Игумен Николай отовсюду убегал. Захотят его в архимандриты возвести, а он – за штат. Просится уехать в чужую епархию. В детстве он был двоечником и постоянно убегал с уроков, чтобы любоваться красотой Родины с высокого берега большой реки. Учительница ругала его перед всем классом:
– Ну, посмотри на себя, как ты учишься? Кто из тебя выйдет.
А мальчик отвечал:
– Священник.
Все смеялись. Но так и вышло. Поначалу он прибегал домой взъерошенный, бросал портфель, мать его спрашивала:
– Уроки сделал?
Он весело отвечал:
– Конечно, сделал!
И бежал гонять в футбол на улице. А потом он стал юношей и всегда помнил, что он – двоечник, и мечтает стать священником. Он отслужил в армии, стал монахом, а потом игуменом. Всегда был прост в общении, не скрывал своей необразованности, говорил мало. Но если говорил, то по-деревенски сметливо.
Еще иеромонахом его отправили восстанавливать только что переданный Церкви монастырь. Здесь под спудом покоились мощи великого святого. Их искали археологи и историки уже двадцать лет. Появился батюшка, стал молиться в разрушенном храме.
Молился он странно, картаво и гугниво, долго тянул носовые гласные, но служил бодро и по-пасхальному весело. Глаза его всегда сияли радостью мальчишки, который бросил всю сатанинскую ложь этого мира, как ненужный портфель в угол, и побежал радоваться жизни и веселиться, «яко мзда наша многа на небесех».
И вот монастырь стал восстанавливаться, а мощи были обретены. Отец Николай, как только завидел, что основные работы по восстановлению близятся к концу, затосковал и попросился на другой приход. Там его ждала новая руинка. Он не унывал, взялся за восстановление храма, подлатал крошечный поповский домик.
Увлекся траволечением так, что устроил в сарае при доме дендрарий, где выращивал редкие травы и даже женьшень. Очень он прославился своим квасом, которым угощал всех гостей. Готовил его из проросшего пшена, которое пережаривал в русской печи. Квас был царский.
И эта новая руинка стала восстанавливаться. Храм, когда-то славившийся чудотворной иконой, вновь обрел ее, во множестве стал стекаться к тем местам православный люд за духовным утешением. И батюшка снова сбежал. Теперь его вместе с другим монахом поставили восстанавливать большой монастырь в большом городе. Батюшка все приговаривал, что пока храм строится, Господь помогает, а как только все строительство будет закончено, тут-то и начинаются искушения: люди уже смотрят не на общее дело, а друг на друга, начинают ссориться и ругаться.
К этому времени пришел указ о возведении батюшки в сан архимандрита, а ему ужасно не хотелось обижать своего собрата-игумена, который весьма подвизался в окормлении паствы. И поэтому батюшка, чтобы не возвышаться над собратом, тут же написал письмо владыке с прошением о почислении себя за штат.
Через месяц его духовные чада обнаружили батюшку в соседней епархии в глухом селе, где он поднимал очередной монастырь. А через полтора года, когда засияли кресты на новых куполах, батюшка уже был в другом месте – на островном скиту. Туда по реке, говорят, приплыла большая икона Николы Угодника, и раз в году, когда брод мелеет, паломники совершают туда крестный ход.
У батюшки прибавилось седины в бороде, но глаза его до сих пор горят, и когда при нем начинают вести высокоумные беседы, он смеется и говорит: «Я в этом ничего не понимаю, я в школе двоечником был».