Феминистки группы «ФЕМЕН» в Киеве спилили Поклонный Крест. Журналисты, присутствующие при этом акте, производили съемки.
Каждому судьба преподает свой урок.
Несколько лет назад я начала исследовать историю своей семьи. Нить, тонкая, прерывистая, но крепкая, привела меня в Крым. Там, в Керчи, в ноябре 1920 года был убит мой прадед, полковник Григорий Магдебург. Потомственный военный, участник Брусиловского прорыва, начальник Корниловского училища. Погрузив своих юнкеров на корабль Русской эскадры, уходящей в Галипполи, он остался в Керчи. Вместе с другими офицерами, которых находилось в Крыму десятки тысяч, полковник Магдебург явился на регистрацию, объявленную бандой Бела Куна, был, как и все, арестован, расстрелян и брошен в ров.
На Украине открыты все архивы. Киевские историки и юристы обнаружили и исследуют, одновременно предавая гласности, протоколы допросов тысяч и тысяч убитых в Крыму людей. Нашли среди них и документы моего прадеда.
Я приехала в Керчь.
Надо сказать, что во всех городах Крыма, где проходила эта страшная бойня, к тому времени стояли памятники жертвам Красного террора в виде Поклонных Крестов: в Ялте, Симферополе, Феодосии и других.
Не было только в Керчи.
Местные историки помогли мне найти этот ров. После того. как мы узнали точное место заключения именно этой партии арестованных, уже легко можно было вычислить искомое место среди множества братских могил в Керчи.
Там, на дороге между тюрьмой и местом расстрела, за церковной оградой, мы поставили Поклонный Крест.
«На гладкой габбовой поверхности нет имен — только терновый венец и страшный вопрос: Каин, что ты сделал с братом своим Авелем?»
Это цитата из моей книги «На реках вавилонских», которую я написала после Крыма.
Для чего я так долго и подробно об этом рассказываю?
У меня богатое профессионально тренированное воображение.
Я представила себе, как три полуголых девицы ломают этот Крест.
Написала и даже зажмурила глаза: кошмар. Ослабли локти и застучало в висках.
Что бы я делала, находись я рядом? Фотографировала?
Конечно, нет. У меня бы помутилось в глазах от гнева, я бы кинулась оттаскивать их, я бы закрыла Крест собой, я бы отталкивала их и подставляла руки под их пилу! Господи., вот воображение: пишу и плачу!
Я бы перестала быть журналистом.
Это выбор, который каждый профессионал должен сделать сам. Остановить конкретное безобразие или остановить явление преданием этого безобразия гласности.
Профессиональный долг тяжек, как и любой другой.
Врач оказывает помощь преступнику, священник соборует негодяя, журналист фиксирует преступление.
Свобода слова- это вовсе не возможность выпускника журфака самовыражаться перед камерой. Свобода слова — это право граждан знать, что происходит в стране. Сегодня гласность- это практически единственный инструмент, который доступен населению для защиты своих прав. Информационная среда в этом смысле- последний барьер, который стоит между захлестывающей волной коррупции и народом. Большая роскошь для нас будет, если журналисты перестанут выполнять свой профессиональный долг и сменят камеру и ноутбук на плакат и эмоции. Стисни зубы и снимай, пока рука держит. Ты- свидетель, именно ты обязан донести снимки до редакции и именно тебя больше всего и ненавидит и боится преступник. Даже если он хвалится своей мерзостью.
Все так.
Но почему, почему они их не остановили!?