Ульянов Александр Александрович Фото: polkmoskva.ru
Умирать не страшно, но очень не хочется! К сожалению, герою ролика я не верю. Он от себя такие слова сказать не мог. Эти слова ему написали, а он их бездумно повторил. С пустыми глазами. Он должен хотя бы осмыслить заданный ему вопрос. А мысли-то в глазах и нет. Как, скорее всего, ее нет и у тех, кто снимал этот ролик.
Когда я был в партизанах – я больше боялся не выполнить задание, чем того, что меня убьют: о смерти как-то не думалось. Лично мне потому, что я был уверен, что останусь живым. Но я был мальчиком, не взрослым. В отличие от тех, кто в благополучном сегодня снимает подобный ролик.
Четырнадцатилетней девочкой была и санитарка в лазарете Галя Спиридонова. Вот она ухаживает за ранеными, моет полы. В это время в лазарет врываются немцы. Для нее это было настолько неожиданно, что она схватила тряпку и давай их тряпкой лупасить. Немцев это так поразило, что они – ретировались. Потом закончилась война, девочка стала взрослой, зубным врачом в Ленинграде.
Дети остаются детьми даже на войне. Мне вот ребята-партизаны сделали деревянный автомат, и я, вернувшись с боевого задания, бежал с этим деревянным автоматом к мальчишкам в лагерь: семьи гражданских ушли в лес под нашу защиту.
Мне довелось выступать на канале «Звезда» вместе со Львом Константиновичем Дуровым. И он рассказывал, что когда они в Москве тушили на крышах с мальчишками зажигательные бомбы, то устраивали соревнования, кто больше из них погасит «зажигалок»…
И рассказанные случаи – истории конкретных людей. Но разве могут люди, не понимающие ничего о войне, взять и переделать их в кричащие лозунги?
Не надо продолжать традицию советской пропаганды, согласно которой солдаты радостно с криками «За Родину! За Сталина!» бежали в атаку. То есть крики были, но это кричали на каком-то изломе, а с бодрым весельем в атаку не ходили. По крайней мере, я этого не видел. Ролик напоминает мне плохую советскую агитку, такую, как фильм «Если завтра война».
Из того, что я видел в свое время о военном времени, мне очень понравился фильм «На войне как на войне». Помните, герой погибшего измеряет лопатой, чтобы лишнего не копать. Вот в этом есть сермяжная правда войны, понимаете. А когда начинается: «Ура! Ура! Ура!», когда звенят ордена у солдат – это неправда… Ордена, кстати, на войне не носили. Их хранили в тряпочке, в лучшем случае носили колодки. А ордена носили в тряпочке.
Еще этот ролик из-за своей бездумности стоит на одном уровне с прошлогодним опросом на телеканале «Дождь» «Нужно ли было сдать Ленинград, чтобы сберечь сотни тысяч жизней»…
Если говорить о смерти на войне — первого убитого я увидел в сентябре 1941 года, когда пробирался в Москву из Минска, еще ничего не зная о партизанах. Я оказался на месте боя, увидел немецкое кладбище, кресты. Они своих хоронили — каждого отдельно и на каждый крест ставили каску. Все поле было усыпано этими крестами с касками. У меня какое-то даже злорадство появилось, что их там много. Потом наткнулся на своих, убитых. Увидел валявшуюся винтовку… Я был мальчишкой и первое, о чем я подумал, — вспомнил Павку Корчагина, вспомнил, как в Шепетовке он с комсомольцами прятал оружие, чтобы оно не досталось немцам. Хотя сейчас, по прошествии времени, я понимаю, что эти винтовки немцам были не нужны: у них в это время были автоматы…
Самая тяжелая потеря — когда я узнал, уже после войны, что после того, как меня эвакуировали на Большую землю, погибла вся наша боевая группа. Если бы меня не ранили и из-за ранения не отправили в тыл, я, возможно, погиб бы с ними – они попали в засаду…
Виктор Кучерявый из Гомеля в годы войны он был связным у подпольщиков. Явка провалилась, и он, вместе со взрослыми подпольщиками, попал в застенки гестапо. Вместе со взрослыми его пытали. Загоняли под ногти иголки. Но он никого не выдал. И его вместе со взрослыми расстреляли. Но он остался жив. Пуля попала в левый глаз и вышла на затылке, не задев жизненно важных органов в мозгу. Партизаны достали его из общей могилы и переправили через фронт на самолете. И врачи его спасли. До недавнего времени он работал преподавателем в сельскохозяйственном техникуме. И никогда не рассказывал о своем расстреле. Я о нем все вызнал из документов Музея Отечественной войны в Минске. На одной из встреч Белорусских орлят (есть в Беларуси такая организация, которая объединяет всех, кто начал воевать в пионерском докомсомольском возрасте, а таких только в Беларуси набралось около тысячи, включая тех, кто попал в этот посмертно — около 400 человек, то есть почти каждый второй), он и сказал эту фразу: «Умирать не страшно, но очень не хочется!», которую я сказал в начале своей рецензии на ролик.