Усыновление: pro et contra
Предлагаем вашему вниманию текст программы «Русский взгляд», посвященной усыновлению. Текст программы подготовлен редакцией журнала Фома в рамках совместного проекта журнала и передачи.
Гости программы:
Диакон Александр и матушка Варвара Волковы
Алик Гульханов, актёр и каскадёр
Мария Терновская, директор московского детского дома № 19
Священник Игорь Фомин
Мария Капилина, психолог
Контакты: www.otkazniki.ru (м. 8-903-737-40-42)
Детский дом № 19 — www.pro-mama.ru, (т. 267-88-43)
Над программой работали:
Ведущие – Дмитрий Дюжев и Елена Писарева
Шеф-редактор – Ольга Любимова
Режиссер-постановщик – Александр Замыслов
Редакторы – Лариса Богуш и Ксения Лученко
Дмитрий Дюжев: «Русский взгляд на усыновление детей в России» — тема нашей программы сегодня.
Елена Писарева: По числу сирот мы занимаем первое место в мире. Сегодня детей-сирот у нас в стране больше, чем после Второй мировой войны. О тех, кто усыновил, кто хочет усыновить, и о тех, кто их не понимает, мы и поговорим сегодня.
Дмитрий Дюжев: Некоторые люди рождаются дважды: первый раз — когда физически появляются на свет, а второй раз — когда они впервые понимают, что их любят. В студии программы «Русский взгляд» — приемные родители Варвара и Александр Волковы.
Елена Писарева: Мой первый вопрос — к Варваре. Я думаю, идея взять ребенка рано или поздно приходит в голову каждому человеку, но не каждый решается на этот шаг. Что подтолкнуло вас к принятию такого решения?
Варвара Волкова: Мой муж.
Елена Писарева: Поддержка мужа?
Варвара Волкова: Конечно. Я рассказала ему про свои планы, про свои намерения, показала фотографии детишек. Муж, правда, не сразу, но принял мою сторону. Согласитесь, это достаточно серьезный шаг — взять приемного ребенка. На это должно быть обоюдное согласие супругов, иначе из этой затеи ничего не получится. Это же труд! Когда у тебя рождается свой ребенок, ты любишь его как данность. Потом начинаешь замечать в нем какие-то свои черты, черты мужа, бабушек, дедушек… Он похож на нас. Иногда ты даже любишь в нем себя, свои проявления.
А тут – совсем другое… Ребёнок маленький, его жалко. Сначала мне было его жалко, но любовь к нему у меня возникла не сразу. Мне кажется, эта любовь приобретается. Она добивается трудом, над ней надо работать. Естественно, если в такой ситуации жена хочет взять приемного ребенка, а муж — нет, то ничего путного из этой затеи не получится.
А мой муж сказал: «Хорошо, я не против. Только давай это сделаем после рождения нашего второго ребенка». Один малыш у нас уже был. «Вдруг мы не справимся со своими-то двумя детьми!» Я закрыла тему. А через несколько месяцев — я волонтер благотворительной организации, которая помогает детишкам-отказникам в больнице, — опять просматривала фотографии. В какой-то момент ко мне подошел муж, посмотрел на всё это и сказал мне: «Знаешь что — давай попробуем!» Вот так мы и укрепились в этом решении.
Дмитрий Дюжев: А как вы поняли, что ваш ребёнок — это именно Марк?
Диакон Александр Волков: Мы увидели его фотографию в Интернете. На самом деле, тут всё довольно просто. Есть фотография. Ребёнок вам нравится или не нравится. Будем честными перед собой и перед людьми: каких-то особых провидческих методов в этом деле нет. Мы увидели фотографию этого ребенка, он нам просто понравился — выражением лица, выражением глаз. Мы решили к нему поехать.
Дмитрий Дюжев: Вы ходили в больницу?
Варвара Волкова: Да. Можно я еще дополню? Мы просмотрели перед этим много фотографий, но никаких ощущений они у нас не вызывали. Милый ребенок — и больше ничего. Но когда я увидела фотографию Марка… Я помню, мы шли по улице, и я сказала: «Ты знаешь, мне кажется, я нашла нашего сына». Это был все лишь визуальный контакт, но я при этом почувствовала что-то необычное.
Елена Писарева: Вы сказали, что вы смотрели фотографии. Где вы их брали?
Варвара Волкова: На сайте www.otkazniki.ru. Правда, фотографию Марка, нашего сына, я увидела на другом сайте.
Елена Писарева: А что это за сайт – «Отказники.ру»?
Варвара Волкова: На нем вывешивают информацию о детях-сиротах. Там же общаются с волонтерами, которые помогают детям-отказникам, живущим в больницах. Есть дети, которые не живут в детских домах, они находятся в больницах. Сайт специализируется именно на таких детях.
Эта проблема у нас стоит очень остро, потому что ребенок после того, как от него отказалась мать либо родителей лишили родительских прав, примерно на месяц отправляется в больницу, чтобы пройти медицинское обследование. Только после такого освидетельствования у малыша появляется статус на усыновление. А то вдруг у него ВИЧ-инфекция? Этого же никто не знает. Если ребёнок чем-то болен, его отправят в специализированный детский дом. В нашей стране есть такая проблема: некоторые дети живут в больницах даже не месяцами, а годами. Марк, например, жил в больнице год и три месяца.
Елена Писарева: Как вы помогали детям-сиротам до того, как в вашей жизни появился Марк?
Варвара Волкова: Я помогала им не очень продолжительное время. О существовании этой организации и сайта «Отказники.ру» я узнала только за год до появления Марка.
Елена Писарева: Что это была за помощь?
Варвара Волкова: Мы собирали вещи. При храме собирали деньги. Вещи — вещами, а деньги нужны всегда: ведь государство выделяет на новорожденного один памперс в сутки! Ребёнку надо менять подгузник или памперс, как минимум, четыре раза в сутки, а на него выделяется один памперс. Что там происходит, вы себе не представляете! Пачка памперсов, которую человек принесет с собой, на неделю облегчит жизнь какому-то ребенку.
Елена Писарева: Это избавит ребенка от физических страданий?
Варвара Волкова: Да. Там нужна любая помощь. Не говоря уже о том, что можно приехать в больницу и просто взять ребенка на руки, покачать его.
Так что мы собирали и деньги. Сейчас наша организация старается как-то рассказывать о себе. Мы устраиваем стенды на различных выставках, рассказываем людям о своей деятельности. Через это к нам приходило очень много людей. Понимаете, у нас ведь никто не знает об этой ситуации в больницах!
Дмитрий Дюжев: Расскажите, пожалуйста, о том, как вы пришли в больницу знакомиться с Марком. Кто вас встретил, как всё происходило?
Елена Писарева: И насколько совпали ваши ощущения, Варя, и ваши, отец Александр?
Диакон Александр Волков: Больница, честно сказать, произвела гнетущее впечатление. Там устроены такие боксы, и в них в железных кроватках лежат младенцы. И совершенно ясно, что до них никому нет дела. Безусловно, нужно отдать должное и сотрудникам организации «Отказники.ру», и тем людям, которые находятся в больнице: они, конечно же, делают что могут. Да, дети накормлены, за ними более-менее ухаживают, у них действительно есть все необходимые гигиенические вещи. Но этого мало!
У этих детей абсолютно потухшие взгляды. Они месяцами, а кто-то и больше, лежат в обыкновенных металлических кроватях. И все! Конечно, находиться в этой атмосфере очень тяжело, и я понимаю людей, которые не могут ходить в больницы. Объективно говоря, человеку тяжело постоянно видеть эту боль и не иметь возможности как-то кардинально облегчить жизнь этих детей. Это сложно. Так что в больнице, так скажем, не самая комфортная атмосфера.
При этом нас встретила замечательная женщина-врач, которая занималась этими детьми. В этой больнице было, по-моему, девятнадцать отказников – при том, что это обычная, регулярная больница.
Дмитрий Дюжев: Это безнадежно больные дети?
Диакон Александр Волков: Среди них были дети с очень плохими показаниями, были дети смертельно больные. А в одной палате, в одном боксе вместе с ними находились абсолютно здоровые дети. Ведь ребенок, больной СПИДом или болезнью Дауна, не может заразить здорового ребенка.
Дмитрий Дюжев: Какие ощущения возникли у вас, как у отца — человека, ответственного за семью? Вам было страшно?
Диакон Александр Волков: В первый раз или вообще при принятии решения?
Дмитрий Дюжев: В самой больнице.
Диакон Александр Волков: Это довольно сложно описать двумя словами. С одной стороны, я окончательно понял, что мы возьмем этого ребенка. Не могу сказать, что я его увидел — и расцеловал, обнял и т.д. Нет. Всё же в какой-то момент возникает брезгливость, никуда не денешься, потому что дети там немытые и плохо пахнут. По сравнению с нашими холеными, лоснящимися от котлеток детьми, там, конечно, малоприятное зрелище.
Когда мы с женой, думали над тем, как всё будет происходить, то старались найти какой-то подход, чтобы наладить контакт с ребёнком. Решили, что его, независимо ни от чего, надо взять на руки, поцеловать, погладить по голове, прижать к себе. И когда мы это сделали, я понял, всё нормально, всё будет хорошо.
Елена Писарева: Скажите, вы узнавали, кто настоящие родители Марка?
Варвара Волкова: Да, узнавали. Обычно при оформлении усыновления дают информацию. Естественно, известна была только мать.
Диакон Александр Волков: Органы опеки обязаны предоставлять всю исчерпывающую информацию.
Елена Писарева: Очень часто люди опасаются дурной наследственности. Вы не боитесь, что у Марка может быть какая-то не очень хорошая наследственность?
Диакон Александр Волков: Это немножко лукавый вопрос, потому что наследственность есть у всех. Кто из нас сможет сказать, что его дедушки, прадедушки, прапрадедушки, дяди и тети были абсолютно здоровыми, психически нормальными, духовно уравновешенными людьми? Понятно, что большинство детей, от которых отказываются родители — это дети из социально неблагополучных семей. Но это не означает того, что все эти дети через пятнадцать лет обязательно станут убийцами, наркоманами, преступниками. Это абсолютно ни из чего не следует.
Елена Писарева: У вас не было опасений, что когда-нибудь появится мать Марка и скажет, что это её ребенок?
Диакон Александр Волков: Этого не произойдет. Суд принял такое решение.
Дмитрий Дюжев: Скажите, а насколько сложно собрать документы, необходимые для усыновления?
Варвара Волкова: Это просто было долго. Мы собирали документы два месяца. Самое долгое — это справка о несудимости, которая делается месяц, ее нельзя сделать быстрей. А медицинские справки сделать просто. Тебе перечисляют необходимые диспансеры, в которых надо взять справки, и всё. Некоторые делают эти свидетельства за три дня. У нас просто не было возможности так быстро все сделать: работа, маленький ребенок…
Дмитрий Дюжев: Значит, это не так сложно?
Варвара Волкова: Это вообще несложно.
Елена Писарева: А судимый человек не может усыновить ребенка?
Диакон Александр Волков: Нет. Судимые и находящиеся под следствием не могут усыновить ребенка.
Реплика в сторону: странно видеть, что государство не идет навстречу тем людям, которые хотят усыновить ребенка. Я уверен, процедуру получения бумаг можно упростить. Просто у нас так работает чиновничья система, которую, как известно, нужно менять.
Дмитрий Дюжев: Почему, на ваш взгляд, дети могут лежать годами в больнице?
Диакон Александр Волков: Я не знаю так глубоко этой проблемы. Но, на мой взгляд, это происходит просто от нашей теплохладности и от наплевательского отношения ко всем, кроме себя.
Вот человек работает и получает зарплату. Он делает от девяти утра до шести вечера какую-то работу, а потом у него своя жизнь. Это может быть кто угодно: медсестра, врач, сотрудник опеки. И он может быть в жизни самым замечательным человеком, хорошим семьянином. Но если здесь, на работе, он не обязан чего-то делать, то он и не будет этого делать. Он не будет помогать, он не пойдёт навстречу. Ему это не нужно. У нас, к сожалению, так мало обычного желания безвозмездно сделать что-то хорошее!
Елена Писарева: Может быть, не каждый человек способен полюбить чужого ребенка так, как своего? У нас в стране очень много детей-сирот. Может быть, мы что-то можем сделать, чтобы их было меньше? Ведь у нас вообще нет культуры усыновления… И в то же время вы рассказываете о том, что у нас большое количество сострадательных людей, которые готовы взять и полюбить чужого ребенка!
Варвара Волкова: Сейчас в открытом доступе находится федеральный банк данных детей, оставшихся без попечения на территории России. Допустим, вам нужен двухлетний мальчик. Вы выбираете необходимый цвет глаз и другие параметры, вам выдается фотография. У Марка тоже есть такая фотография. Потенциально вы можете этого ребенка усыновить. И вот на сайте открывается фотография, где малышу две недели. При этом он лежит, весь запелёнатый, на боку. Что вы можете понять по этой фотографии?
Диакон Александр Волков: И фотография черно-белая…
Варвара Волкова: Да, фотография черно-белая, нечёткая, как будто она сделана мобильным телефоном. Если бы я посмотрела на эту фотографию, мне бы в голову не пришло усыновить этого ребенка: лежит какой-то комок, ничего не видно… В противовес этому — наша история. Мы увидели Марка на фотографии, и это подтолкнуло нас к усыновлению. Вот насколько важно фото!
Почему не сделать в банке данных хороших фотографий? Сейчас у нас Год ребенка, везде висят плакаты: «Детям нужна семья». Везде написано: «Усыновите.ру». Человек зайдет на это Усыновите.ру — и что он там увидит? Он увидит эти комочки!
Елена Писарева: Мне хочется все-таки понять, в чем причина того, что у нас в стране так много брошенных детей.
Диакон Александр Волков: Мне кажется, тут проблема не в том, что у нас нет достаточного количества людей, которые готовы усыновить. Просто слишком много людей, которые готовы детей бросить. Усыновить гораздо сложней, чем бросить, усыновление — это серьезный шаг. Безусловно, я понимаю, что не могу никому так вот запросто советовать последовать нашему примеру, потому что это сложно. Мы сами еще не знаем до конца тех сложностей, которые нас могут ожидать.
А что касается мам, которые оставляют своих детей… Именно здесь нужно сосредоточивать усилия, проводить какую-то профилактическую работу. Нужно прилагать все усилия, чтобы мама не отказывалась от своего ребёнка!
Варвара Волкова: Надо поддерживать таких мам.
Елена Писарева: Разве не очень хорошая мама лучше, чем никакая?
Варвара Волкова: Конечно! При нас был такой случай. Когда мы играли с Марком в больнице, туда привезли ребенка, которого отобрали у несовершеннолетней мамы. Причём ребёнок абсолютно домашний — розовый, упитанный, одет и спокойно спит! Его отобрали у мамы, на которую нажаловалась соседка, что она по ночам уходит гулять, а ребенка оставляет тёте. И правоохранительные органы приехали с опекой, забрали этого ребенка. Через неделю, по-моему, мать добилась, чтобы его вернули.
И таких историй очень много! Малолетняя мама живет в семье, где родственники — алкоголики. Она родила ребенка, он здоровый, она за ним ухаживает. Но дети не имеют права жить в однокомнатной квартире с алкоголиками. Это действительно так. И что — кто-нибудь им выделит жилье? Никто. Кто-нибудь поселит их отдельно, даст работу? Никто, у нас нет таких органов! Вот в чём проблема: у нас в стране никто не видит социальной поддержки от государства. Государство ничего не делает, чтобы эти дети оставались при матерях. Иногда у таких женщин просто нет выхода: у них отбирают детей, и всё!
Дмитрий Дюжев: А кто помогал вам?
Диакон Александр Волков: Нас поддерживали наши родственники, наш духовник, наши многочисленные друзья среди духовенства.
Дмитрий Дюжев: Что вы можете посоветовать телезрителям, которые смотрят сегодня нашу программу и всё-таки не до конца уверены, как им поступить?
Диакон Александр Волков: Я бы посоветовал десять раз подумать. Нужно всё взвесить, в первую очередь, и проверить себя. Также надо совершенно наравне привлекать к принятию решения своих родных: мам, пап, бабушек, дедушек, теть, дядь. Ребёнка найти несложно, оформить документы еще легче. Привезти его домой, накормить вкусной котлеткой — тоже несложно. А вот как потом жить с ним всю жизнь — это уже вопрос! Если человек берёт на себя этот крест, то с него спросится. Не нужно думать, что вот, мы сейчас усыновим ребенка-инвалида или ВИЧ-инфицированного ребенка, и там нам воздастся. Не воздастся, а спросится больше, потому что ты этот шаг сделал сам, вот с тебя за него и спросят. Конечно, лучше десять раз подумать! Но, разумеется, будет здорово, если люди будут больше усыновлять.
Варвара Волкова: Можно еще вот что посоветовать. Если человек хочет усыновить ребенка, то он может как-то помочь детям-сиротам, которые находятся в бедственном положении. Я уже говорила про сайт Отказники.ру. Там действительно нужны люди, потому что сейчас больниц семнадцать, завтра будет сто двадцать. Сейчас фонд зарегистрирован и работа проводится постоянно. Но этой организации нужны люди, которые бы играли с детьми и ухаживали за ними, нужны психологи, которые бы с ними занимались. Нужны люди, которые бы занимались этими ужасными диагнозами, которые ставят в больнице детям-сиротам.
Например, когда мы, в связи с Марком, пришли в отдел опеки, нам сказали: «Вы знаете, что этот ребенок содержится в больнице?» Мы это знали, но не имели права признаваться в том, что мы уже видели ребенка и ходили к нему в больницу. Мы сделали круглые глаза и сказали: «А почему? Почему он не в детском доме?» Нам ответили, что у него сифилис! Это была абсолютная неправда, просто нужно было как-то оправдать, что ребенок находился в больнице уже год и три месяца.
Диакон Александр Волков: Но при этом мы не должны были знать, что у него нет сифилиса!
Понятно, что это не вина конкретного человека. Это, скорее, проблема всей системы. Но вы только представьте себе на минуточку: мы пришли в опеку, а нам говорят, у ребенка, которого мы выбрали по фотографии в банке данных, сифилис!
Варвара Волкова: А у нас в то время был свой маленький ребенок. Если бы мы уже не видели Марка, мы бы сто раз подумали, прежде чем принять окончательное решение. Тем более, что в России сифилис считается неизлечимой болезнью.
Елена Писарева: Как можно помочь детям, фото которых размещены на сайте Отказники.ру?
Варвара Волкова: Да у нас там, что называется, поле непаханное! Насколько мне известно, в Санкт-Петербурге есть специальная служба — «Родительский мост». Эта организация занимается профилактикой абортов, помощью детям. Сотрудники этой организации стараются помогать женщинам, которых уговорили не отказываться от своего ребёнка, найти работу, как-то устроиться. Они стараются не просто дать деньги, но сделать так, чтобы женщина нашла себя в жизни. Если девушка — выпускница детдома, то её учат ухаживать за ребёнком. Я знаю семьи детдомовцев, как раз в «Отказниках» им помогают. Ведь бывшие детдомовцы часто просто не знают, как правильно обращаться с ребенком, у них нет за плечами такого опыта.
Дмитрий Дюжев: Спасибо вам большое, что пришли к нам!
Елена Писарева: Он против усыновления детей из детского дома. Наш следующий герой считает: если уж ребёнок попал в детский дом, пусть там и остается. Там у такого ребёнка сложилась своя жизнь, в которой есть всё: и дом, и друзья, и школа, и взрослые наставники. А уж если усыновлять, то всех сразу.
В студии программы «Русский взгляд» — актер и каскадёр, бывший выпускник детского дома Алик Гульханов.
Дмитрий Дюжев: Здравствуй, Алик! Проходи, пожалуйста.
Давай не будем скрывать, что мы знакомы — встречались на съемочной площадке. У тебя есть свой опыт жизни в детском доме. Кроме того, ты преподаешь единоборства детям, у которых нет родителей. Какую мысль ты несешь этим детям как тренер? Учитываешь ли ты опыт своего детства и своей жизни?
Алик Гульханов: Спасибо, что поднимаете хороший вопрос! Только он очень сложный. Прежде всего, я хочу заложить в детях, которые занимаются спортом, уверенность в себе и спортивность. Будучи сильным, такой ребенок уже защищён от врагов — внешних и внутренних. И в будущем он будет хорошим патриотом, защитником нашей страны.
Елена Писарева: Алик, вы говорите, что вы против усыновления. Но если ребёнок оказался в детском доме, неужели ему лучше остаться там на всю жизнь? Или всё-таки у такого малыша должен быть шанс обрести людей, которых он сможет называть мамой и папой?
Алик Гульханов: Усыновление — это прекрасно. Но детей без родителей в нашей стране уже Родина усыновила, и этого достаточно. Это, Я считаю, это мы как присягу приняли и служим.
Сегодня в этой студии я услышал добрых и порядочных людей. Это приятно! Но в реальности все немножечко сложнее. Я считаю, программа усыновления у нас не готова к функционированию, поэтому усыновление часто превращается в бизнес. На моем веку я видел столько таких усыновлений, когда дети прибегали обратно в детские дома и просили защиты, вы себе представить не можете!
Елена Писарева: А что происходит? Кажется, у людей есть благое намерение, семья взяла ребёнка из детского дома. Они же взяли его не просто «попробовать», а усыновили, то есть приняли очень серьезное решение. Что же происходит, почему дети сбегают из приёмных семей?
Алик Гульханов: Понимаете, дети, которые у меня тренируются, они — соратники. У них единые мысли, единые порывы души. А люди, которые взяли ребенка на усыновление, не изолированы от окружающего мира. У них есть родственники, другие дети, прочие факторы… И есть серьезная опасность для приёмного ребенка почувствовать себя существом второго сорта. Какое уж тут единение?
Елена Писарева: Может быть, в этом виновато наше общество?
Алик Гульханов: Я был, например, свидетелем очень неприятной ситуации. Один усыновлённый парень, которому на тот момент было около тридцати лет, сказал: «Прекрасно, что меня усыновила эта добрая женщина! Но лучше бы меня усыновил олигарх». Идиот! Он не понимает, что она его взяла, спасла от тяжёлой, экстремальной жизни в детском доме. Она его спасла от армии. А он дожил до тридцати лет и думает: «Эх, и зачем она меня усыновила? Лучше бы меня усыновил олигарх!» Понимаете? Система усыновления у нас совершенно не разработана. Усыновление должно происходить, когда ребенку месяц, три месяца… А усыновление из детского дома ни к чему хорошему не приведет.
Елена Писарева: Мне кажется, мы сейчас затронули очень важный аспект проблемы. Получается, дети в детском доме считают, что они обделённые, заведомо несчастные, поэтому внешний мир им должен?
Алик Гульханов: Что вы говорите? Вы не правы! Никто никому не должен. Если нас взяли в детский дом, мы даже радуемся этому. У нас появились новые друзья, масса увлечений…
Елена Писарева: Вы, наверное, говорите про какой-то очень хороший детский дом!
Алик Гульханов: Нет. Вы знаете, я был в пяти детских домах. Со мной была такая история. Сначала я сбежал из одного детдома, потом меня перевели в другой. Там я подрался, меня опять перевели, уже в более суровый детский дом. И везде было одинаково.
Всё зависит от руководства детского дома. Я, например, очень благодарен руководителю моего последнего детского дома Валентине Викторовне Блинкиной. Дай ей Бог здоровья и счастья! Она подняла нас на ноги, она нас сделала людьми. Мы смотрели на нее, как на мать. Первый директор детского дома, в котором я находился, был настоящим зверюгой и воспитателей подбирал себе под стать. Второй директор пришёл, чтобы доработать до пенсии. Получилась настоящая анархия. А после них пришла Валентина Викторовна. Она увлекла нас идеями, спортивными делами, и мы пошли за ней.
Дмитрий Дюжев: Как ты считаешь, какой может быть выход из этой ситуации?
Алик Гульханов: Выход из этого, я считаю, один. Проблему можно решить, помогая родителям или молодым мамам. Матери-одиночке надо помогать материально и создавать все необходимые жилищные условия.
Елена Писарева: Мне хотелось бы вернуться к вашему личному опыту. Насколько мне известно, вас несколько раз усыновляли. Как вам кажется, почему ваши приемные родители вас брали?
Алик Гульханов: Вот такой я был хороший мальчик. Как меня выбирали? Хорошо рисует, кушает, бегает, эпилепсии нет. Хороший мальчик! Но в четыре года я был уже человечек и понимал, кто я и что я. Я тогда уже, извините, за свою девочку дрался!
Елена Писарева: Вам не хотелось попадать в семью?
Алик Гульханов: Не хотелось. У меня уже была определённая привычка. Может кто-то считает, что это плохо, но привычка жить в коллективе, в обществе появляется у каждого ребёнка, который оказывается в детдоме.
Я считаю, что детские дома — это готовые армейские корпуса. Мы привыкли жить в коллективе, привыкли именно к этим стенкам, к этой еде, к распорядку. А тут тебя берут и усыновляют. Мы и кушаем, когда хотим, и нас каждую секунду гладят по головке. Но у нас нет самого важного, к чему мы привыкли – у нас нет общения, нет друзей.
Дмитрий Дюжев: А ты сам мог бы взять ребенка из детдома и усыновить?
Алик Гульханов: Я, к сожалению, к этому не готов. Ты же понимаешь, наша работа не позволяет сидеть на месте и кормить с ложки. Поэтому у меня нет такой возможности. Надо подходить к этому честно. Моя лучшая помощь заключается в том, что я приезжаю в детские дома, а дети из детдомов приезжают ко мне. Мои друзья — артисты, каскадёры, военные – приезжают к этим ребятам и устраивают вечера встреч. Таким образом мы привлекаем ребят к каким-то делам, и они видят, какой может быть жизнь по ту сторону стен детского дома.
Елена Писарева: Вы были во многих детских домах по всей стране?
Алик Гульханов: Да, во многих.
Елена Писарева: Какая ситуация сейчас в детских домах, что там происходит? В чём дети нуждаются? Может быть, им чего-то не хватает?
Алик Гульханов: Есть такая организация, которая называется «Дети окраины России». Она помогает детским домам в регионах. Многие детдома в Центральной России живут совсем неплохо, а вот в глубинке дети часто находятся в ужасных условиях. Иногда заходишь, а вокруг территории детского дома нет забора. Иногда ребятам не на чем спать, всё разворовывается. Всё, полностью!
У меня есть товарищ — Александр Гордиенко, он — театральный деятель. Так вот, он чуть не побил директора Нарофоминского коррекционного детского дома. Они привезли телевизор, ещё что-то для детей, а через некоторое время приезжают и видят, что ничего нет: всё разворовали!
Дмитрий Дюжев: Что бы ты изменил сегодня в детских домах?
Алик Гульханов: Я бы назначал руководство на конкурсной основе. Брал бы людей с идеями, с предложениями и своими методиками. Пусть бы дети сами выбирали себе директора, пожили с ним, присмотрелись к нему. А потом детская республика решала бы, нужен он ей или не нужен.
Дмитрий Дюжев: Чтобы сами дети выбирали?
Алик Гульханов: Конечно. Должна быть детская коммуна. Только тогда воспитатели и директор смогут стать неотъемлемой частью этого детского сообщества. И если это произойдет, то взрослые получат настоящее доверие.
Елена Писарева: Мне хочется задать еще один вопрос Варваре и Александру. Алик сказал об опасности того, что дети в приемной семье начнут выяснять отношения: кто родной, а кто — нет. Как вам кажется, в вашей семье такое возможно?
Диакон Александр Волков: Да, это возможно!
Елена Писарева: Вы не будете скрывать от детей, что один из них — усыновлённый?
Диакон Александр Волков: Нет, не будем. Мы отдаём себе отчет, что такие проблемы возможны. Но было бы странно жить в надежде на то, что у нас вообще не будет проблем! Нельзя отказываться от каких-то поступков и решений в надежде, что таким образом ты избежишь трудностей.
Елена Писарева: У нас в студии присутствует психолог Мария Капилина. Я хотела бы обратиться к ней. Скажите, это правда, что ребёнок в приемной семье может почувствовать, что он не родной? И может ли возникнуть конфликт с родным ребенком на почве ревности?
Мария Капилина: Конечно, такая ситуация может быть. Вы уже упомянули о ревности. Но это обычная ситуация в любой семье, в которой не один ребенок.
Елена Писарева: Может быть, эта ситуация не такая страшная, потому что и родные дети тоже иногда конфликтуют, соперничают?
Мария Капилина: Я как раз об этом и говорю. Но в этой ситуации есть один серьёзный момент. Собственно, благодаря конфликтам дети учатся простым вещам: жить рядом с другим человеком, принимать во внимание не только себя, но и другого, как-то по-человечески выходить из столкновений. Важна не столько ссора, сколько выход из неё: то, что мы делаем в результате конфликта и как мы живём дальше. Дети этому учатся в семье.
Когда ребенок приёмный, это становится его больным местом, он начинает об этом задумываться. Я считаю, что очень правильно, когда дети знают, что они родились где-то в другом месте. При этом очень важно, как строятся отношения в приёмной семье. Я двенадцать лет работаю в проекте, который занимается устройством детей в семьи, и знаю, насколько важно, когда родителей и детей готовят к усыновлению. В семье, которая готовится к усыновлению, необходимо заранее формировать тёплую атмосферу. Именно в ней так нужно жить приемному ребёнку! И не стоит забывать, что приёмная семья — это настоящая семья.
Елена Писарева: А как можно избежать ситуаций, о которых говорил Алик? Действительно есть дети, которые не хотят в приёмную семью, потому что им нравится в детском доме? Или ребенку не нравятся именно эти родители? Вообще, интересы ребенка при усыновлении как-то учитываются?
Мария Капилина: Очень важно учитывать интересы ребёнка, который пережил колоссальную травму. Ведь когда ребёнок подрастает, он начинает понимать, что произошло. Первое, о чём он думает: «Раз меня бросили, то, наверное, со мной что-то не так!» Любая боль через какое-то время, когда к ней привыкаешь, порождает озлобленность. А потом человек адаптируется. Если он сильный, он говорит себе: «Хорошо, пожалуйста! Я выживу и без вас. Вам было не надо меня, а теперь мне вас не надо!»
Любая определённость лучше, чем неопределённость, даже если эта определённость плоха. Человек приспособился жить в тех условиях, в которых оказался, он почувствовал себя сильным через преодоление трудностей. В некоторых случаях происходит то, что описывал Алик, который почувствовал себя мужчиной уже в четыре года.
Елена Писарева: Бывают молодые ребята, которые в пятнадцать лет ещё достаточно инфантильны. Они иногда требуют строгого отношения к себе, более жёсткого воспитания. А бывают дети, с которыми уже к двум годам понятно, что он — сформировавшийся человечек…
Мария Капилина: На самом деле, люди, которых вы описываете в обоих случаях — уже сформировавшиеся личности. Они сформировались благодаря каким-то своим желаниям и намерениям, а также благодаря ответам окружающих.
В начале программы шла речь о генетике. Генетика — это потенциал, но как этот потенциал реализуется, зависит от среды. Человек из семьи алкоголиков, может стать врачом-наркологом, а отнюдь не алкоголиком. Это известный факт.
Так вот, возвращаясь к нашему вопросу. Очень часто, когда родители и дети не подготовлены, происходят серьезные конфликты. Если приемные родители приходят с намерением, что всё будет по-нашему, то получается, что на ситуацию усыновления они смотрят только со своей стороны: «Мы возьмём к себе ребенка, он будет жить у нас в доме, будет нас любить» и т.д. Они заранее расставляют все императивы, как всё будет. И когда дальше происходит что-то другое, то это порождает недовольство. Возникает отторжение.
Это неправильная ситуация. Точно так же, когда ребенок рождается в семье, никто не может сказать, на кого он будет похож, каков будет его характер, каковы будут его дарования и пороки. Это жизнь, и в ней надо жить!
Дмитрий Дюжев: Насколько Алик прав, высказывая мнение, что лучше не брать ребёнка старше года?
Мария Капилина: Я думаю, правота есть в мнении каждого человека. Вы, Алик, для себя нашли способ, как решить проблему, как справляться в этой жизни. Но, наверное, ошибкой было бы говорить, что для всех правильно именно так.
Мне кажется, расти в семье — естественная ситуация для ребёнка. Жизнь так устроена, что ребёнок рождается, физически отделяясь от мамы, и дальше семья, этакая психологическая утроба, в которой он растет, формирует его личностно и эмоционально. И ребенок не жизнеспособен в момент отрыва от мамы…
Алик Гульханов: Извините, я могу перебить? Я с вами не согласен. Простите меня, конечно, но ведь детский дом — это тоже семья! Я столько раз видел, как дети туда возвращаются! И возвращаются они с душевной раной, с ощущением, что их просто использовали в приёмной семье, потому что после третьего года проживания с ребенком романтика проходит.
Елена Писарева: Но, наверное, мама для ребёнка всё-таки лучше, чем воспитательница, а родной дом — лучше, чем детский дом?
Алик Гульханов: Я вам отвечу. На самом деле, когда ребёнок хочет попасть в семью из детского дома, им руководит чисто эгоистическое желание бездельничать. Ребёнок хочет попасть в семью не из-за того, что хочет быть обласкан. Нет! Просто в приёмной семье можно получше поесть, побольше поспать, не тренироваться.
Диакон Александр Волков: Нет, всё же…
Алик Гульханов: Если взять растение из леса и пересадить его в домашние условия, в кадушку, то что будет? Оно засохнет!
Диакон Александр Волков: Есть много различных ситуаций, которые, в свою очередь зависят, еще и от того, что все люди разные. Ваша ситуация, безусловно, трагична и тяжела.
Алик Гульханов: Нет, она не тяжелая, не трагичная! Она прекрасна!
Диакон Александр Волков: Но есть естественное, нормальное установление, если хотите — Богом данное, если хотите – природой. Есть ситуация семьи. С этим спорить бесполезно. Можно говорить о том, что коммуна, то есть ваш вариант — это хорошо. Можно говорить, что человек должен сам себя растить и воспитывать. Это тоже, может быть, отлично. Но есть нормальная, естественная ситуация — это ситуация семьи. Если мы всем обществом не будем стремиться к тому, чтобы дать нашим детям эту нормальную, естественную ситуацию, у нас будет не общество, а коммуна, к сожалению.
Алик Гульханов: К сожалению, вы в чем-то правы. Но я всё равно придерживаюсь мнения, что наше общество не сформировало нормальной системы усыновления. И мы должны бороться…
Елена Писарева: Но не с усыновлением! Потому что это замечательное, мне кажется, явление.
Алик Гульханов: Нет! Это — замечательный порыв. Вы говорите об идеале, а я говорю о реальности, с которой дети потом сталкиваются.
Я бы хотел добавить ещё кое-что. Если ребёнок попал в детский дом, его надо побольше нагрузить спортивными занятиями, какой-то деятельностью. Тогда ребёнок и не заметит, что он — из детского дома.
Елена Писарева: Вы сейчас затронули еще одну очень важную тему. Но для того, чтобы ее продолжить, я хочу пригласить в студию нашей программы следующего гостя.
Дмитрий Дюжев: Принято считать, что желающих взять ребенка-сироту очень мало. Это миф. Наши чиновники просто не заинтересованы в том, чтобы сирот становилось меньше. Так утверждает наша следующая героиня.
В студии программы «Русский взгляд» — директор детского дома Мария Терновская.
Елена Писарева: Здравствуйте, Мария! Скажите, почему вы считаете, что чиновники не заинтересованы в том, чтобы детей-сирот становилось меньше?
Мария Терновская: Я бы сказала, что не делается ничего такого, чтобы произошло обратное — чтобы детей в детских домах становилось меньше. Вернее, очень много говорят о том, как хорошо, чтобы это произошло. Даже выделяют средства, и это, конечно, очень хорошо. То, что сейчас усыновление пропагандируется — это тоже замечательно. Но нет связующего звена!
Фактически людям говорят: «Давайте берите детей на усыновление! Давайте сделаем так, чтобы детей в детских домах не было!» Но при этом ничего не происходит. И если зайти на сайты Усыновить.ру и Отказники.ру, а также на прочие им подобные, то там можно увидеть письма людей, которые хотят взять детей, но встречают огромное сопротивление со стороны властей. Они не могут этого сделать!
Дмитрий Дюжев: А с чем это связано?
Мария Терновская: Это очень сложно сделать чисто практически.
Дмитрий Дюжев: Семья Волковых говорит, что в этом вопросе нет проблем.
Мария Терновская: Собрать документы не так сложно. У некоторых это занимает, может быть, две недели, у кого-то месяц, у кого-то — три дня. Сложно подобрать ребёнка. Основная проблема состоит в том, где найти ребёнка и каким образом взять этого ребёнка в семью. Но это еще полбеды! Потом этого ребёнка надо вырастить. И здесь, опять-таки, ничего не делается для того, чтобы помочь людям, которые берут сирот в семьи. А ведь им нужно вырастить этого ребёнка и вывести его в люди!
Дмитрий Дюжев: Скажите, пожалуйста, что такое «патронатные семьи»?
Мария Терновская: У нас проходит эксперимент, который длится уже более десяти лет. Результаты эксперимента продемонстрировали, что, если действительно заняться этим делом профессионально, если захотеть отдать детей в семьи, то это можно сделать совершенно нормально.
Мы организовали профессиональную службу по устройству детей в семью. Патронатное воспитание предполагает некий профессионализм. Это похоже на опеку и похоже на семью, но это не усыновление. Ребёнок не насовсем отдаётся в семью, но становится подопечным ребёнком. При этом есть ещё профессиональная служба, которая помогает людям вырастить этого ребёнка. И мы наравне с родителями, которые берут детей в семьи, отвечаем за то, чтобы у них — и у родителей, и у ребенка — всё было хорошо. В этом отличие патронатного воспитания от других форм.
Очень важно, что мы заинтересованы и отвечаем по закону. Мы действительно заинтересованы, во-первых, в том, чтобы как можно большее количество детей ушло в семьи, а во-вторых — чтобы у тех людей, которые берут ребёнка, и у самого ребёнка всё сложилось удачно.
Дмитрий Дюжев: А каким образом вы контролируете семьи? Ведь у каждой семьи свой метод воспитания, своя атмосфера. Как можно ее контролировать и корректировать?
Мария Терновская: А мы не контролируем. Мы вместе с семьёй пытаемся наладить новую жизнь.
Дмитрий Дюжев: Ребенок живёт в семье?
Мария Терновская: Ребёнок живет дома, в семье, с родителями. Надо просто понять то, о чем говорил Александр Волков. Взять ребенка в семью — это очень ответственное дело. Он очень ответственно говорил о своем выборе, о том, почему они все-таки решились на усыновление и сделали это. У других людей, может быть, нет такой уверенности. Наша служба помогает справиться с этим первым периодом и последующими проблемами, которые возникают.
Елена Писарева: А эта служба может помочь понять, способна ли семья взять ребенка или нет?
Мария Терновская: Мы помогаем понять, что ты можешь. Взять ребёнка, наверное, способно достаточно большое количество людей. Надо просто понять, с чем ты способен справиться. Какой конкретно ребенок лучше был бы в этой конкретной семье. Какого ребёнка искать, какой ребенок будет твой. Человеку очень сложно самому это решить, здесь нужна помощь специалистов. И на первом этапе мы помогаем людям разобраться в себе и понять, с чем им придётся столкнуться, каким образом справляться с этими возможными сложностями. В дальнейшем, когда уже начинается новая жизнь, мы помогаем семье там и тогда, когда это требуется.
Дмитрий Дюжев: Откуда вы черпаете ресурсы?
Мария Терновская: С Божьей помощью, как говорится. У нас государственный проект, государственный детский дом, который уже сейчас не детский дом, потому что у нас за десять лет около трёхсот детей ушло в семьи. Я бы сказала, что у нас — служба по устройству детей в семью. А еще мы помогаем вернуть детей домой, в их настоящую семью.
Дмитрий Дюжев: Как дети попадают к вам?
Мария Терновская: Мы являемся так называемой «уполномоченной организацией органов опеки». Это означает, что мы — профессиональная служба органов опеки. В идеале это должно быть так: органы опеки понимают, что где-то случилась беда, что нужно помогать какому-то ребёнку или какой-то семье. И ребёнок должен обращаться в такую профессиональную службу, которая имеет и социальных педагогов, и психологов, и врачей, и других специалистов, которые могут либо помочь ребёнку остаться у себя дома, либо находят других родителей, а потом помогают этому ребёнку жить в новой семье, а приёмной семье — его воспитывать.
Юридически мы обладаем определенными правами и обязанностями, как уполномоченная служба органов опеки и попечительства. По идее, дети должны были бы к нам попадать напрямую из семей. Сейчас процесс немножко нарушен, но мы надеемся, что это со временем исправится. В последнее время к нам поступало мало детей. Может быть, ситуация в Москве некоторым образом улучшится и те дети, которым мы можем помочь, попадут к нам, а мы найдем им семьи.
Елена Писарева: Мария, а были ли у вас такие ситуации, как у Алика?
Мария Терновская: Конечно. Мы, конечно, говорим людям, что воспитание приёмного ребенка — это не совсем то же самое, что воспитание своего собственного, и это нужно понимать. Мы никому не обещаем безоблачной жизни. Мы говорим, что есть проблемы, но есть и возможность эти проблемы решать. Видимо, в случае, о котором говорил Алик, не было этой помощи. Рядом не оказалось специалиста, который бы помог людям справиться с ситуацией.
Дмитрий Дюжев: Мария, расскажите, пожалуйста, как функционирует структура, в которой вы работаете?
Мария Терновская: Мы берем на себя ответственность за ребёнка, и мы отвечаем за него от начала и до конца: от выявления ситуации неблагополучия в семье до выпуска ребёнка в самостоятельную жизнь. Что бы ни происходило по ходу этой жизни — это наша ответственность. У нас есть социальная служба, которая непрерывно поддерживает контакт с семьёй. В отдельных случаях сотрудники этой службы могут даже предугадать какие-то назревающие проблемы, и мы пытаемся спасти ситуацию ещё на ранних стадиях развития конфликта, когда дело ещё не доходит до того, что людям уже невозможно жить вместе.
Но может случиться и так, что им придется разойтись. Мы помогаем и в этой ситуации: помогаем справиться с теми чувствами, переживаниями, которые здесь очевидно возникают. Мы подсчитали, что только два с половиной процента детей за десять лет нашей работы остались без семьи. Остальные продолжают жить в этих приёмных семьях.
Елена Писарева: Мария, в чем заключается основное отличие воспитания родного и неродного ребенка?
Мария Терновская: В начале нашей беседы об этом говорила Варвара. Она говорила, что, когда ты ждёшь ребёнка, то готовишься к тому, что ребёнок придет в семью. Ты всё время помнишь, что это твой собственный ребёнок. Когда он появляется на свет, ты начинаешь узнавать в нём частичку себя. А приемный ребёнок — это всё-таки другой человек, другая личность, и надо полюбить его таким, какой он есть.
Елена Писарева: Но ведь и родного ребенка нужно принять и полюбить таким, какой он есть, потому что он рождается совсем не таким, как ожидают родители!
Мария Терновская: Конечно, но это всё равно немножко другое. Всё-таки есть некие нюансы…
Елена Писарева: Но, может быть, у нас в обществе существует какой-то неправильный стереотип? Своих детей мы любим, а чужих нам принять трудно… С другой стороны, мы очень часто находим взаимопонимание не с родными братьями и сестрами, а с соседом по парте или с университетским другом…
Диакон Александр Волков: Представьте: у вас рождается ребёнок — хороший, гладкий, ваш любимый. Но может случиться и так, что рождается ребёнок с раком или ребёнок, который проживет всего год. И очень многие люди избавляются от таких детей!
Елена Писарева: Может быть, им тяжело любить такого ребёнка?
Диакон Александр Волков: Это зависит от человека. Это уже не социальный вопрос, это вопрос нравственных убеждений. Если у человека рождается ребёнок, которого он не готов принять, он его бросает.
Варвара Волкова: Это у нас безответственность такая, понимаете? Ребёнок — твой, он тебя любит, ты для него — всё! А ты его бросаешь. Ты отодвигаешь от себя эту проблему, вся ответственность с тебя снимается. Этот малыш сам по себе где-то там, а ты -сам по себе. Пускай: ведь это больной ребенок, он всё равно через год умрет, чего уж там!
Но есть две ситуации: либо ребёнок умирает сам, так и не познав, что такое любовь, либо он умрёт через год, но его мама будет до конца стоять у кровати, гладить его по голове и держать за руку. Это разные ситуации.
Диакон Александр Волков: Скорее, это важней для мамы, чем для ребёнка.
Варвара Волкова: Да! Сколько сейчас женщин, которые остались одни лет в шестьдесят! Они говорят: «У нас нет детей, мы такие несчастные, никто нас не любит!». А когда начинаешь с ними разговаривать и спрашивать, почему так случилось, то знаете, что я часто слышу в ответ? Они отвечают: «Да, конечно, была возможность родить. Но я тогда была молодая, мне хотелось работать, гулять, мне было не до этого». В итоге — шесть абортов!
Елена Писарева: Мне кажется, это касается только поколения, жившего в советские годы.
Варвара Волкова: Я так не думаю. У нас есть представление, что детей бросают только больные матери-алкоголички. Но это, к сожалению, не так. Конечно, многих детей оставляют женщины из неблагополучных семей. Но бывают случаи, когда девушка из хорошей семьи беременеет и хочет оставить ребёнка, а родители говорят: «Нет. Ты от кого попало забеременела, нам не нужен такой ребёнок!» и заставляют её отказаться от малыша или сделать аборт. Что через десять лет скажет им эта девушка? Допустим, она пошла у них на поводу.
Вы знаете, у нас не воспитывают ответственность перед жизнью, перед своими поступками. У нас всё можно, понимаете? Свобода такая!
Мария Терновская: Я бы ещё хотела немножко добавить. Дело в том, что у детей, которые жили без мамы, есть определённые проблемы. Важно, чтобы люди, которые взяли ребёнка в семью, это понимали. Сотрудники нашей службы ищут людей, которые будут ответственно относиться к этому шагу и не будут бросать таких детей. Но мы хотим, чтобы они немножко лучше понимали, что же происходит с этим ребёнком. Тогда им будет немножко проще жить, немножко легче справляться с проблемами, которые будут возникать. И в этом смысле мы говорим про некий профессионализм в этом деле. Когда семья решает взять на воспитание ребёнка, то рядом должны находиться специалисты, которые помогут этим людям воспитывать приёмных детей.
Варвара Волкова: Можно задать вопрос?
Елена Писарева: Да, конечно.
Варвара Волкова: Мария, вы говорите, что, когда ребенка устраивают в патронажную семью, вы оказываете помощь. А не считаете ли вы, что, если ребенка усыновляют, то этой семье тоже нужно помогать?
Мария Терновская: Безусловно, нужно. Мы считаем, что помощь необходима всем семьям, которые берут детей. Мы видели триста детей, которые попали в семьи, и всем этим детям и их приёмным родителям требовалась помощь. Причём у нас двадцать пять процентов усыновлений, т.е. какое-то время было патронатное воспитание, а потом его переоформили на усыновление. Впоследствии эти люди всё равно приходили, обращались за помощью, и мы эту помощь предоставляли.
Но тут есть один нюанс. Усыновление юридически означает для ребёнка и для семьи то, что новые родители становятся как бы биологически родными. Приёмный ребёнок в правах приравнивается к ребёнку, которого ты сам родил, к твоему собственному ребёнку. С другой стороны, действительно не каждого ребёнка можно усыновить. К тому же, не каждый способен на такой шаг.
Людей, желающих воспитывать детей, оказывается, очень много! Мы сами с удивлением обнаружили это за время своей работы. Но очень сложно взять на себя эту ответственность. К сожалению, наш опыт доказывает, что не всех детей можно устроить. Но все равно нужно стараться, нужно создать условия для этого. Патронатное воспитание предлагает эту помощь автоматически. Сейчас пока нет таких служб, куда могут обращаться усыновители, поэтому им достаточно сложно. Мы надеемся, что в дальнейшем такие службы появятся. Конечно, помощь должна быть всем людям, которые взяли детей в семьи.
Елена Писарева: Сейчас, насколько мне известно, готовится новый законопроект, касающийся приёмных детей. Что это за законопроект?
Мария Терновская: Это «Закон об опеке и попечительстве». А второй законопроект вносит изменения и дополнения в Семейный Кодекс. Там есть несколько очень тревожных моментов. Во-первых, запрещается деятельность любых организаций по устройству детей в семьи. Только органам опеки разрешается осуществлять эту работу. Получается, что, если люди хотят взять ребёнка, то они должны пробиваться через органы опеки, а это сложно. Кстати, наше учреждение — фактически профессиональная служба по устройству детей. Мы добились успеха, у нас девяносто пять процентов детей размещаются в семью. И они уживаются там, что самое главное! Мы видим ребёнка, он у нас живет. Мы хотим, чтобы этому ребёнку было хорошо, и можем с помощью нашего специалиста понять, как это сделать. К нам приходят родители, и мы помогаем этим родителям понять, как им дальше строить свою жизнь.
У нас же на глазах происходит встреча ребёнка и родителей. Это дает очень мощный эффект! А дальше мы помогаем ребёнку и семье. И если это запретить — а фактически Закон это запрещает, — то сложится такая же ситуация, которая произошла с вами, Алик.
Конечно, сама процедура оформления довольно проста. Но в этом процессе, в процессе создания для ребенка нового дома, сейчас нет ничего человеческого, ничего духовного!
Дмитрий Дюжев: Простите, я правильно понял, что этот Закон только принимается?
Мария Терновская: Да. Сейчас действует закон, который устанавливает несколько форм устройства детей в семью: приёмная семья, опека и усыновление. Но у нас нет закона, который бы говорил о том, как это всё должно происходить. Сейчас — простите, повторюсь, — хотят принять «Закон об опеке и попечительстве». Он фактически отменит приёмную семью, он отменит негосударственные учреждения. Значит, все приюты при Церкви и прочие негосударственные учреждения, которые возникли в последнее время, будут закрыты. Люди, которые взяли детей в приёмные семьи, должны будут всё переоформить. Люди, которые оформили опеку, тоже пойдут переоформлять документы. В общем, это будет такая катастрофа, с которой я не знаю, как и когда мы справимся.
Елена Писарева: Есть шанс, что этот закон не примут?
Мария Терновская: С помощью вашей программы, надеюсь, нас кто-нибудь услышит! Вообще, пользуясь случаем, приглашаю всех депутатов Государственной Думы: перед тем, как принимать окончательное решение по этому Закону, пожалуйста, приходите к нам, посмотрите, как работает наша служба! Давайте всё обсудим! Давайте мы объясним, в конце концов, что мы делаем! Посмотрите на детей, посмотрите на семьи, которые их воспитывают!
Дмитрий Дюжев: Назовите, пожалуйста, адрес, где расположена ваша служба.
Мария Терновская: Спартаковская площадь, дом 10, строение 3. Детский дом № 19, который, хотя ещё так и называется, но уже фактически не является детским домом. Скорее, это центр по семейному устройству детей. Наш телефон: 267-74-19.
Варвара Волкова: Можно мне ещё добавить? Если бы мы не увидели фотографию Марка в интернете, то что бы мы сделали? Мы бы пришли в опеку, сказали, что хотим мальчика лет двух. Нам бы показали подходящие анкеты. После этого мы должны были бы с этими анкетами пойти в детский дом и выбирать ребёнка. Перед нами построили бы этих детей в шеренгу, как на рынке… Действительно, так оно и было бы!
Алик Гульханов: Как вы понимаете, я тоже интересуюсь этим вопросом, поэтому слежу за новостями. Еще раз повторяю: в данный момент усыновление — это бизнес.
Мария Терновская: Нет, вы знаете, я…
Алик Гульханов: Да вы посмотрите, сколько детей отдают за границу! Дают взятки, чтобы их усыновить! Я сам видел такого посредника — женщину с добрыми глазами, радостную такую. Через два года узнаю от моих же ребят, что эта женщина за взятки отправила в Америку несколько десятков детей! Её посадили.
Мария Терновская: Проблема, безусловно, существует. Но пока система закрыта, пока детьми распоряжается ограниченное количество администраторов, всегда будут злоупотребления.
Диакон Александр Волков: Если бы около этого человека, который берёт взятки, не находились бы десятки людей, которые его покрывают, тогда бы у нас было гораздо меньше проблем. Это не один человек, это система так устроена.
Мария Терновская: Знаете, к нам на тренинги приходит очень много людей. У нас проходят занятия для тех, кто хочет взять детей. Сначала люди немножко смущаются, а потом они раскрываются, начинают рассказывать всё то, что наболело. Многие говорят о том, что они сталкивались с такой проблемой, с них действительно просили деньги. Но никто из них никогда никуда не пойдет и не будет об этом заявлять. Они говорят: «Это наша жизнь, и я не хочу, чтобы мой ребенок узнал, что я его купила». Понимаете?
Поскольку сейчас у нас в детском доме фактически нет детей, осталось всего шесть, то мы готовим людей, а они уходят и пытаются найти ребёнка в другом месте. Иногда мы говорим: «Ну, давайте же все-таки сделаем что-нибудь со взяточничеством! Ведь если вы не скажете, то так всё и останется! Ну, сколько можно?» Нам на это отвечают: «Сражаться с этими мельницами бесполезно». Вот такая сейчас позиция у людей. Единственное, они пишут письма в интернете и рассказывают, что с ними происходит, как они прошли эту комиссию.
Чтобы что-то сдвинулось, нужно выстроить идейный процесс работы с ребёнком, чтобы на каждом этапе рядом было очень много специалистов, которые бы этим занимались. У нас работает пятьдесят человек, то есть про наших детей знает пятьдесят человек. В такой ситуации невозможно что-то скрыть. Выдернуть этого ребёнка, где-то его припрятать, куда-то его отдать за какие-то деньги — просто невозможно. И сегодня мы призываем к организации таких профессиональных служб, которые бы помогали вести ребёнка по жизни, а не чтобы сирота с помощью администратора перемещался из одного учреждения в другое, как, например, Алик, который побывал в пяти местах. К нам тоже попадали дети с самыми ужасными случаями. К нам попала девочка четырех лет от роду, которая до нас побывала в пяти домах ребёнка. К четырем годам она побывала уже в пяти местах! Ясно, что у ребёнка уже существуют проблемы. Слава Богу, сейчас девочка в семье, и всё там будет налаживаться.
Елена Писарева: Православная Церковь всегда проявляла заботу о сиротах. Сегодня многие семьи верующих людей берут брошенных детей под опеку или усыновляют. О том, какие напутствия эти люди слышат от своих духовников, нам расскажет в студии программы «Русский взгляд» священник Игорь Фомин.
Елена Писарева: Скажите, в вашей практике были случаи, когда люди приходили и спрашивали вашего совета насчёт усыновления ребёнка?
Отец Игорь: Да, конечно, такие случаи есть. Они очень трогательны. Я смотрю на этих людей, которые приходят за благословением на данное дело, и понимаю: они осознают, что возрождение Руси — не только в золотых куполах, но и в душах людей.
Елена Писарева: Вы, вероятно, всем говорите, что это нужно и здорово, и что вы их поддерживаете?
Отец Игорь: Мы обязательно говорим, что это действительно здорово, что это хорошо. Но в каждом отдельном случае надо разбираться. При том храме, где я служу, есть приписная кладбищенская церковь. Среди прихожан есть очень большое количество людей, которые потеряли своих детей. В основном, это, естественно, семьи, где был только один ребёнок. Сами представляете, какую трагедию переживают родители, которые теряют своих первенцев. Первый порыв, который возникает у этих людей — усыновить. И вот здесь приходится человека останавливать, чтобы его решение было обдумано, чтобы оно было прочувствовано. Чтобы не случилось так, как случилось с героем нашей программы, Аликом, чтобы ребенок, который попадёт в эту семью, не убежал обратно в детский дом. Чтобы в этом ребёнке увидели личность, увидели своего нового ребёнка, а не того, прежнего, и чтобы он не стал лишь утешением для приёмных родителей.
Но есть и другие случаи. Есть совершенно отрадные, замечательные случаи, когда родители рожают своего ребёнка, а потом усыновляют ещё троих. Проходит какое-то время, эти же родители смотрят на нового принесённого в храм младенца и говорят: «Ой, как мы соскучились по маленькому!» И берут еще девятимесячного ребёнка. Это очень трогательный момент. Это момент, когда можно сказать, что Евангелие воплощается в жизнь, что оно не только на бумаге, но в сердцах и в делах людей.
Елена Писарева: Отец Игорь, сейчас говорят, что у нас в стране огромное количество детей-сирот. Многие считают, что мы пришли к этому из-за того, что долго скрывали существование детских домов. Как вы думаете, что может повлиять на то, чтобы в обществе изменилось отношение к этим сиротам?
Отец Игорь: Могу привести очень интересный факт, статистику. Если каждая десятая семья усыновит по ребёнку, то детей-сирот в детских домах не останется. Не будет страшной трагедии сиротства!
Мне кажется, повлиять на ситуацию может только воцерковление. Это сугубо моё личное мнение, и его, естественно, многие могут оспаривать. Но та бездуховность, та нравственная катастрофа, которая творится у нас сейчас в стране, не даёт возможности в полной мере увидеть, что такое усыновление, что это вообще такое — помочь другому человеку.
Елена Писарева: А почему в Европе и в Америке, которые нельзя назвать очень духовными и церковными, тем не менее, очень модно и престижно усыновить ребёнка?
Отец Игорь: У нас есть специфические проблемы. У нас был очень страшный период в семьдесят лет, когда нам ломали ноги, а теперь, как говорит отец Андрей Кураев, «просят танцевать польку-бабочку». Естественно, процесс восстановления душ и сердец людей будет протекать очень медленно и долго.
Что мы сейчас видим вокруг? Эгоизм, индивидуализм, девиз: «Бери от жизни всё, но только для себя!». Мне кажется, это — основная причина того, что детей не усыновляют, что не хотят помочь ближнему, увидеть кусочек Царствия Небесного, который возможен только при наличии рядом большого количества детей. Не одного ребенка, а большого количества детей!
Дмитрий Дюжев: Отец Игорь, многие мамы боятся, что им будет сложно научиться любить неродного ребёнка, особенно, если уже есть родной. Что вы посоветуете в этой ситуации?
Отец Игорь: Я думаю, что научиться любить, наверное, невозможно. Я не имею в виду детей родных или неродных. Любовь — это дар, который дается человеку и который человек может, скажем так, воплотить, реализовать.
Дмитрий Дюжев: То есть матери невозможно научиться любит неродного ребёнка?
Отец Игорь: Если в душе человека — матери или отца, здесь совершенно неважно, кого мы берем — есть добрые качества, добрые задатки, то можно поправить ситуацию. Господь дает нам любовь, сострадание и жалость.
Дмитрий Дюжев: Что вы посоветуете тем нашим телезрителям, кто еще не уверен, как им поступить?
Отец Игорь: Что посоветовать? Естественно, мудро читать Евангелие и пользоваться всем тем, что есть сейчас для усыновления. Я считаю, это удивительное благо, что у нас появились психологические службы, появились люди, которые горят и переживают за бедных детей-сирот. Если человек придёт в детский дом или в больницу, чтобы помочь, он уже не сможет просто так оттуда уйти. Он или больше никогда туда не зайдет, или никогда оттуда не выйдет. Но, оставшись там, он принесет очень большую пользу — и не только ребенку, но и себе.
Дмитрий Дюжев: Спасибо, отец Игорь, что пришли! Мы благодарим всех гостей!
Елена Писарева: Спасибо!
И всё-таки, мы сегодня — первые. Ни в одной стране мира не бросают детей в таком количестве. Не каждый может взять на воспитание и полюбить чужого ребёнка. Но детям, которые не нужны своим родителям, нужна наша помощь. А на неё способен каждый.
Дмитрий Дюжев: Если вы хотите помочь, но не знаете как, обращайтесь на сайт www.otkazniki.ru или позвоните по телефону 8 903 737 40 42.