Всегда ли аскетизм – во благо?
Словосочетание «Успенский пост» – самое органичное из всех названий многодневных постов. Или, не знаю даже, как лучше сказать: непротиворечивое, что ли? Когда мы говорим о Рождественском или Петровом посте, то первое слово всего лишь указывает на праздник, которому он предшествует. Это касается и Великого поста, потому что велик он не столько продолжительностью (всего-то на неделю дольше Рождественского), сколько тем, что предшествует он величайшему Празднику праздников – Пасхе Христовой.
Протоиерей Игорь Прекуп
Словосочетание «Успенский пост», конечно, тоже содержит это указание, но в данном случае речь не об этом. «Успение» – это смерть, по-русски говоря, а пост – умерщвление, по слову апостола Павла, «земных членов» наших (Кол. 3; 5).
«Умертвите, – призывает он колоссян, – земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание, которое есть идолослужение, за которые гнев Божий грядет на сынов противления, в которых и вы некогда обращались, когда жили между ними. А теперь вы отложите все: гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие уст ваших» (Кол. 3; 5–8).
Под «земными членами» Апостол имеет в виду не столько телесные органы, сколько страсти, орудиями которых они являются. Страсти, которые так же крепко вросли в наше естество, как если бы они были столь же ему присущи, как голова, руки, ноги, как внутренности наши…
«Тем они и пленяют, – объясняет святитель Феофан Затворник, – что кажутся частями естества и что будто, вооружаясь против них, против естества идем. Отсекая страсти, будто члены свои отсекаем. На деле же страсти не естественные наши члены, а пришлые, привившиеся к естественным некоторым частям и их исказившие. И это можно счесть второю причиною, почему святой Павел назвал их удами нашими. По причине сей сцепленности иных страстей с членами нашими, действуя против страстей, нельзя, в то же время, не действовать против членов, к коим они прицепились».
Страсти – это «члены» нашего «ветхого человека», который и не думает сдавать позиций, лукаво приспосабливаясь под декларируемое нами вероисповедание. Этот «ветхий человек» как диверсант прикидывается в нас «новым», «своим» Христу и гадит, травит Божие достояние, извращает или саботирует либо сами Его заповеди, либо способы их осуществления, причем эту свою извращенную версию выдавая за самое-самое что ни на есть православное христианство. И если кто думает, что его – этого «ветхого человека» – можно физически уморить голодом, горько ошибается: иная аскеза лишь укрепляет страстное начало в нас, изощряет его, утончает и углубляет.
Безусловно, предусмотренное в посту самоограничение в пище способствует ослаблению страстного начала, но… только в том случае, когда целью телесного поста является плодоношение добродетели. Ради чего, само собой, необходимо пропалывать душу, исторгая из нее страсти, чему телесный пост служит опорой. Вот почему Апостол «земными членами» называет сами страсти, причем не только телесные, ведь под «злой похотью», согласно свт. Иоанну Златоусту, следует понимать «зависть, гнев, уныние».
Когда же телесный пост становится самоцелью, а в скорбях, вызываемых «удалением от себя всякого утешения», видят само по себе средство угождения Богу и очищения души, тогда происходит не только смещение внимания душевного, но и очень опасный перекос в системе ценностей, порождающий изуверство и фарисейство. Ведь очищаемся мы не скорбями как таковыми, но богоугодным их несением, привлекающим благодать Божию, а угождаем Ему не страданиями, не лишениями, но плодоношением в добродетели, чему лишь призваны способствовать как добровольные самоограничения, так и попускаемые Господом испытания.
Сочетание понятий постничества как умерщвления «ветхого человека» и успения как смерти физической, опять же, указывает, разумеется, не на самоубийственную разрушительность голода для организма, ведь «мы не телоубийцы, а страстоубийцы». Речь об умерщвлении страстей, поскольку цель поста – не тело, а живущий в нас «ветхий человек», который умерщвляется, когда мы умираем для мира, распиная мир в себе и себя для мира.
Фотография Василия Нестеренко
Удар по душе… на уроке Закона Божия
Но не будем наивно рассчитывать, что «ветхий человек» так вот запросто позволит себя извести. Будучи кровно заинтересован, чтобы мы холили и лелеяли его, прикрывали и подкармливали, он выдает за «земные члены» наши телесные нужды, за «нечистоту» – телесные же выделения, а проявления всего того, что Апостол призывает умерщвлять, называя это «земными членами» («страсть, злую похоть и любостяжание», «гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие») – за «ревность по Бозе».
Каким образом такое возможно? Попробую пояснить на двух примерах из жизни хорошо мне знакомых людей. Примеры эти самые что ни на есть обыденные, но тем и ужасные, что ничего в них исключительного нет. Как говорится, «ну… бывает».
Первый случай произошел в детстве моего двоюродного дяди с Буковины, когда ему было всего восемь лет. Шел 1940-й год. Оставалось совсем немного до объявления Советским Союзом ультиматума Румынии, в итоге уступившей ему не только территорию бывшей Бессарабской губернии, но и ту часть Буковины, которая Российской империи никогда не принадлежала.
Дядя Витя рос в семье зажиточных крестьян. Его мама была глубоко верующей женщиной и такими же пыталась воспитать своих детей. Возможно, с дядей Витей это ей удалось бы, но религиозное воспитание осуществлялось еще и на уроках Закона Божия, преподававшихся иной раз такими людьми, которых к школе на пушечный выстрел нельзя было подпускать.
И вот читают как-то раз дети молитву в классе. В соответствующий момент восьмилетний Витя, стоя у парты, крестится и делает поясной поклон. Нюанс: из-за врожденной амбидекстрии (способности одинаково хорошо владеть обеими руками) он иногда непроизвольно крестился левой. Видимо, в этот раз он как-то особенно глубоко оскорбил религиозные чувства священника-законоучителя, потому что, уже склоняясь в поклоне, получил от него крепкий подзатыльник, сопровождаемый лаконичным отеческим наставлением, что креститься надо десницей, а не шуйцей.
Благочестивый поклон, благодаря приданному ускорению, завершился припечатыванием отроческого лба к парте. Было больно. Но болел не столько лоб, на котором вскочила здоровенная шишка, сколько что-то глубже, внутри, что-то разбившееся в глубине души от этого двойного удара. С любым другим мальчиком все, возможно, ограничилось бы непродолжительными слезами и не имело бы никаких далеко идущих последствий (ну поминал бы того попа недобрым словом, и все). С любым другим. Но не с дядей Витей, в семье которого не то что рукоприкладства отродясь не было, но даже тон не повышался.
Вечером на молитве мама заметила, что сын как всегда послушно стоит, но не осеняет себя крестным знамением. Удивленно спросила, в чем дело. Мальчик ответил, что больше никогда в жизни не перекрестится.
Сейчас ему уже 83 года. Так до сих пор и не перекрестился. Педагог с огромным стажем, долгое время бывший директором школы, всю жизнь с любовью трудившийся на земле, человек живого ума, разносторонне одаренный, он так и не восстановился после того соблазна со стороны человека, который был призван прививать детям основы веры и благочестия, но занимался этим в меру своих способностей и в контексте уклада, сформировавшего его самого. Я очень надеюсь, что у дяди Вити еще получится преодолеть, превозмочь то, что его не пускает к Богу, но вполне отдаю себе отчет в том, что он может и не успеть…
А ведь соблазн этот возник не из-за равнодушия законоучителя, а из-за действия, изначально продиктованного его заботой о религиозном воспитании детей – заботой, к сожалению, обусловленной его же уровнем культуры и стереотипами поведения, принятыми в сельской среде. Но самое главное даже не его неотесанность, а распространенное, присущее в том числе и ему, порочное понимание благочестия, при котором заповеди о смирении, кротости, милосердии, миротворчестве и любви заведомо пренебрегаются под предлогом ревностного соблюдения ритуальной чистоты, а также уставной и канонической дисциплины. Это как раз тот самый случай, когда «ветхий человек» дает себе волю, прикрываясь благим намерением как благочестивым поводом и выдавая порочные страсти за святые добродетели.
Возможно, тот батюшка был строг не только к прихожанам и ученикам, но и к себе. Я готов даже допустить, что он постился добросовестно… Но только в своем понимании – что называется, «без фанатизьму», т.е. в пище и развлечениях, не углубляясь в закоулки и расщелины собственного сердца и не утруждая себя ни скрупулезным высматриванием в свете Евангелия гнездящихся там страстей, ни бдительным пресечением и последовательным умерщвлением их. Видимо, так. Иначе не позволил бы себе долбануть со всей дури головой о парту едва вступившего в отроческий возраст мальчика, да еще и в тот самый момент, когда тот поклонился Распявшемуся за него. Именно позволил себе, а не сорвался, потому что удар сопровождался наставлением – вернее, наоборот, наставление сопровождалось ударом. Видимо, для закрепления информации в подсознании. Этакое народное, точнее, рабоче-крестьянское НЛП.
«Торнадо благочестия»
Второй случай. Наши дни. Тоже вполне реальные персонажи, конкретное место, но на этот раз без имен и названий.
Собралась одна моя добрая знакомая покрестить своего ребенка. Сразу скажу, что женщина эта – сама скромность и тактичность. Если на ее месте была бы другая, еще можно было бы предположить, что сама дала повод для конфликта. Ну мало ли, не так оделась, не тем тоном спросила, как-то развязно, может быть, вошла… Кто угодно, только не она!
Итак, пришло это воплощение женственности и образец органичного сочетания благородной простоты и ненавязчивой утонченности в храм, где, насколько она знала, родственники уже договорились о крестинах. В незнакомом храме и воцерковленный-то человек не очень свободно ориентируется, а она тем более чувствовала себя неуверенно, поскольку относится к той категории людей, которые очень осторожны в вопросах духовного самоопределения.
Это отнюдь не тот распространенный тип, у представителей которого «Бог в душе» – это принципиальная позиция, защищающая право на духовное невежество. Нет, как раз в этом человеке чувствуется очень мощный духовный потенциал и приобщенность Православию на каком-то генетическом уровне. Такие люди тянутся к православной вере, причем интуитивно они чувствуют всю ее серьезность и глубину, и как раз поэтому не торопятся принимать те внешние формы, в которые она облеклась, пока не поймут их смысл.
Они не могут быть поверхностно религиозными, и если уж принимают церковные обрядовые формы, то вникают в глубину Священного Предания, породившего их. Малейшая фальшь на подступах настораживает и побуждает отойти на приличное расстояние. Любое несоответствие наблюдаемого в церковной среде декларируемым в ней идеям становится поводом к соблазну. Но если уж такой человек воцерковляется, то ему не надо объяснять, что заповеди Блаженств даны не для того, чтобы только слушать их с умилением в соответствующий момент Литургии, а для того, чтобы по ним выстраивать свою жизнь.
Такие люди тянутся к Церкви – вот что важно понять. И все, что им нужно для воцерковления – это какое-никакое основание считать, что в храме собираются люди если не святые, то по меньшей мере стремящиеся к святости, старающиеся мыслить, чувствовать и поступать по Евангелию, и если не чуждые греху, то хотя бы не позволяющие себе безобразных поступков и старающиеся пресекать в себе все чуждое двуединой заповеди о триединой любви к Богу, себе и ближнему. Неужели это так много?..
Но вернемся к ситуации, призванной проиллюстрировать сказанное о ложной аскезе и мнимом благочестии.
Вошла она в храм и обратилась с вопросом о крестинах (храм большой, и ей надо было уточнить, где и когда) к женщине, глядя на которую, можно было с уверенностью сказать, что она здесь все знает. То ли это была постоянная прихожанка, то ли одна из тружениц храма, а может, просто бабка-свечкодуйка – этого я с ее слов не очень понял, да и не важно. Хранительница благочестия ответила вопросом на вопрос, поинтересовавшись, кем приходится моя знакомая крещаемому ребенку. Та ответила…
Последовал взрыв «благочестия». Нет, не взрыв, а… Вы когда-нибудь видели, как стреляет установка залпового огня «Град»? А «Торнадо»? А как потом огромная площадь сплошь покрывается взрывами? Вот нечто подобное произошло, едва только эта «православная ведьма» расслышала слово «мама».
Моя знакомая, в силу природной скромности, обрисовала эту омерзительную сцену достаточно скупыми красками, но я, неплохо за четверть века священнослужения изучив психотип «ревнитель благочестия», приблизительно могу себе представить всю богатую палитру этого шедевра злости и лицемерия.
Что же нанесло такую травму этой ходячей реинкарнации то ли чекистки, то ли комиссарши времен Гражданской войны, что она обрушилась на мою знакомую? Оказывается, объект ее негодования осквернила храм, войдя в него, потому что ей еще не прочитана очистительная молитва!
Для тех, кто не в курсе, в двух словах. В христианской традиции существует своего рода рудимент ветхозаветного сознания: понятие ритуальной нечистоты. Не углубляясь в тонкости, касающиеся алтаря и его святынь (престола, жертвенника, утвари), отметим, что в объем этого понятия входит и деление животных на чистых и нечистых (например, кошка – чистое, а собака – нечистое животное, поэтому первая гуляет в храме где хочет сама по себе, а вторую даже в притвор не пускают), и некоторые явления половой сферы и родовой жизни (поллюции, менструации, роды, выкидыши). В частности, после родов женщина должна побыть в сорокадневном «карантине», по истечении которого она может прийти в храм, где в притворе (если уж совсем по правилам) священник должен ей прочитать «очистительную молитву», после чего она может начать полноценно участвовать в богослужении.
Фото: Игорь Петров
Нормальная практика такова, что мать приходит на крестины своего ребенка и священник читает эту молитву перед совершением таинства. Ждет она этого момента в притворе или в храме, читает ли священник в притворе или уже перед купелью – это не тот вопрос, из которого стоит создавать проблему. Ведь от соблюдения или несоблюдения этих нюансов спасение души никак не зависит – это не заповеди, а правила, имеющие своего рода педагогическое значение, поскольку родовая функция женского организма после грехопадения прародителей стала проводником не только божественного дара жизни, но и первородного греха, с которым рождается каждый из нас и от которого мы омываемся в крещальных водах. Как и некоторые физические рудименты (или считающиеся таковыми, как, например, аппендикс и миндалины), рудименты религиозной жизни могут быть по-своему полезны, поэтому не стоит к ним пренебрежительно относиться, однако все же не дай Бог путать их по значимости с заповедями Божиими.
В любом случае та мегера, даже при самом строгом подходе, могла бы посоветовать моей знакомой подождать батюшку в притворе. Так ведь нет! Она ее выгнала во двор под проливной дождь!.. Впрочем, в этом обстоятельстве бедняжка видела даже большой плюс: из-за того, что она вся насквозь мокрая, никто не заметит ее слез, которые непроизвольно лились.
Проходивший мимо нее в храм священник остановился и спросил, почему это она тут мокнет в одиночестве. Женщина, не жалуясь, вкратце объяснила, из-за чего ее выставили под отверзшиеся хляби небесные. Батюшка ничего не сказал, просто молча ввел ее в храм.
Нет, она после этого не зареклась впредь заходить в православную церковь. Хотя ее воцерковление осложнилось основательно. Как ни странно, она после всего не стала искать Христа у сектантов. Хотя я бы не удивился, потому что многие православные по факту крещения туда попадают, соблазнившись в храме Божием чем-то вроде вышеописанного проявления чуждости некоторым его «постоянным посетителям» христианской любви – той самой, по которой все должны узнавать Его учеников (Ин. 13; 35). А по ее отсутствию?..
Что удивляться, если человек, желая найти Церковь Христову (а крестясь, мы не только с Богом соединяемся, но вступаем в Церковь, принимаем установленный в ней образ жизни, ее правила), решает, что здесь ее нет, и клюет на проявление элементарной человечности в какой-нибудь протестантской общине, видя, что доброта этих людей, их порядочность, отзывчивость, усердие в изучении Священного Писания и благотворительности проистекают из желания соответствовать слову Божиему.
«Ветхий человек» – мастер маскировки
Мы можем сколько угодно бить себя пяткой в грудь, гордясь своей принадлежностью к Православной Церкви, хвалиться сокровищницей Священного Предания (как правило, не утруждая себя его познанием), но тем самым лишь уподобляемся иудеям, мнившим себя наследниками обетований благодаря происхождению от Авраама. Только ведь что им отвечает Иоанн Креститель? «Сотворите… достойный плод покаяния (точнее было бы перевести: „Сотворите плод, достойный покаяния“. – И.П.) и не думайте говорить в себе: „Отец у нас Авраам“, ибо говорю вам, что Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму» (Мф. 3; 8–9). И Господь таковым говорит: «…Если бы вы были дети Авраама, то дела Авраамовы делали бы. <…> Вы делаете дела отца вашего. <…> Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего» (Ин. 8; 39–44).
Казалось бы, какое отношение имеют эти слова к нам? Ведь Господь обращается к иудеям, не веровавшим в Него, а мы-то веруем – вот, крестики носим, молимся Ему, причащаемся Его тела и крови. И вообще – это Он про евреев сказал, мы тут при чем?!..
Имеют, и самое прямое, вне зависимости от национальности и вероисповедания, если принять во внимание слова сщмч. Иринея Лионского: «Поелику же все сотворено Богом, и диавол сам был причиною отступничества своего и других, то справедливо Писание пребывающих в отступлении всегда называет сынами диавола и ангелами лукавого. <…> Ибо, кто научен кем-либо, называется сыном учителя, а этот – отцом его. <…> …В отношении к послушанию и учению, не все сыны Божии, но только верующие и исполняющие Его волю. Неверующие и неисполняющие Его воли суть сыны и ангелы диавола, потому что делают дела диавола».
О природе дел, совершенных «ревнителями благочестия» из вышеприведенных примеров, можно судить по их плодам. Несомненно, каждый человек ответственен за то, как он реагирует на соблазн. И все же «горе тому человеку, через которого соблазн приходит» (Мф. 18; 7). А наихудший соблазн тот, который создает ложное представление о вере и благочестии. Но чем же еще можно ввести в такой соблазн, как не мнимой защитой этих ценностей, и кто это может сделать лучше, чем те, кто по положению их олицетворяет?
И в первом, и во втором примере мы видим, как уродлива может быть мнимая ревность по Богу. Именно мнимая, потому что истинная направлена в первую очередь внутрь себя, на высматривание и вытравливание всего чуждого Ему из своего сердца, на умерщвление в себе и отбрасывание от себя страстей, и только через это – вовне, на происходящее вокруг и порой действительно требующее мгновенного и энергичного, а то и жесткого реагирования.
Но при истинной ревности по Богу реакция наша будет адекватной и нашему вероисповеданию, и обстоятельствам. Когда же человек лукавит, он создает видимость ревности по Богу, чтобы не только замаскировать прячущегося в нем «ветхого человека», но и, как уже было отмечено выше, дать этому началу действовать в себе под прикрытием «нового человека», от которого на самом-то деле в нем – одна оболочка, используемая для отвода глаз, причем не только чужих, но и своего же «внутреннего ока» (см. Мф. 6; 22–23). Ведь и в своих глазах хочется выглядеть хорошо.
Вот и получается, что мы вроде как исповедуем Христа, распятого за нас и воскресшего, вроде чаем воскресения мертвых, вроде как и христианами себя называем, тем самым признавая себя состоящими с Богом в новом завете, а стало быть, и живущими по Новому Завету. (Впрочем, прошу прощения, некоторые называют себя только «православными», подразумевая, что чтут традицию, но не связывают себя ни догматами христианскими, ни заповедями.) И постимся мы вроде бы за послушание Церкви, что опять же подразумевает понимание поста в евангельском и святоотеческом духе – в духе смирения, кротости, милосердия, любви и миротворчества. Вроде как.
А на деле ведем себя так, словно и не знаем ничего ни о вечной жизни, ни о Христе, ни о Его заповедях, ни о чем, что значимо для нашего спасения. Только время тикает, и от того, насколько мы хотим себя видеть в свете Евангелия, зависит, кем мы окажемся после пересечения порога земной жизни: мертвецами или усопшими.
Насколько скончавший свой земной путь человек умерщвлял страсти, настолько он является усопшим, а не мертвым; насколько уклонялся он от умерщвления страстей, настолько позволял им умерщвлять свою душу.
Смерть Христа предшествовала Его воскресению. Так же и нашему воскресению должно предшествовать умерщвление в нас ветхого человека. Успение – плод жизни по Духу, освобождения от власти мертвящего нас греха. Усопшие – те, кто стал чужд смерти, потому что умерщвлял ее, приобщаясь Победителю смерти, не только единожды крестившись, но и постоянно облекаясь в Него жизнью в Нем. И пост – необходимое в этом деле средство расчистки нашего внутреннего пространства для вселения Духа Святого.
Читайте также:
- Какова жизнь – таково и успение
- Успенский пост как умирание для мира
- Успенский пост: как прожить без крайностей