О том, что произойдет, когда государство запустит кампанию по усыновлению детей россиянами
Елена Фортуна, главный редактор журнала для приемных родителей «Родные люди», специально для «Эксперт Online»
Четыре года назад, когда я усыновила первого ребенка, обычной реакцией окружающих на эту новость был поток очень наивных вопросов о том, как оно бывает. Сегодня, когда об этом становится известно малознакомому собеседнику, я как правило слышу в ответ что-то вроде: «А у меня тоже есть подруга — она девочку под опеку взяла. А на работе, в соседнем отделе, коллега усыновила мальчика — аж во Владивосток за ним летала!» И в этом нет заслуги нашего государства. Все счастливо закончившиеся истории, когда дети и их новые родители нашли друг друга, закончились так потому, что государство не мешало. Или мешало, но не настолько, чтобы отвратить решительно настроенных граждан от мысли принять в семью одинокого ребенка. Теперь власть решила обратиться к теме сиротства всерьез — и от этого вмешательства заранее страшно.
Я не буду приводить конкретных цифр — оставим это чиновникам, которые только цифрами и мыслят, и конкретных людей и детей давно за ними ни видят, что и показал «закон Димы Яковлева» и все последовавшие за ним выступления. Я хочу порассуждать о том, как в целом изменится картина после того, как государство возьмется активно «решать проблему с сиротством». А то, мол, позор какой — рассматривать Америку как спасение. Как именно будет спасать сирот наше государство, увы, можно предсказать.
Первое, что нас ждет — это поток сомнительного качества социальной рекламы и прочей пропаганды, созданной с «советским» креативным подходом и вызывающее в первую очередь чувство стыда. Стыд заставляет отводить глаза. В отдельных гражданах благодаря рекламе просыпается жалость к «бедным сироткам» и некоторым даже удаётся пойти дальше и продержаться на этой жалости в процессе сбора документов. Правда, большинство отваливается уже на этапе, когда становится понятно, что вот конкретно эту девочку с вынимающим душу взглядом забрать в семью не получится. А реальные дети в доме ребенка или детдоме — они, увы, немного иначе выглядят. Не так гламурно. Вместо невесомого розового банта — остриженная под машинку головёнка в пятнах зелёнки. Вместо нежно приоткрытого ротика, из которого, в воображении будущего усыновителя уже готово вырваться слово «мама», — искажённые плачем губы в болячках. И никакого радостного бросания на шею незнакомой тётеньке — скорее наоборот. Вообще-то это хорошо, потому что с большой вероятностью говорит о том, что у ребёнка нет расстройства привязанности. Но настроенный на красивую картинку усыновитель этого уже, скорее всего, не узнает. Хотя вроде как проходил обязательную ныне школу приёмных родителей, но что это была за школа? Закон-то издали, а кто будет учить, как и где — почему-то не подумали. Так что не стоит надеяться, что за счёт рекламы удастся сильно пополнить ряды усыновителей. Хотя у сотрудников опек работы прибавится за счёт притока неадеквата. И когда к издерганному работнику опеки придет вполне адекватный, подготовленный и разумный усыновитель — вряд ли у них состоится полноценный деловой разговор.
Второе, чего стоит ожидать, — станет больше показухи. Приёмные семьи — как с подопечными, так и с усыновлёнными детьми (и наплевать всем будет на тайну усыновления) — будут активно привлекаться в ток-шоу на телевидение, на страницы газет и журналов всех региональных уровней, и количество розового цвета в описании их жизни будет превышать все разумные пределы. И, боже упаси, никакой чернухи! Забудем все, что звучало со страниц желтой прессы про усыновителей-извергов, про меркантильные интересы приёмных родителей. Оно, может, и к лучшему, — забыть. Но превознесение усыновителей на уровень героев не делает усыновление понятным и доступным. И уж точно не повышает показатели семейного устройства.
Третье — усыновлять не станет проще. Наоборот, пока что все делается не для облегчения, а для усложнения процедуры. Или, выражаясь казенным языком, для «профилактики возвратов». Непонятно, как может спасти от возврата дополнительная справка из санэпиднадзора, возникшая в списке обязательных для усыновления документов, но пока что в законах ничего такого, что облегчило бы будущему усыновителю и опекуну путь к ребенку, не появилось. Зато теперь решение суда об усыновлении вступает в законную силу не через 10 дней, а через 30. Это, видимо, тоже «для профилактики».
В-четвёртых, конечно, завтра не выстроится очередь на усыновление «особых» детишек. Так как жизнь в нашей стране с ребёнком-инвалидом — это выживание. Слишком многое надо поменять в стране в целом, чтобы инвалидность не воспринималась как приговор, как трагедия, как крест на любых перспективах нормальной жизни. Хотя наш главный защитник детей Павел Астахов и утверждает, что у нас многотысячная очередь усыновителей — люди в этой «очереди» явно не жаждут быть навсегда прикованными к «особым потребностям» ребёнка. Они мечтают о голубоглазых здоровых блондинках в возрасте до года, и совершенно непонятно, как наше правительство собирается удовлетворять их запросы. По моему опыту общения с огромным количеством приёмных родителей — все, кто на самом деле хотели усыновить, находили детей в соответствии со своими желаниями и ресурсами семьи: и блондинок, и младенцев, и здоровеньких. Так что в эту пресловутую «очередь», подозреваю, попали все, кто в данный момент находится в процессе сбора документов и стоит на учете в органах опеки. Плюс небольшой процент особо разборчивых, которые на общую картину практически не влияют — вместо голубоглазой блондинки на дошкольника с ДЦП они точно не согласятся.
Детей, к большому сожалению, у нас хватает всем желающим — и россиянам, и американцам. И сама процедура семейного устройства для граждан России одна из самых простых в мире. Вообще говоря, чтобы вся система работала правильно, чиновники от усыновления должны делать всего две вещи: соблюдать законы и нормально исполнять свои обязанности. Чтобы не зависали в сиротской системе практически здоровые дети с диагнозами, часто взятыми с потолка, но качественно отпугивающими российских усыновителей — они за каждым диагнозом видят бесконечное общение с отечественным здравоохранением, где один сбор документов для комиссии по инвалидности способен до этой самой инвалидности довести. Чтобы детям эти диагнозы не приписывали сознательно, с целью отдать на иностранное усыновление. Чтобы не отпугивали российских усыновителей мифическими родственниками («Вот буквально вчера бабушка приходила — хочет внучка забрать!») с целью получить от них отказ от усыновления конкретно этого ребенка. Закон-то каков? Несколько отказов от российских усыновителей — и ребенок совершенно легально может быть отдан на иностранное усыновление. Естественно, не бесплатно. Да, кто-то смотрит на устройство ребенка в семью с позиции личной выгоды. И, что самое печальное, он не изменится от того, что теперь возможностей для наживы у него будет меньше. Просто в отборе кандидатов — уже российских — появится негласный пункт о платежеспособности.