нем становится известно намного позже самой травли. Все может выглядеть внешне просто прекрасно, а за этой красивой картинкой стоят очень неприятные вещи. Это довольно серьезная проблема, мы стараемся следить за глубинными процессами, происходящими в классе, с помощью наших психологов и педагогов. По-моему, нам пока это удается. Если ребенок нашел себе значимого взрослого и делится с ним своими проблемами, то ему уже намного легче.

– Чем еще занимаются психологи, удается ли реально помогать детям?

– Да, у нас есть психологическая служба. Борьба с большими нагрузками для современных школьников очень важна. Мы стараемся переключать их, практикуем смену видов деятельности как отдых. Конечно, прежде всего разгружает мозги спорт. Проводим внутрилицейские чемпионаты по многим видам спорта. А еще благотворительные ярмарки, походы в музеи, «Ночи в лицее», различные экскурсии.

Многие выпускники потом вспоминают посвящение в лицеисты в музее А.С.Пушкина, нашу «поэтическую лестницу», на которой и дети, и взрослые читают стихи по пятницам. 

И, конечно, помогает общение со знаковым взрослым – куратором, учителем. Если ребенок привязался к кому-то и возникли личные контакты и доверие, то за него можно быть спокойным. Когда такой человек находится рядом с ребенком, снимается часть нервного напряжения.

– Бывают ли у вас случаи, когда дети не выдерживают экзаменационной гонки, еле доползают до ЕГЭ, ломаются?

– Слава Богу, что таких серьезных случаев у нас не было. Когда к нам приходят новые лицеисты, то первое, что мы делаем – стараемся их вывезти куда-то и проводим там психологическую диагностику. С детьми работает группа психологов. Наблюдая за их поведением, они выявляют тех, кому нужна помощь. Для детей, которые участвуют в предметных олимпиадах, когда нагрузки резко возрастают, работа с психологом обязательна. 

Мы пытаемся понять, владеют ли дети навыками тайм-менеджмента, насколько они смогут распределить свое время и справляться с учебными нагрузками. Конечно, от природы редко кто владеет этим умением, но мы учим ребят, потому что без навыка правильного распределения своих сил справиться с учебной нагрузкой просто нереально.

Если учитель говорит: «Я знаю, что тебе нужно»

– Что, по-вашему, отличает сильную школу? 

– Первая строчка в рейтинге – не самоцель. В рейтинге московских школ мы несколько лет с небольшим перерывом занимали первые места. Какой будет рейтинг этого года, уже известно. И его параметры не позволят нам занять в нем первые строчки. В новом рейтинге будут учитывать дошкольную ступень, а у нас нет не только дошколки, но и 5-х и 6-х классов. Так что мы просто не можем соревноваться с большими образовательными комплексами.

Главная наша задача – это высокое качество образования. Как нам кажется, мы справляемся с этим более или менее успешно. Это первая составляющая сильной школы. На мой взгляд, ее отличает еще и высокая организационная культура педагогов. По определению уровень школьного образования не может быть выше уровня школьного учителя. Наши учителя требовательны не только к результатам своих учеников, но и друг к другу, и к себе, в первую очередь. Если школа относится с пониманием к изменению интересов ребенка, то это прекрасно. Доучился он до 9-го класса в математическом классе, а потом принял решение уйти в гуманитарный профиль. Важно предложить ему эту возможность в школе.

– До какого класса еще не поздно определиться с выбором?

– Может быть, даже до самого конца обучения. Ведь иногда встреча с каким-то человеком меняет все. Происходит такая судьбоносная встреча, и интересы ребенка поворачиваются иногда совсем в другую сторону. Как было в моей жизни, например. Я готовился заниматься радиоэлектроникой, а в последнем классе школы к нам пришел новый учитель истории. И так заразил своим интересом к предмету, что я решил поступать в педагогический. 

Учительская позиция очень важна. Учитель может быть боссом, тренером. Если он лучше ребенка знает, что ему нужно, знает, какие навыки у него формировать – это одна крайность. Ученик такого «босса» не будет свободным, активным, творческим. Он будет стараться услужить, угодить учителю. Другая крайность – когда учитель «пастушок» или «официант».

– Да, но у нас ведь сейчас школа оказывает образовательные услуги.

– Тут не нужно путать, ведь «образовательная услуга» – это прежде всего экономическая категория. Когда это словосочетание осознанно или неосознанно переносят на педагогов, есть риск неправильной интерпретации. Отсюда и неверные модели поведения.

– «Открытая школа», где вы обучаете по многим предметам – это ваше ноу-хау? Судя по прайс-листу на вашем сайте, уроки стоят от 3,5 тыс. до 11 тыс. рублей в месяц. Это что-то вроде дополнительных занятий?

– Сегодня это реализует практически каждая школа. Не секрет, что экономика школы складывается из субсидий от государства и из того, что школа сможет заработать сама. Каждая школа имеет свои сильные стороны. У кого-то есть бассейн, у кого-то работают хорошие учителя искусства, музыки. Мы открыли курсы практически по всем предметам. 

Но мы ни в коем случае не готовим к ЕГЭ своих учеников за дополнительную плату. Наши дети посещают «Открытую школу», но по тем узким сегментам, которые в школьную программу никак войти не могут. Если же ребенок пропустил уроки, то он может прийти на консультации и восполнить эти пробелы. Практика платных занятий для тех, кто пропустил или не успевает – это невозможно для наших учеников.

– Так кто главный в школе – учитель, ученик или директор?

– Если учитель не занимает крайние позиции, о которых я уже сказал, а встает на позицию эксперта или консультанта, тогда он находится всегда рядом с учеником. Они вместе ставят задачи и рефлексируют. С одной стороны, учитель не подавляет, а с другой – не занимает пассивную позицию. И вот тогда в этом зазоре возникает сотрудничество, сотворчество с учеником.

– Но у каждого ученика может быть свой запрос, учитель обязан реагировать на всех?

– По-другому и быть не может. Возможно ли подстроиться под каждого? Важно понимать, что главное в процессе образования – не только предметный результат, оценка на экзамене, а личностный результат. Посмотрите, что происходит. Сегодняшние дети, которые учатся в школе, придут на те рабочие места, которые еще не созданы, на те специальности, которых еще нет в природе. Тогда позиция тренера и босса: «Я знаю, что тебе нужно» – неверна. Откуда я знаю, что ему нужно? Но ему совершенно точно нужны будут навыки, которые необходимы везде и всегда.

– Откуда же взяться смелости и умению работать в команде, если наша школа этому не учит и не проверяет эти навыки?

– У каждой школы есть свобода выбора – чему обучать, как, кого нам хотелось бы получить на выходе. Что мешает школе внутри образовательной программы (я скажу даже больше, закон заставляет это делать) формировать эти качества?

Вы говорите, что школа не измеряет личностные качества выпускника. Но вот уже несколько лет проводится метапредметная диагностика, которая позволяет оценить эти умения на стыке разных предметов.

Москва и некоторые другие регионы пошли по пути предпрофессионального экзамена. То есть ученики получают возможность не только продемонстрировать свои знания, но и практические навыки, которые они получили за время учебы. Например, наш медицинский лицей участвует в предпрофессиональных испытаниях. Есть теоретическая часть этого экзамена, а есть кейсовая. Получив задание, нужно оказать первую помощь пациенту – правильно измерить давление, наложить шину, продемонстрировать свои медсестринские навыки.

«У него такое будущее, а пошел работать барменом»

– Например, выпускник поступил в вуз, о котором мечтал в школе – но вдруг интерес к этой профессии, к учебе пропал. Почему так бывает?

– Бывает, что школьная среда может не совпадать с академической средой вуза. Ребята привыкли к яркой, эмоционально богатой жизни в школе, а теперь они поставлены в довольно жесткие условия учебного конвейера. Но после нашей школы эти риски хотя и существуют, но все же они минимальны. Ребенок у нас привыкает к довольно жесткому академическому подходу, частым независимым экзаменам. Вообще, культура независимой диагностики – очень важная составляющая сильной школы, и нашим выпускникам учиться дальше достаточно комфортно. 

Другое дело, если выпускник вдруг понял, что избранная профессия по каким-то причинам не совпадает с его теперь уже новыми представлениями. Здесь и возникает конфликт. Осмысление и переориентация на что-то другое происходит довольно часто. Почему у нас были организованы медицинские классы, инженерные классы? Как раз с таким дальним прицелом: попробуй, твое это или нет. Хуже, когда в профессии врача он разочаруется через 2 или 3 года, а то и после института. 

– А если вдруг разочаруется, что делать?

– Все бывает. Был физиком, и вдруг меня развернуло на продюсирование. Почему бы и нет? Нужно учиться, где бы ты ни находился, нужно и можно рефлексировать постоянно.

Процесс обучения – не teaching, а learning, когда мы учимся чему-то самостоятельно.

И навыки, полученные в ходе учебы, пригодятся в дальнейшем.

– А были случаи, когда яркий и сильный ученик вдруг потерялся, вы встречаете его через пару лет, а взгляд потух, ничего не хочет?

– Были случаи, когда наши учительские ожидания от возможностей ученика не совпадали в дальнейшем с тем жизненным выбором, который он для себя сделал. «У тебя такие перспективы, тебя ждет такое будущее! А ты пошел работать барменом». Но это проблема ожиданий самих взрослых, а не выпускника. Он сам может чувствовать себя совершенно счастливым в своем выборе. Да и не факт, что этот выбор будет сделан на всю жизнь. 

Также в прошлом году у нас возникла идея открыть курс немного странной дисциплины. Мы приглашаем выпускников рассказывать детям о том, что дальше в жизни им не будет страшно. Например, одна из наших выпускниц – журналист Ксения Кнорре Дмитриева. Она тут нередкий гость. Приходит рассказывать детям о том, к чему нужно быть готовым за пределами школы.

Также мы привлекаем выпускников к участию в жизни школы. Например, кто-то из них, имея техническую базу, может нам оказать IT-помощь, создать закрытую социальную сеть для лицеистов. 

Выпускники выступают консультантами для школьников, проводниками в мир профессий. Пока это работает разово, но мы хотели бы расширить такую практику. Индивидуальные проекты в старшей школе у нас обязательные. Когда их сопровождает не только учитель, но и эксперт, качество работы резко повышается.

– Вы наблюдали несколько поколений детей, в чем отличия сегодняшних подростков?

– Сейчас дети отличаются другой скоростью мышления, они лучше понимают, чего хотят. Причем возраст, когда это осознание происходит, на мой взгляд, у многих снижается. Меняется мир, меняется скорость, это отражается и на развитии детей. Они интересны, они безумно активны. Во всем же остальном, что касается интереса к жизни, дети во все времена похожи.

Как стать помощником ученика

– Сейчас очень сложно поспевать за развитием детей. В интернете они изучили все гораздо лучше взрослых. Учитель тоже, думаю, готов искать новую информацию в интернете, но его так поглотили отчеты и подготовка к урокам…

– Учитель всегда должен расти вместе со своим учеником. Изменение подачи информации, переориентация на социальные медиа касается и нас. Реагировать, и не просто быть активным пользователем социальных сетей, но и продолжать в соцсетях нашу педагогическую работу. Учителя общаются с учениками в чатах, мы публикуем информацию и задания в соцсетях.

– Складывается ощущение, что учителю сейчас стали меньше доверять, вы с этим согласны?

– Раньше учебник был единственным носителем знаний. Учитель был авторитетным трактователем этого учебника, он обладал фактически монополией на знания. Это определяло и позицию учителя с вытекающими отсюда последствиями – как носителя знаний, такого гуру. Сегодня мы живем в другом мире. За то время, которое учитель тратит на уроке, пересказывая учебник (в плохом варианте), ученик сам может посмотреть учебник или собрать в интернете информацию по теме. Учитель может стать в этих условиях навигатором, помощником ученика. 

В том огромном количестве информации, которая сейчас есть, выбрать нужную, определить, пригодится ли она в дальнейшем – это, на мой взгляд, очень рискованный путь. Но такие навыки, как поиск информации, отсеивание, анализ – все это пригодится ему в жизни. Научить работать с разрастающимся информационным потоком, использовать те знания, которые у тебя есть, выйти за границы собственных знаний и вот в этом зазоре создать свой собственный интеллектуальный продукт. 

Пусть для школьника это небольшой проект, который он создает.

Помочь выйти за эти границы – это, на мой взгляд, ключевой пункт наших запросов к учителю.

Умение критически мыслить, принимать решения, умение работать в команде, взаимодействовать – это те важные навыки, которые формируют у детей в лицее. 

– Оценки у вас в школе учителя выставляют по 5-балльной шкале?

– Да, но мы понимаем, что она уже устарела. Поэтому сейчас по каждому предмету надо набрать определенное количество баллов в течение года. У физиков уже 100-балльная система. Есть различные критерии оценивания, и каждый учитель решает сам, как ему удобнее ставить оценку. 

Свобода и учителя из регионов

– Что вам больше по душе – преподавание или административная работа?

– Сложно сказать, учительская составляющая все равно в работе директора есть. Быть директором и не быть педагогом, наверное, очень сложно. Кстати, не все учителя у нас, например, имеют педагогическое образование. Это не является препятствием для того, чтобы быть учителем. Если у человека высокий профессиональный уровень в его предметной области, он может пройти краткосрочные курсы, получить дополнительное образование. 

– Из чего сегодня складывается зарплата учителя?

– Оплата труда учителя состоит из базовой и стимулирующей частей. Базовая предполагает оплату часов, доплату за классное руководство, а стимулирующая – это твоя собственная результативность.

Сегодня любая школа имеет уникальную возможность сформировать ту образовательную программу, которая максимально отвечает запросам тех, кто к нам приходит. Мы можем сделать любой спецкурс, факультатив. Свобода, которую получила школа, позволяет нам повысить уровень оплаты, чтобы учитель не чувствовал разницы, ведет он учебный час или факультатив. Столичные школы получили и большие ресурсы, потому что подушевое финансирование в Москве гораздо выше, чем в других регионах. 

За каждым учеником в Москве приходит 140 тысяч рублей в год подушевого финансирования. Старшая ступень – это уже 160 тысяч. Эта часть финансирования приходит как субсидия на выполнение государственного задания по оказанию образовательных услуг, и школа сама внутри решает, куда их пустить. 

Каждая школа сама определяет фонд оплаты труда учителя, стоимость одного часа. 

Учителя, на мой взгляд, должны очень четко понимать, как формируется система оплаты труда. На управляющем совете, который проходит в феврале или в марте, мы говорим, сколько пришло средств по субсидии на выполнение госзадания, сколько мы заработали через «Открытую школу», сколько стоит час оплаты учителя. Все средства остаются в школе. Если есть «излишки», то школа опять-таки сама решает, куда их отправить. Все ремонты, которые мы проводим – исключительно наша инициатива. 

– По своему опыту работы учителем в Брянской области ощущаете, что учителям в регионах гораздо сложнее, чем московским? 

– Когда я сам был учителем в регионе, этого не чувствовалось. На фоне сравнения, наверное, возникает ощущение недооцененности. Конечно, сложно отвечать на вопросы учителей из регионов, почему в Москве ситуация иная. С другой стороны, и задачи, стоящие перед столичным образованием, очень амбициозные. Надо постоянно соответствовать, подтверждать свою предметную квалификацию учителя. Учителем быть всегда сложно. 

Ремонт в школе

– Я слышала, что некоторые иногородние учителя в Москве испытывают комплекс по отношению к своим ученикам, детям высокопоставленных родителей с большими материальными возможностями. Вы не сталкивались с такими случаями?

– У нас таких проблем не возникает. Я не знаю, как отнестись к такой ситуации. Наверное, она внутри у человека – это мое отношение к тому, как ко мне относятся. Но не более того. Это скорее внутренняя история. У нас есть очень яркие учителя из регионов. Мы обращаем внимание на конкурс «Учитель года», потому что он выявляет сильных учителей. У нас традиционно проходит один из этапов конкурса, который называется «Разговор с учениками». Наши дети говорливые, умные, могут поставить кого угодно в тупик. Они задают непростые для учителя вопросы. 

Название «лицей» отменили, но главное – это атмосфера

Пока в школе никого. Только уборщицы и рабочие добросовестно надраивают полы и красят стены. Выглядит оригинально: по светлому фону в коридоре идут разноцветные огромные ромбы, как рамы окаймляющие двери кабинетов.

– Мы затеяли дизайнерскую покраску стен, переоборудуем столовую – теперь там можно будет отдохнуть на диванчиках, подзарядить телефон, сделать уроки. Учителя по искусству, которые сами заканчивали наш лицей, придумали интересный дизайн. Потом развесим картины. Будут еще магнитные доски, на которых ребята и учителя смогут обмениваться информацией. 

Репродукции, которые вы видите на стенах, создатель лицея Михаил Геннадьевич Мокринский покупал в различных поездках и просил делать то же самое учителей и родителей. Со временем собралась внушительная коллекция, которую решили развесить в коридорах лицея. На одном этаже ты как будто попадаешь в Лувр или Прадо. А на другом – словно идешь по Пушкинскому музею и тебя окружают вещи импрессионистов, собранные Сергеем Щукиным. 

Название «лицей» сейчас официально отменили, но самое главное, что было и остается – это среда, атмосфера. Ребята чувствуют себя лицеистами, и самое важное, что дети с разными потребностями могут выбрать себе дело по душе. Личность ребенка формируют не взрослые, не учитель, не родители, а именно среда. Все выпускники в один голос отмечают атмосферу лицея.

Среда может быть скучная и догматическая, а может быть интенсивная и яркая. От того, насколько среда эмоционально богата, зависит, насколько выстраиваются равные, партнерские отношения между учителем и учеником.

На «поэтической» лестнице

– А вот наша главная лестница, мы называем ее «поэтической». Перед последней пятницей каждого месяца совершенно стихийно на доске объявлений появляется тема будущей «лестницы», и – понеслось. Стихи, свои и чужие, читают школьники и учителя. Зачем? Да ведь это самое главное: поэзия, красота, романтика, любовь – это именно то, для чего мы живем!

Возможно, немного странно это слышать от директора школы, в которой 90 процентов выпускников сдают три экзамена ЕГЭ с результатом 270+, а олимпиадники занимают первые места на всероссийских и городских соревнованиях. Но выпускники вспоминают не бесконечную гонку подготовки к экзаменам, а первый день в школе, чтение стихов на «поэтической лестнице», «Ночи в лицее», благотворительные ярмарки, поездки в Пушгоры, в Питер и в Армению. А еще – посиделки в соседнем кафе или то, как учительница литературы напоила на перемене кофе, а математик опоздал на урок и, весело прищурившись, извинялся: «Простите, ребята, проспал немного, сейчас все наверстаем». 

Именно эти мгновения школьной жизни держат нас потом на плаву и не дают опускать руки. Они и есть счастье!

Беседовала Маргарита Кобеляцкая

Фото Сергея Щедрина