Игумен Нектарий (Морозов)
Общее настроение, которое характерно для большинства из нас в период пандемии — это усталость. Еще бы… Вот уже больше двух месяцев совершенно не нормальной жизни, отличной от той, к которой мы привыкли. Привыкли настолько, что и представить себе не могли, что может быть какая-то другая. Или, точнее, что она может быть другой.
Вместо уроков в школе и лекций в университете — учеба онлайн. Вместо прогулки по залитому весенним солнцем городу — четыре стены, график, по которому выдаются пропуска, штрафы, квитанции. Вместо того, чтобы думать, что надеть, выходя все же на улицу — в магазин, на почту, к врачу — постоянно держать в памяти: «Маска… Перчатки… Антисептик». Вместо рассказа о том, как все хорошо и насколько будет лучше, с экрана — сводки с данными о новых заболевших, выздоровевших, скончавшихся. Вместо похода в храм — трансляция богослужения через интернет…
Ряд этот, кажется, можно продолжать до бесконечности. В целом его составляющие схожи, но, наверное, у каждого к числу всем известного прибавится и что-то сугубо личное, свое.
Жизнь стала другой. Надолго ли? Скоро все вернется к прежнему положению или нет? Или это навсегда? Но ведь этого не может быть! Или может?.. Вакцину скоро изобретут, все будет хорошо: сколько институтов по всему миру заняты сейчас ее разработкой! Нет, не появится вакцина: против постоянно мутирующего COVID-19 она бессильна, да и разве есть вакцины от других подобных вирусов и коронавирусов в том числе? Нет? Ну и живем же мы как-то без них?
«Мы все на одной надтреснутой льдине, которую несет в океан»
Как хочется, чтобы скорее сняли ограничения, чтобы можно было, как прежде, работать, гулять по полным людей улицам, сидеть в кафе с чашкой кофе и ноутбуком, бегать по дорожке в парке, выходить из дому не только с собакой или за хлебом, не думать больше о QR-кодах и штрафах, мытье рук и социальной дистанции! Но вдруг их снимают слишком рано? Вдруг нас накроет вторая волна, и наша радостная неосторожность обойдется слишком дорого нам самим или нашим близким?
Невозможно больше жить без храма, без Таинств, без причащения Святых Христовых Таин! Но сколько людей заразилось за эти недели именно в храмах, сколько священников, монахов оказалось в ковид-центрах, в реанимации, на ИВЛ, сколько отошло в мир иной? А сколько прихожан?.. И как же нам быть?..
От бесконечного множества вопросов буквально разрывается голова, а вместе с ней — и сердце. И нет на них ответов — четких, внятных. Тех, что могут удовлетворить и, как следствие, успокоить.
А карантин продолжается. И усталость продолжает нарастать. Вот лишь некоторые «отзвуки» ее из комментариев под постом в фейсбуке.
«Большое количество информации, мир меняется на глазах. Ты просто понимаешь, что существовать в прежних реалиях невозможно. Я больше не могу смотреть старые фильмы, например, “Иронию судьбы”, такое впечатление, будто это твои омертвевшие клетки. Ты больше не контролируешь свою жизнь, как раньше».
«Страх неопределенности, сложно планировать что-нибудь. Страх за близких. Разочарование в управленцах. Плюс ко всему — в храм нельзя. В такой ситуации как никогда хочется услышать «Мир всем» и «миром помолиться». И к Причастию пора бы… Какой-то морок, и продвигаемся на ощупь, и неизвестно, куда выйдем, а идти надо…»
«Усталость от всеобщего хаоса, лжи, лицемерия, непродуманности и непоследовательности действий. Это во много раз увеличивает стресс, и стресс этот длится уже два месяца. А если учесть, что я как врач в эпицентре событий и мы еще в феврале посещали китайских туристов в гостиницах, то и все три. Очень тяжело переносится».
«Во всей этой ситуации начинаешь видеть свою слабость по-новому. Хочешь что-то делать, а не знаешь, зачем. Конечно, это все преодолевается, все в жизни по большей части преодолевается — когда силы есть. Но вот силы из-за этой неопределенности сильно гаснут».
«Усталость от того, что многим людям вокруг тревожно и нет возможности практически ничем эту тревогу облегчить. Мы все на одной надтреснутой льдине, которую несет в океан. И моя дочь, и моя мама, которая каждый день по телефону говорит, что заболеет ковидом, хотя сидит дома. И врач-офтальмолог, на которого надели противочумной костюм и бросили бороться с вирусом. И курьеры доставки, которые гоняют мяч прямо на пешеходной улице. И парикмахер салона «Афрокосички» — единственной открытой двери рядом с чьими-то запертыми. Никто ничего не знает больше об этом мире. Мы научимся, конечно, так жить, но пока это требует сил и ежедневно вытягивает их».
«Усталость от себя во всей этой ситуации…»
Последнее — кажется, самое точное и самое общее: мы и правда куда больше устаем не от ситуации даже как таковой, а от себя в ней.
И значит, нужно все-таки что-то с собою делать, ведь иначе эта усталость просто погребет, похоронит нас под своей невыносимой тяжестью.
Детство было хорошим, но я постоянно болел
Каждый ищет какие-то свои, личные ответы. Могу поделиться лишь тем, что нашел сам. Скажу однозначно: устал я от многого, но только не от бездеятельности. Мне как настоятелю, священнику, пишущему человеку эта пора принесла столько новых забот и попечений, что о переизбытке свободного времени говорить не приходится точно.
Пожалуй, они, эти заботы, и утомляют сейчас больше всего. И то, чем они рождены: невозможностью жить церковной жизнью так же, как до карантина — так же свободно служить, общаться с людьми, не думая при этом, не заразишь ли ты кого-то из них бессимптомно переносимым ковидом и не заразит ли кто-то точно так же тебя.
И, конечно, мысли о том же, о чем так или иначе думают все — как изменится наша жизнь в дальнейшем и как с учетом этих изменений правильно выстроить жизнь прихода, свою собственную, а главное — как не подвести всех так или иначе зависящих от меня людей. И вот, пытаясь понять, как справиться со всем этим, чтобы не чувствовать себя день за днем лилипутом с горой на плечах, я… вспоминаю детство.
Оно было хорошим, правда. Но вот беда: я постоянно болел. Родился совсем слабым, в раннем детстве чуть не умер. Немного времени спустя случилась легкая аллергия, от которой мне дали обычный супрастин, и уже на него — парадоксальная реакция, отек Квинке, меня едва спасли. Потом какая-то опухоль на лице, бесконечные консультации и тяжелая операция в неполные три года. Вскоре после этого — туберкулез. А затем тяжелейшая астма.
И дальше примерно в том же духе: постоянные аллергии, проблемы с сосудами, которые заставили врачей подозревать, нет ли у меня опухоли головного мозга, в юношеском возрасте — панкреатит, к 17 годам — порок сердца, чуть позднее язва. И на протяжении всего периода от рождения до совершеннолетия бесконечные травмы, болячки и болезни.
Я, когда рассказываю сейчас об этом, не перестаю удивляться: словно и не со мной все это было! Но и правда — не со мной. Все это было… с моей мамой, которая меня растила одна: все это легло на ее плечи, причем так, что я каким-то чудом даже и не замечал того, что со мной происходило, тяготясь разве что слишком частым посещением различных лечебных учреждений или пребыванием в них.
Мама учила: «Чем хуже, тем лучше»
Мама — маленькая и хрупкая, список ее болячек никак не уступает моему, жизнь была у нее всегда крайне непростой, начиная с того момента, как моего дедушку, а ее папу, в 1948 году арестовали, и она росла дальше дочерью врага народа. Как она справлялась со всем тем, что выпадало на нашу с ней совместную долю — так, что я заподозрить даже не мог, что у нас что-то в жизни неблагополучно — сложно сказать. Я не помню, чтобы она когда-либо унывала, сидела сложа руки и тем более плакала.
Как-то раз ей в лицо (именно так!) вцепилась принадлежавшая нашей соседке афганская борзая. Мама пришла домой вся в крови, со щекой, практически насквозь прокушенной собачьими клыками, и… достаточно раздраженная. Она и от боли не плакала.
Так вот, к чему я об этом говорю. Все мое детство я слышал от мамы в разных трудных ситуациях примерно одно и то же:
— Если ты не можешь изменить обстоятельства, то измени свое отношение к ним! И, когда особенно трудно, то знай: чем хуже, тем лучше.
Последние слова не были ни цитированием председателя Мао, ни отсылкой к Ницше с его «то, что нас не убивает, делает сильнее», они просто являлись результатом опыта и ее собственной самостоятельной находкой. Я не могу сказать, что следовал этому совету всегда, но, когда следовал, то неизменно убеждался в его действенности. И постепенно мамин способ преодоления трудностей и выхода из тупиков стал также и моим.
А спустя уже годы я наткнулся на очень схожую мысль у преподобного Антония Великого — мысль, которая помогла мне окончательно понять, что мамин лайфхак носит безусловный и универсальный характер. Не поручусь за абсолютную точность цитаты, но смысл слов преподобного был таков: «Пусть то, что является для тебя источником скорби, превратится в источник радости».
Я помню, что в тот момент, когда прочел этот отрывок, пережил что-то, что обычно называют «озарением». Я понял — как это может быть и что для этого необходимо. Лишь одно — искание прежде всего Царствия Небесного. И тогда смерть из трагедии превращается в приобретение (см.: Фил. 1, 21). Болезнь из беды — в драгоценный дар. Нищета — в богатство. Ведь все то, что ставит нас в состояние испытуемых, боримых, угнетаемых и притесняемых, все, что требует от нас либо труда, либо безропотного принятия — это возможность. Возможность пройти этот очередной жизненный экзамен и стать сильнее, совершеннее, перерасти самого себя, а главное — приблизиться к Тому, от Чьей руки мы смиренно и эту горькую чашу приняли.
И скажу со всей определенностью: каждый раз, когда я встречал очередную скорбь с таким расположением, я очень быстро забывал, что это именно скорбь, и не просто утешался, но и чувствовал радость — в тех обстоятельствах, когда это казалось совершенно невозможным. А каждый раз, когда это расположение утрачивал и забывал про «мамин способ», вкушал горечь не просто в полной мере, но и сверх нее.
И сейчас я уверен: чтобы усталость от происходящего не разрушала меня, мне нужно день за днем выяснять, определять, открывать для себя: чему Господь с помощью этого периода и этих обстоятельств хочет меня научить, что Он хочет мне дать, что сказать и что показать. Потому что это точно так — ради всего этого и даже ради еще большего — послал мне Господь это испытание. И не мне, разумеется, только, но всем, кто готов отнестись к нему именно так.
Нам нужны внимательность, зоркость и, конечно, время, чтобы успеть разобраться, в чем лично для нас заключаются «дары коронавируса». И, раз так (а это правда так!), то можно не тяготиться тем, что все так изменилось в нашей жизни и изменения эти так затянулись. Можно не уставать и быть благодарным.