У меня есть друг-мусульманин, мой одноклассник, с которым мы не так часто видимся из-за загруженного графика. Родился он в Узбекистане и переехал в Москву, еще когда был младенцем. Несколько лет назад мы с ним наконец-то встретились, сели на скамейку на какой-то детской площадке и стали друг с другом делиться событиями, которые произошли в нашей жизни с последнего нашего общения. И в какой-то момент он начинает мне рассказывать:
— Сегодня я опять на «Садоводе» работал. Пришел утром в павильон, вижу, начальник мой плачет. Спрашиваю у него, что случилось. Оказалось, что брат умер на родине, а поехать сейчас не может. Да и потеря для него ужаснейшая…
— Да уж, тяжело ему, — ответил я.
— Мне его так жалко стало, — продолжал мой друг. — Поэтому я сел вместе с ним и тоже начал плакать. А потом…
— Что начал делать? — перебил я, подумав, что ослышался.
— Начал вместе с ним плакать, — спокойно, без какого-то хвастовства ответил мой собеседник, — ему же тяжело было. Как можно было его оставить в таком состоянии? А так мы с ним разделили горе…
В тот момент я вспомнил слова святого апостола Павла: «Радуйтесь с радующимися и плачьте с плачущими» (Рим.12:15). Зная своего друга много лет, я понимал, что он считает для себя нормальным сесть и поплакать с тем, кому плохо — он даже внимания на этом не заострил.
И тут я задумался о том, могу ли я взять и разделить горе другого человека? Способен ли я так же, как и мой друг-мусульманин, плакать от сердца, а не наигранно, с тем, кто нуждается просто в том, чтобы с ним побыли рядом? Ведь часто мы начинаем скорбящим говорить какие-то речи с соболезнованиями или, чего еще хуже, учить чему-то, хотя им явно не до этого. Увы, но порой надо просто сесть и найти в себе мужество ничего не говорить, но просто быть рядом.
Этот эпизод так запал мне в сердце, что я решил поделиться историей с моим другом — однокурсником по духовной семинарии. И когда я ему поведал о своей встрече с мусульманином и сказал, что лично мне он показал настоящий пример христианского сострадания, то услышал сначала возражение:
— Нет, ну, какой же тут пример? Конечно, он сделал хорошо. Но он мусульманин, да еще для него, как я понял, это нормально. Где тут добродетель?
— Как же где? — возражал я своему однокурснику. — Вот скажи честно: мы с тобой способны сесть и поплакать с плачущим искренне и потом, даже если вдруг и поделимся с кем-то подобным поступком, не гордиться этим? Для него это нормально, а для нас — это из ряда вон выходящее! Хотя должно быть именно для нас, христиан, нормальным.
— Ну, да, ты прав, — ответил товарищ по духовной школе и задумался.
В другой раз все тот же мой друг-мусульманин в личном разговоре со мной признался мне в следующем своем чувстве:
— Знаешь, я плохой мусульманин, из-за этого мне стыдно, я скорблю.
— Почему же, — поспешил я утешить своего друга, — ты же и молишься, и пост соблюдаешь. Ты даже Коран пытаешься на арабском читать!
— Да, верно, — ответил мне собеседник, — но сколько же я нагрешил? Нам запрещено пить, а ты знаешь — алкоголь я пробовал. Нельзя курить — и здесь я не удержался. По идее, нельзя и музыку современную слушать, она отвлекает от главного. И ты знаешь, сколько еще всего плохого я сделал. Единственное, на что я надеюсь — что Аллах меня простит, так я бы все исправил, если бы мне дана была такая возможность.
Не буду скрывать своих мыслей — в тот момент смотрел на него и понимал, что он само покаяние чувствует сердцем больше, чем я сам, хотя и на исповедь хожу, и на эти темы прослушал не одну проповедь. Он говорил эти слова с такой серьезностью, что сомнений в его искренности нет.
Да и знаю я его не один год — это человек честный, для которого тема веры важна и свята. Но дело тут в другом — здесь лично мне он снова дал пример истинного покаяния: осознание своего падения, понимание того, чего заслуживаешь по делам, но при этом присутствие упования на милость Божию.
Мы, христиане, достаточно часто вступаем в диспуты с иноверцами, но порой не способны увидеть в них самое главное — людей, у которых тоже можно чему-то научиться. И хочется каждому пожелать извлекать пользу для своей души ради совершенствования не только друг у друга и из духовных книг, но и у тех людей, которые с нами не одной веры.