Корреспондент портала «Правмир» побеседовал с представителями научного сообщества России о реформе Академии наук
Александр Николаевич Крайко, доктор физико-математических наук, профессор, начальник отдела Центрального института авиационного моторостроения, председатель общественного совета института:
Авиационную науку тоже хотят ликвидировать
Александр Николаевич Крайко
— Нас, конечно, волнует то, что происходит с Академией наук, поскольку с нами уже четыре года происходит нечто подобное. Авиационную науку тоже хотят ликвидировать, мы как-то боремся. Именно для этого мы создали Общественный совет института в рамках профкома, потому что сейчас единственный орган, который может куда-то обращаться — официально, с печатью, — это профсоюзы. Но нас, по-видимому, всё равно победят.
Я считаю, что вчерашний день был очень результативен. Во-первых, были приняты жёсткие резолюции — это хорошо. Второй момент — статус этой конференции был объявлен как постоянно действующий. То есть, если что-то произойдёт, вмиг будет объявлено о созыве новой конференции — и власть будет это чувствовать. Чувствовать, что учёные, в общем, не сдаются — это тоже хорошо. А что из этого выйдет — я не знаю.
При этом все опрошенные нами участники конференции дали отрицательную оценку проекту реформы, предложенному правительством. Все они согласны, что в Академии имеются проблемы, однако мнения в их оценке разделились. Разными были и прогнозы относительно исхода начатой правительством реформы:
Сергей Михайлович Стишов, академик, директор Института физики высоких давлений им. Л. Ф. Верещагина РАН, г. Троицк:
Реформа РАН — убийственный проект
Сергей Михайлович Стишов
— Это убийственный проект. По этому поводу уже много написано, я полностью согласен, что его реализация убьёт российскую науку, ничего от нас не останется. Мы и так еле живём, практически выживаем. У нас кадровый голод, у нас нет молодых людей. И не случайно на конференции выступает молодёжь. Нам правительство говорит, что мы, старики, сидим, зажимаем молодёжь. Но это не так — молодёжь сама видит, что перспектив у неё нет, раньше хоть что-то было, а сейчас уже совсем не будет. И это будет конец науки — вот таково моё отношение.
Нужно отозвать существующий законопроект, сесть и подумать. В РАН на самом деле есть, что реформировать — есть проблемы, узкие места, и так далее. То, что мы можем сделать реально, — усовершенствовать управление. Но что мы уже не поправим — это возрастной состав.
Научные работники записывались на эту конференцию по регистрации, потом было несколько раз построено распределение научных работников по возрасту. Так вот, оказалось, и об этом легко догадаться, что у нас дырка там, где сорокалетние. Максимум на шестидесятилетних, а где сорокалетние? Их уже нет в науке — и вот это мы никак не заклеим. То есть, в науке нет тех, кого нужно делать заведующими лабораториями, тех, кто в будущем будет директорами, тех, кого надо выбирать в Академию! Самый продуктивный возраст — где они? Они за границей, они в банках, они где-то ещё, я не знаю. Может быть, в бандитах… И с этим мы ничего не сделаем. Единственное, что мы можем сделать, — терпеливо ждать улучшения ситуации, улучшения финансирования и того, пока подрастут новые люди.
Знаете, мне уже 75. Возможно, мне бы надо было бы уже сидеть где-то на завалинке, в валенках, но такой возможности нет. Я многие вещи люблю делать, но я с удовольствием что-то поручил бы кому-то помоложе. Но их нет, поэтому приходится и мне пахать, как молодому, и многим так. Вот такие проблемы.
Что касается данной конференции, то сегодняшнее заседание посвящено обсуждению программы реформирования, если мы останемся живы. Но уверенности в том, что это будет так, нет никакой. Я пытался, будучи членом оргкомитета конференции, убедить коллег, что, может быть, стоит делать не это, а нечто другое, но они всё-таки решили поговорить на эту тему. Ну, как говорится, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.
Андрей Игоревич Ермолаев, старший научный сотрудник Санкт-Петербургского филиала Института истории, естествознания и техники РАН:
Нужно создавать другой проект реформы
— Не хочется повторяться, потому что практически уже все слова здесь сказаны. Естественно, этот проект направлен не на развитие науки в нашей стране, не на интересы науки и не на интересы страны, он служит узко-сегодняшним целям и целям, не имеющим никакого отношения к государственным интересам. Именно поэтому он принимался настолько келейно и именно поэтому до такой степени не учитывает перспектив.
Его можно рассматривать только как тактическое, сегодняшнее решение, причём тактическое решение, нужное с точки зрения людей, которым сейчас понадобились какие-то средства, земли и т.д. Именно поэтому этот проект бесполезно трансформировать — его надо просто заворачивать и вместо него создавать другой, который, безусловно, нужен. Потому что и в Академии, и вообще с наукой в нашей стране проблем множество.
Евгений Аркадьевич Куликов, заведующий лабораторией цунами Института океанологии РАН:
Проблема — в самой Академии наук
Евгений Аркадьевич Куликов
— На мой взгляд, в нашей Академии наук очень не хватает самооценки. Нужно искать проблемы в себе, а не в других. Проблема не в Ливанове, не в Путине — проблема в самой Академии наук. Понимания этого в нашем собрании как раз не хватает. Гельфанд хорошо выступил и сказал, что мы сами, вернее, наши академики, деньги распределяют, сами их тратят, сами решают, насколько хорошо потратили. Вот осознания этого казуса у нас нет. А так, я думаю, что реформа, хоть мытьём, хоть катаньем — как-то состоится. Я в ней не вижу угрозы для простых работников Академии — это угроза скорее для Президиума.
При этом участники конференции высказали целый ряд наблюдений о роли науки в современном обществе:
Сергей Михайлович Стишов, академик, директор Института физики высоких давлений им. Л. Ф. Верещагина РАН, г. Троицк:
— Роль науки в обществе многогранна. Самая простейшая функция, которую несёт наука, — сохранение знания. Мы все говорим, что нужно делать что-то новое, а воспроизводить не так важно. Но минимум, что должна делать наука — сохранять знание. Ежели не будет научных институтов, то постепенно люди начнут забывать элементарные вещи — таблицу умножения, правила сложения и прочее. Инженеру, работающему на производстве, некуда будет пойти проконсультироваться. Будет процветать всякая хиромантия — люди будут верить в незнамо что, они и сейчас, правда, верят.
Вот недавно меня просили выступить… У нас обманывают людей следующим образом: вот, говорят, лекарства дорогостоящие необязательно покупать, мы знаем, как это делать. Кладём лекарство вот сюда, оно излучает и заряжает воду в этом стакане — излучение идёт. Потом ты выпиваешь это дело, и всё в порядке… Поэтому наука должна знание сохранять.
Второе — наука должна производить новые знания. Для чего нужны новые знания — мне трудно сказать. Мне нужны — ну, мне нравится это дело, я этим занимаюсь. Понимаете, грибы тоже интересно собирать, ну, а мне вот нравится узнавать что-то новое. Иногда это приносит пользу всему человечеству, иногда — человечество к этому безразлично. Но в итоге возникает некий прогресс. Нужно это или не нужно — я не знаю — чтоб мы все, например, ездили на машинах. В Москве, наверное, не нужно, лучше бы на лошадях… Вот, если угодно, прогресс.
То есть, для одних это служит средством удовлетворения собственного любопытства, а для общества в целом это определяет прогресс, развитие, повышение возможностей, улучшение жизни, в конце концов, хотя это немножко и спорно. Для военных прогресс — это одно, для «зелёных» — это другое, но остановить это нельзя. Ну, то есть, можно, но что будет — «тёмные века»? — это мы уже проходили.
Евгений Аркадьевич Куликов, заведующий лабораторией цунами Института океанологии РАН:
— К сожалению, фундаментальная наука сегодня встала на уровень, в лучшем случае, образовательной. То есть: «Ах, как любопытно, замечательно, цунами на берег выкатывается; здесь оно может быть, здесь — не может быть». То есть, это как-то больше научно-популярная цель: общество нуждается в науке с точки зрения интересного фильма про Эль-Ниньо, про цунами, про что-то ещё. Раньше запрос был иной — он формировался министерством обороны, ЦК КПСС. Он говорили: «Дайте нам атомную бомбу». А сейчас создаётся впечатление, что нам журналисты запрос формируют…
Есть прикладная наука, которая связана с технологиями, — у нас её нет вообще. И поэтому в дискуссиях на этой конференции не всё понятно: с одной стороны, фундаментальная наука не должна заниматься технологиями, а наука прикладная у нас умерла. И я не знаю, как Академия наук может эту проблему решить, потому что это проблема производителей — того же Газпрома, какого-нибудь Лукойла, которым нужны новые технологии. Они должны организовывать институты, привлекать учёных — так, как это происходит на Западе.
Во всём мире, если Вы посмотрите по деньгам, которые тратятся, бóльшая часть науки — это прикладная наука. Посмотрите на Microsoft или на General Motors — сколько они тратят на научные изыскания? Вот я не знаю, сколько у нас «ВАЗ» тратит на научные исследования. По-моему, ноль.
То есть, мне кажется, если рассуждать с точки зрения общества, — оно должно быть в первую очередь, заинтересовано в науке прикладной. А вот образование должно быть связано с фундаментальной наукой, о чём, кстати, говорится и в проекте реформы. Так что, я, в общем, оптимист.