Учиться черпать «Жизнь во Христе» из Таинства Евхаристии

Материал любезно предоставлен для публикации порталом «Православие в Болгарии«

Немецкий лютеранский профессор Кристиян Фельми не так давно опубликовал книгу «Введение в современное православное богословие». Когда редакция портала «Православие в Болгарии» попросила его дать интервью сайту, оказалось, что профессор принял православие.

-Уважаемый профессор Фельми, для наших читателей интересно узнать больше о вашей встрече с Православием.

   Уже с ранних лет у меня возник интерес к православию. Почему? – только Бог знает. Может быть это связано с тем, что мой отец — пастор Лютеранской церкви — являлся членом братства, которое трудилось над обновлением и оживлением богослужебной жизни в лютеранстве того времени. Я вспоминаю, что в возрасте 12 лет я спросил отца о том, что такое Православие. Значит какой-то интерес существовал. Когда я уже был студентом богословия в Гейдельбергском университете, интерес к Православию укрепился. На пути в университет находилась старокатолическая церковь, в которой каждое воскресенье совершалась православная литургия.

Однажды, проходя мимо, я прочитал, что как раз в это время там совершалась Божеcтвенная литургия. С тех пор я очень часто ходил туда, чтобы познакомиться с православной литургией и помолиться.

Второй импульс я получил во время подготовк семинарского сочинения. Собирая литературу в библиотеке Экуменического Института Гейдельбергского университета, я случайно открыл книгу Игоря Смолича «Жизнь и учение старцев», которую проглотил с восторгом. Я до сих пор благодарен, что моя первая встреча с православием происходила посредством Божественной литургии и прекрасной книги о русских старцах, а не посредством сухих пособий по догматике или катехизисов.

   Через год я возвратился в г. Мюнстер, где мы с родителями жили после войны и где я в 1986-ом году познакомился и подружился с покойным Т.П. Коевым. В Мюнстере в то время открылся Институт изучения восточных церквей. Там я осваивал историю и богословие православных церквей, одновременно завершая докторскую диссертацию о проповеди в Русской Православной Церкви 19-го века.

   В 1956 г. в городе Реклингхаузене в 70 км от Мюнстера открылся музей икон с самым богатым собранием в Западной Европе. Туда я очень часто ездил и до сих пор поддерживаю с ним тесные контакты. Иконы играют большую роль в моих научных исследованиях и являются, по-моему, важным источником православного богословия.

Существует мнение, что православное богословие находится еще в „вавилонском пленении”, под влиянием западного (католического и протестантского)богословия. Были ли какие-нибудь положительные влияния на православное богословие со стороны Запада?

   Да были. Как известно, протоиерей Георгий Флоровский очень резко отзывался о развитии православного, в частности русского богословия, после падения Константинополя и, в этом контексте, говорил о псевдоморфозе православного богословия. Тем не менее, он судил, что борьба за богословие в России, наконец закончена, то есть, возникло самостоятельное Русское православное богословие.

   В последние годы я начал изучать труды русского богослова протоиерея Павла Светлова и удивился его эрудиции, его познанию святоотеческого, а также и современного ему западного богословия. Он всегда открыто называл источники из которых черпал знания. Это положительно отличает его от представителей схоластического школьного богословия 18-го и начала 19-го вв. Открытое критическое рассмотрение Западного богословия никогда не вредило Православию при условии, что православные богословы не забывали бы свои корни в литургическом и аскетическом опыте Церкви. В этом отношении влияние французской Nouvelle Théologie на Парижскую школу православного богословия оказалось особенно положительным. То же самое можно сказать о богоcловском мышлении митрополита Пергамского Иоанна (Зизиуласа), который во всех своих трудах доказал, что он в состоянии «все испытывать и хорошего держаться» (ср. 2 Фесс 5, 21) – также в отношении к Западу.

Как вы оцениваете отношение протестантского богословия к православному. Как исторический интеллектуальный резерват или как источник вдохновения?

   Уже хорошо, что люди считаются с мышлением других. Но этого конечно недостаточно для полного взаимопонимания. Настоящего взаимопонимания можно достичь только тогда, когда человек начинает познавать самого себя.  Я не знаю ни одного протестантского богослова, который бы серьезно занимался жизнью и учением православных церквей, и образ мышления которого не изменился бы с изучением православия.

Что-то изменилось с того времени, как вышла ваша книга? Что можно добавить к вашему отношению к современному православному богословию?

   Убежденность, что православное богословие является богословием церковного опыта, которое я получил в результате его изучения и выразил в своей книге, не изменилась. Конечно, после окончания работы над  книгой я продолжал работать в области православного богословия и, в частности, более подробно начал заниматься сотериологией с учением о кенозисе. Важнее то, что моя внутренная связь с предметом моих исследований укрепилась, и я недавно сам принял Православие. Но это мое личное решение и как бы естественный результат изучения православия, которым я занимаюсь всю жизнь.

Что Вы можете сказать людям, которые после  перемен снова ищут православную веру и живой религиозный опыт?

   В России начала 20-го века случалось, что люди, отступившие от веры, после известного срока возвращались в лоно Церкви. Но это возвращение в Церковь, по словам о. Георгия Флоровского, слишком часто смешивалось с хождением в народ. Вера угольщика, старой нянюшки или неграмотной богомолки воспринимается как самый надежный образец или мерило. Я в своей книге писал, что новейшее православное богословие направлено против одностороннего интеллектуализма, но не против обращения к интеллекту как таковому. Какую высокую интеллектуальную культуру можно узнавать у св. отцов 4-го века! Дело не в том, чтобы исключать ум, но заключать его в сердце, то есть нельзя отделять ума от церковного опыта. Только таким образом можно преодолеть холодный интеллектуализм, не отказываясь от разума.

   Кроме того нужно учиться черпать «жизнь во Христе» из таинства евхаристии. Часто мы забываем о том,  чему учил св. Иоанн Златоуст:

   «Но есть случаи, в которых священник отличается от подначального, например, когда должно приобщаться Святых Тайн. Мы все одинаково удостаиваемся их. Ныне не так, ибо всем предлагается одно Тело и одна чаша… и мы все равно друг друга лобызаем…».

   При самом также совершении страшных тайн священник молится за народ, а народ молится за священника, потому что слова «со духом Твоим» означают не что иное, а именно это. Получив сперва ответ от народа, и потом согласие, что достойно и праведно совершаемое, начинает священник благодарение. И что удивительно, если вместе со священником взывает и народ, когда он возносит эти священные песни совокупно с самими Херувимами и Горними Силами».