О чём молчит Евангелие
Суть многих вещей такова, что они ни хороши, ни плохи сами по себе. Плохими или хорошими их делают люди. Так считал раннехристианский писатель Тертуллиан, а до него эту же мысль высказывали античные философы. Человек берёт в руки палку, но не она определяет, для чего он её берёт. Палкой можно отгонять собак, можно ковырять землю, а можно убить другого человека. Огромное количество преступлений совершается с помощью кухонных ножей. Но вряд ли их изъятие из обихода улучшит среднестатистический показатель смертности. В конце концов, в руках преступников останутся вилки…
Приходя в Церковь, человек приносит и свои представления о христианской жизни, и особенно, аскезе. Нередко в сторону ужесточения последней. Как плох небезызвестный солдат, так, пожалуй, плох и тот христианин, который ни разу не задумывался о монашестве. И не просто стать каким-нибудь «обычным братом», а минимум знаменитым на весь мир старцем. И обязательно не позднее, чем ближайшим постом. В этом случае представления об аскезе напрочь отметают любые проявления человеческих эмоций.
Такие люди говорят: смех — это грех. Они говорят (и совершенно справедливо), что Евангелие не упоминает о том, чтобы Спаситель смеялся и даже улыбался. Согласимся. Вот здесь самое время отложить шутки в сторону. Сейчас они будут, как минимум, неуместны.
Евангелие писалось с определённой целью: донести Благую Весть людям по всему миру. И эта цель была достигнута. Да, там действительно нигде прямо не упоминается о смехе и даже об улыбках. Как и о многих других вещах, связанных с человечностью Спасителя. Но это не значит, что их не было.
Там, например, нигде не сказано о том, как Мария укладывала маленького Иисуса спать. Как Она целовала Его крохотные пальчики, гладила животик. Всего этого нет в Евангелии. Но есть последующий опыт всех матерей-христианок как свидетельство того, что это на самом деле было. И это не значит, что мамы не пели колыбельные деткам до Христа, но лишь то, что с Его Рождеством они это делать не перестали.
А евангельское подтверждение этих слов — в событиях в Кане Галлилейской. Воспитанный лаской и заботой Своей Матери, Спаситель не отказывает и исполняет Её простую и незамысловатую просьбу. И освящает Своим Чудом и Своим присутствием свадебное веселье. А теперь представьте, что события посреди брачного праздника совершаются со скорбными и сосредоточенными лицами. Представили? Что-то не очень получается, да…
Подтверждение этих слов можно найти в древней христианской иконографии. Если доведётся зайти в коптский храм, обратите внимание на такой момент: Спаситель, Богородица и святые на иконах улыбаются! Парадоксально, но в силу своей изоляции от Византии, Европы, Руси Коптская Церковь сохранила радостное настроение от Благой Вести в своей иконографии. Ей чужда величавая, полная символов «имперскость» Византии. Или отсвет пожарищ братских междоусобиц и татарского ига Руси. С радостными улыбками, широко раскрыв руки в объятьях, спешат друг к другу Елисавета и Мария. Их радость совершенна и передаётся смотрящему.
Страшные вещи с серьёзными лицами
Продолжая читать Евангелие, можно заметить интересную вещь. Христос обедает с мытарями и грешниками, прощает блудниц, исцеляет прокажённых. Без излишних нравоучений — просто наказывает им не грешить больше и научиться благодарить. Но совсем не так обстоит дело с лицемерами и, в частности, с обличаемыми за лицемерие фарисеями. Это люди с преувеличенно важными и скорбными лицами. Они украшали себя повязками с цитатами из Писания, требуя к себе безоговорочного уважения. С ними Спаситель в выражениях не стеснялся.
«Улыбайтесь, господа», — говорит герой одного известного фильма. Все страшные вещи делаются на земле с серьёзным выражением лица. Один из классиков мировой литературы назвал иронию «нисходящей метафорой». Впрочем, в своих стихах он был часто ироничен, но не зол. Второй классик ставил иронию в один ряд с жалостью: быть ироничным к себе и жалеть других. А третий подводит изящный итог: «Настоящего человека узнать легко: у него улыбка на устах и боль в сердце». Ну что ж, ни для кого не секрет, что классика выросла из Евангелия.
Ирония, соединённая с любовью к ближнему, помогает избежать пафоса и фарисейства. И тогда на смену нудным поучениям приходят притчи, а самые коварные вопросы блекнут и теряют смысл.
На провокационный вопрос о том, позволительно ли давать подать кесарю, Спаситель берёт в руки монету, на которой отчеканено, что Цезарь Октавиан Август — Бог. Пожалуй, самый ироничный момент Евангелия: Сын Божий, Второе Лицо Святой Троицы, Бог и Творец Вселенной, держит в руках монетку, на которой утверждается, что Бог не Он, а старый, больной и, в общем-то, несчастный одинокий человек, которого при жизни огорчали его дети и внуки. Вот уж действительно, нисходящая метафора…
Тем, кто считает, что Создателю чуждо чувство юмора, нужно просто чаще ходить в зоопарк и смотреть на жирафа. На зебру. На панду. Или вспомнить, как не без иронии описан самый трагический момент человеческой истории.
Согрешивший Адам, потерявший разум после грехопадения, решает прятаться в кустах от Всевидящего Бога. Когда это не помогает, Адам пытается оправдаться: это не я, это всё Ты! Ты же, в конце концов, дал мне эту жену. Жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел (Быт. 3, 12). Известен и конец этой печальной истории. Одетые в свежевыделанные кожи, растерянные и жалкие, Адам и Ева стоят перед вратами Рая. Перед вратами, которые на многие века будут для них закрыты. Им страшно и горько. Но точно так же страшно и горько их Владыке. И Он, скрепя сердце, не в упрёк, а в назидание уже нам, живущим ныне, с нечеловеческой иронией говорит: Вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло (Быт. 3, 22). Господь улыбнулся… Улыбка сквозь слёзы — это всегда признак надежды. Но понадобились тысячи лет и слёз человеческой истории, чтобы надежда осуществилась.
Когда Бог на Своём месте
Подобно миру вещественному устроен и мир человеческих эмоций. Гнев, который в идеале должен помогать человеку решительней бороться со своими недостатками, может стать причиной ненависти к окружающим. И тогда в твоих бедах будут виноваты все вокруг, кроме тебя. Печаль, как напоминание о милосердии, может легко обернуться отчаяньем и циничным равнодушием. И даже любовь созидающая может порой стать уничтожающей страстью.
Смех, как и все остальные эмоции, может сделать человека человеком, а может превратить в животное. Очень легко потерять образ и превратиться в раскрашенного клоуна с непристойными жестами и циничными шутками. Но сказанное с искренней улыбкой слово, умение по-доброму пошутить и посмеяться с ближним, подбодрив тем самым его, разделить радость — что это, как не проявление любви?
Человек так устроен, что его мысли, чувства, поступки и эмоции должны иметь какую-то цель. У каждого она своя, но эта жажда смысла жизни есть у всех. Вопрос в том, чему мы позволяем наполнить нашу жизнь смыслом. Люди, которые умели смеяться правильно, говорят, что если в сердце человеческом Бог на Своём месте, то и всё остальное расставлено там по порядку и понимается как нужно. Печаль остаётся печалью. Смех — смехом. А любовь навсегда становится Любовью…