Ирина Лукьянова
На днях общероссийский профсоюз образования подготовил проект поправок в Уголовный кодекс и Кодекс об административных правонарушениях, которые вводят уголовную ответственность за насилие в отношении учителя и штраф за оскорбление педагогического работника.
Желающие могут ознакомиться с текстом документа тут.
В пояснительной записке профсоюз замечает, что эта мера должна поднять престиж учительской профессии.
Это уже не первый случай, когда сложную проблему школьного насилия, в том числе в отношении учителей, пытаются решить такой простой мерой, как наказание виновных.
При этом, кстати, о такой же мере защиты давно просят медики, особенно работающие на скорой помощи и в приемном покое: для них насилие тоже давно стало повседневной опасностью.
Лечится ли эта проблема ужесточением ответственности?
Я убеждена, что нет.
Прежде всего, все наше общество сверху донизу проникнуто насилием. При этом люди в целом не доверяют правоохранительным органам и в целом институциям, связанным со властью, поэтому предпочитают месть и самосуд. В тех случаях, где обиженным оказывается ребенок, многие родители считают своим священным долгом «порвать за свою кровиночку». И рвут.
Ни детей, ни взрослых никто не учит конструктивно общаться друг с другом: уступать, договариваться, мириться, идти на компромиссы. Этот навык не востребован даже в мире бизнеса: там все больше спрос на «навыки ведения жестких переговоров».
Взрослые со времен падения Советского Союза все пытаются понять, как же вырастить детей приличными людьми, если нет коммунистической морали, и пытаются нащупать какую-то другую основу для воспитания. Но идею гуманистического воспитания отвергли еще в девяностых, предложив взамен православное воспитание, а после того – патриотическое. Но и православное воспитание свелось к изучению внешней формальной стороны Православия, и патриотическое – к военной подготовке и бесконечным классным часам о Великой Отечественной, как это было и в нашем детстве. А быть людьми – просто людьми, которые умеют разговаривать с другими людьми, а не бить их чем попало, чтобы доказать свою правоту, у нас в школе детей не учат. Учат быть патриотами, учат быть православными (не христианами, заметим, а именно православными) – а людьми быть не учат.
Кажется, так это же родители должны дома учить? Отлично. Научите ребенка плавать дома и приводите, а мы ему здесь бассейн нальем. Научите его дома общаться с другими детьми, а потом мы его пустим в детский коллектив. Никто не видит противоречия?
Школа совершенно провалила идею воспитательной работы – вместо нее она предпочитает заниматься идеологическим индоктринированием, а родители предпочитают, чтобы она этого не делала: не надо моего ребенка воспитывать, я его сам воспитаю. В результате дети искренне верят, что кто сильный, тот и прав. Кто громче крикнет – тот и прав. Есть еще специальная мораль про то, что надо помогать слабым и переводить старушек через улицы, но это такая мораль для классных часов и сочинений на ЕГЭ, она к жизни мало относится.
Школа во всем этом хаосе тоже занимает слегка отстраненную позицию: воспитывать должны родители дома, а мы должны давать предметные знания. А если школа занимается воспитанием – то это, как правило, унылые часовые монологи классного руководителя на тему «мне за вас стыдно».
Учителя с тех пор, как поколение нынешних родителей, а то и бабушек-дедушек училось в школе, тоже не изобрели особо новых подходов к воспитанию и установлению дисциплины в классе, кроме выволочек всему классу и унизительных выговоров конкретному ученику перед классом. Нет, разумеется, есть талантливые и душевные коллеги, которые относятся к детям с любовью и уважением – и которым дети платят тем же. Но это – свойство личности, а не школы как института. В школе как институте уважение пока по умолчанию отсутствует – и зависит от внутреннего климата в коллективе и от конкретных сотрудников. Насколько в нынешней школе нехорошо, насколько напряженная в ней обстановка, сколько ненависти и неприязни висит в воздухе – легко проверить. Пусть каждый читатель, у которого есть дети школьного возраста, вспомнит, когда в последний раз говорил «ненавижу эту школу».
Собственно говоря, это не только в школе так. Студенты жалуются, что в вузах преподаватели им демонстрируют пренебрежение и разговаривают с ними неуважительно, в поликлиниках и больницах грубят пациентам, и это особенно хорошо видно в государственном секторе (в частном, где легко потерять клиента и деньги, это меньше заметно).
При этом люди – и в том числе дети – привыкли требовать уважения к себе как к личности. Неуважение их оскорбляет, вызывает возмущение – и провоцирует неэтичные поступки. Когда-то давно, еще в 2011 году, готовя для «Новой газеты» цикл статей на тему «Школьная конфликтология», я пересмотрела множество роликов, где дети проявляли физическое насилие по отношению к учителю. Главное, что было заметно на этих роликах – практически везде этому предшествовали еще два шага: проблемное поведение школьника на уроке и непрофессиональная учительская реакция на это поведение. Учитель начинал оскорблять школьника (или весь класс), унижать их, запугивать, вторгался в личное пространство школьника, хватал его за волосы или руки, брал его вещи – и уже ответом на это становилось насилие.
Как правило, в этих конфликтах обе стороны вели себя как участники обыкновенной трамвайной склоки.
Никаких представлений о том, что на проблемное поведение школьника на уроке можно реагировать как-то иначе, у учителей, запечатленных в этих роликах, не было. Собственно, молодые учителя, едва они приходят в школу, именно этого и боятся больше всего: а что делать, если класс тебя не слушается? Если кто-то шумит на уроке или болтает? Что делать, если дети оскорбляют друг друга? А если не друг друга, а лично тебя? Случаи, когда оскорбленные учителя бьют учеников, тоже широко обсуждаются в обществе (вот, например, случай, где ученик обматерил учителя, а тот дал ему пощечину).
Ни учителя, ни школы, ни системы образования в целом не знают, как поступать взрослому в тех случаях, когда ученик создает своим поведением проблемы на уроке. Этому не учат в пединститутах, об этом почти не пишут пособий (попробуйте сами поискать «дисциплина в классе» на сайтах российских книжных и сравните с предложением по запросу classroom management на Амазоне). В школах нет простых и понятных правил для учеников, а устав школы никто никогда не читает. Ученик плохо себя ведет? – ну вы же учитель, вы должны уметь справляться. Да, но как? – А вот должны.
Никаких дисциплинарных последствий для учеников сейчас не предусмотрено: если даже какие и были – отменены как негуманные. Плохо себя вел на уроке? – тебе ничего не будет. Оскорблял учителя? – ничего не будет. Исключить ученика до 15 лет тоже нельзя. И это очень хорошо, потому что не дает школе злоупотреблять своим правом исключать детей. Но с другой стороны, дети очень быстро учатся фразе «А вы мне все равно ничего не сделаете». Увы, но это так: дети, выросшие в атмосфере насилия, хорошо понимают язык силы: не наказания даже, а последствий. Они упорно проверяют границы возможного в школе – и их выходки остаются без последствий, а границы раздвигаются до бесконечности.
С одной стороны, и хорошо, что учитель не может поставить двойку за поведение на уроке (в самом деле, двойки ставят за знания) или выгнать ученика с урока, как это делалось в нашем детстве, за необычную прическу или слишком вольную одежду. С другой стороны, учитель не имеет права выставить с урока ученика, который срывает урок (потому что он несет ответственность за безопасность этого ученика), и не может сам отвести его к охраннику, психологу или директору, потому что ученик упирается, а его лучше не трогать руками, и потому, что без надзора останется целый класс. Что учитель ни сделает – он сам виноват.
Никакие соображения о штрафах разозленного ученика прямо сейчас не остановят, конечно. Остановить может профессиональная реакция учителя. Например, специалисты по подростковому поведению советуют не делать замечаний ученику перед лицом всего класса, а разговаривать с ним после урока – наедине или лучше в присутствии завуча или классного руководителя; разговаривать спокойно, не повышая голос и не оскорбляя; не трогать руками его самого и его вещи; не подступать к нему слишком близко; не пытаться вытащить его из-за парты, физически применить к нему силу. Хорошо, если у учителя есть возможность вызвать дежурного администратора, чтобы он сопроводил ученика в кабинет к школьному психологу или к директору, в зависимости от проблемы. Но школа должна обо всем этом думать: внутри школы должны быть системные решения для таких проблем, рано или поздно они могут возникнуть.
Лучше всего обычно с дисциплинарными проблемами справляются школы, в которых есть своя атмосфера – не обязательно даже семейная, а просто человеческая. Когда есть ясное представление о том, что у нас принято, а что нет, когда есть взаимное уважение между учителями, детьми и родителями. Для того, чтобы так было, школа не обязана быть маленькой домашней сельской школой, элитной для избранных или дорогой частной. Она должна быть человеческой. Дети это довольно быстро чувствуют.
Но именно вот этот человеческий фактор последние реформы школьного образования – как минимум в Москве – стараются истребить на корню. Школы становятся большими, где никто друг друга толком в лицо не знает, где нет никакого семейного духа, где директора приходят и уходят, легко сменяя друг друга, где нет никаких особых традиций, за которые надо держаться, а есть один эффективный менеджмент.
А хуже всего, что в таких школах безжалостно внедряется пародийная инклюзия – когда в один класс, к учителю, который не всегда умеет обращаться даже с теми не особенно сложными учениками, которые у него есть, сажают детей со всем спектром проблем, медицинских и поведенческих, и оставляют с ними один на один, безо всякой помощи тьюторов, методической поддержки, медицинской и психологической помощи (врачи за штатом, психолог один на четыре здания и тот не в теме девиантного поведения, социальный педагог умеет только проводить профилактические беседы). И здесь заваривается самая жуткая каша.
Словом, если бы начальником была я, я бы начинала не со штрафов. Но я понимаю, да: ввести штрафы и уголовную ответственность просто, а то, о чем я пишу – сложно. Специалисты нужны, служба поддержки учащихся, повышение квалификации учителей, тренинги, пособия, программы… Думать, в конце концов надо. А чтобы штрафовать – думать не надо.
Так что война продолжается.