Из родительской группы в соцсетях:
“Подростки, а среди них и моя дочь, вечером в квартире устроили тусовку. Пили, курили. Дочке стало плохо. Вместо того чтобы позвонить мне, ее так называемые друзья вызвали скорую. Машу увезли в больницу с алкогольным отравлением. Дальше были разбирательства: врачи, милиция, обвинение в мой адрес в ненадлежащем исполнении родительских обязанностей… Не понимаю, как дочка вообще связалась с этой мерзкой компанией. Почему они не позвонили мне, почему не поставили в известность?”
– Этот пост родительницы в одной из социальных сетей вызвал бурное обсуждение. Кто-то был на стороне “пострадавшей матери”, кто-то восхищался подростками, который от страха перед наказанием обычно убегают, а тут поступили грамотно. “Мерзкая компания”, “так называемые друзья”… За кого родители боятся больше: за детей или за себя?
Кирилл Хломов
– Зависит от ожиданий взрослых. Кроме того, что родители всегда боятся за своих детей, многие родители по ряду причин хотели бы первыми узнавать о случившемся с ребенком. Именно родитель несет полную ответственность, и невысокая степень доверия общественным институтам играет не последнюю роль. С различными проблемами — сложностями со здоровьем своего ребенка, постановкой на учет, отношением в школе — также никто не хочет сталкиваться.
Главное, что сделали в этой истории подростки – не оставили товарища беспомощным, вызвали скорую помощь. Случаи, когда, боясь наказания взрослых, подростки убегают, оставляя другого беспомощным, и последствием становится чья-то смерть, увы, известны.
Попадет ребенок в историю или нет – может зависеть и от компании, когда в общении с другими сверстниками подросток выберет риск. Но нужно понимать, что в зоне риска всегда оказываются разные дети.
Во-первых, те, кто вырос в социально-неблагополучной, в криминогенной среде, в которой было принято злоупотребление алкоголем и наркотиками, где правонарушения были чем-то самим собой разумеющимся, нормальным.
А во-вторых — чрезмерно доверчивые к миру дети — те, кто привык, что их мир безопасен, те, кого ограждали, кто не встречался с социальными опасностями, с агрессивными факторами. И те и другие дети будут в зоне риска, ведь их представления о социальной норме сдвинуты.
Сначала мелочь, потом воровство
– Есть хоть какой-то способ обезопасить ребенка от дурной компании?
– Не думаю, что опасность именно в самой дурной компании. Как мне кажется, лучший способ уберечь от дурной компании – это предполагать, что ваш ребенок однажды случайно может в ней оказаться. Тогда можно поддерживать навыки и компетенции ребенка распознавать опасность, развивать способность принимать решение за себя, в котором он не будет, например, пробовать то же, что и все, будет отказываться делать то, что от него могут ждать приятели. Учить отличать опасную ситуацию от безопасной и регулировать свое поведение. Создавать такие условия, отношения, чтобы ребенок действительно мог обратиться за помощью к вам, когда ему это необходимо.
– Как это можно сделать?
– Например, возвращая ребенку ответственность за его поведение. Когда подросток имеет дело с последствиями собственных решений.
– Украл – ждет тебя, сынок, детская колония?
– Вы говорите о крайностях: так украл, что сразу колония — как мне кажется, это крайность. Сначала происходят микроинциденты: например, если ребенок стащил сдачу после похода в магазин, с вами не проговорив, что хотел бы оставить мелочь себе. А взрослый, это обнаружив, спускает на тормозах: все-таки будет правильно…
– Ну что такое сдача? Это же мелочь!
– Сначала будет мелочь, а потом, возможно, и более заметное воровство. Например, когда вы заметили, что из бутылки в баре исчез алкоголь, что-то еще в том же духе — как мне кажется, важно показать ребенку, что вы об этом узнали. Взрослые редко понимают, что подобные вещи происходят, когда у ребенка есть какие-то психологические нужды (и я не имею в виду тягу к алкоголю) — например, желание автономности, самостоятельности. Подросток ищет способ реализовать свою потребность. Родителю важно дать возможность ребенку встретиться с последствиями принимаемых им решений и одновременно не игнорировать его потребности. “Встретиться с последствиями” — это не равно “неотвратимость наказания”. Разговор и просто внимание к нарушенным границам — также являются последствиями.
Тут есть тонкая и сложная грань между наказанием и жестокостью с одной стороны и игнорированием и вседозволенностью - с другой.
Например, сын просит перевести его в другую школу или класс и идет в класс с облегченной программой обучения. В какой-то момент ему становится скучно. Что это? Это последствия решения, которые он принял. Позвольте ребенку встретиться со скукой, разочарованием, дайте возможность пережить это разочарование…
Можно, конечно, сразу спасать. Чуть что-то не получилось, ребенок расстроился, и тут же надо организовывать для него благополучную ситуацию. Многое при этом зависит от возраста, в котором вы помогаете отпрыску, и от того, как это делаете. Увы, в какой-то момент родитель рискует обнаружить, что спасает себя, а не ребенка и не от того, от чего бы хотел.
В вопросе воспитания, как мне кажется, нет простых решений. Это всегда комплекс из многих факторов. Что-то из ваших поступков и действий будет способствовать нормализации отношений с подростком, а что-то их ухудшать.
Отец усадил меня за стол и начал рассказывать
– С навыком нести ответственность понятно, но как научить подростка распознавать опасность?
– В начале 90-х мой отец работал в НИИ наркологии. Однажды он усадил меня за стол и стал рассказывать о наркотиках. В моей среде было мало информации об этом тогда. Нет, он не столько пугал, сколько своеобразным способом рассказывал, что это такое, каким бывает, где достают, принципы действия. Объяснил, что люди, которые попадают под наркотическую зависимость, вынуждены справляться с ней всю жизнь. Наркомания – это навсегда.
По моему поколению наркомания ударила довольно сильно. Позже у меня была масса вариантов попробовать наркотики в подростковом и юношеском возрасте. Пожалуй, больше пятидесяти эпизодов могу вспомнить, включая месячную стажировку в Нидерландах. То, что я знал механизм возникновения зависимости и последствия употребления, а также понимание, что этот вариант мне не годится, так как я не хочу потом всю жизнь тратить кучу сил на регуляцию себя – удерживало меня от употребления наркотиков. Пожалуй, также важную роль сыграло невероятное доверие к отцу, его словам и компетенции.
– Не все можно объяснить даже подростку. Может быть поэтому мы хотим, чтобы в случае опасности дети пришли к нам. Почему же это редко происходит?
– Дети часто не приходят за помощью к взрослым, опасаясь наказаний, запретов, ограничений, которые могут последовать. Не говоря о том, что подросток априори находится в зависимом положении от родителей.
По некоторым исследованиям, лишь около 20% детей, встречаясь с опасностью, просят помощи у взрослых - один из пяти обращается к родителям.
Эти данные печальны, ведь это касается и рискованных сексуальных ситуаций, и химической зависимости, и мелких правонарушений, и более серьезных преступлений. Дети не идут за помощью к взрослым, и часто для всех это чревато. Часто до того момента, пока можно скрыть, не обозначать свою неудачу, они будут молчать и прятаться.
– Дети знают, что мама и папа помогут, но прячут голову в песок. Почему?
– Ситуация опасности, в которой ребенок понимает, что нуждается в помощи родителей, трактуется им самим, как социальная неудача. Подростки стремятся к взрослости. Взрослый — это в том числе тот, кто сам справляется со своими проблемами, не прибегает к помощи старших членов семьи. Обращение к родителям за помощью – признак детскости, и, в частности, поэтому тоже подростки склонны всеми силами избегать нас.
Мы не можем общаться за своего ребенка
– Может просто обеспечить ребенку достойное окружение? Родители могут же на это влиять.
– Да, могут и непосредственно влияют, причем довольно сильно. За скобками оставим вопрос, отрицательно или положительно. Взрослый принимает решение, в какую школу пойдет ребенок, поедет ли в Артек, в байдарочный поход или проведет лето на даче. Сегодня взрослые часто определяют даже то, в каком вузе будет учиться дочка или сын. И родители непосредственно влияют на социальное окружение и подросток может создавать себе условия, и ему важно самому создавать условия, чтобы попадать в то окружение, которое ему интересно.
Но мы не в состоянии проконтролировать характер и специфику общения внутри. Родитель не может общаться за своего подростка с его сверстниками, не может просчитать риски, когда отдает даже в самую замечательную и высокорейтинговую школу.
Одна из задача подросткового возраста – продолжение отделения от родителей, обретение самостоятельности. Компания сверстников предоставляет ему те важные ресурсы и поддержку, которые в ситуации конфронтации с родителями (конфронтация может быть или не быть), восполняет дефициты, которые человек не может восполнить в родительской семье.
–Какие дефициты вы имеете в виду?
– Например, дефицит конкуренции. Подростку трудно конкурировать с родителями. Обычно родители умнее, сильнее и образованнее. Подростковая компания – это же не только дружба. Это широкий и разнообразный пласт социального общения, в котором дружба — лишь одна из форм отношений между людьми.
В компании подросток развивает важные для современного мир навыки, например, конкуренции и сотрудничества, осваивает разные социальные роли. Каким бы ни был трудовой коллектив, человек в нем должен уметь не только конкурировать с кем-то, но и уметь сотрудничать. Этот навык начинает формироваться в младшем школьном возрасте и продолжает в подростковой компании. В этом же пространстве подростки учатся отстаивать личное пространство, выстраивать близкие отношения. Компания – это также и эксперименты с социальными ролями: лидер, аутсайдер, прочие социальные и профессиональные пробы.
Каждая подростковая группа — носитель определенных норм и ценностей, и идентификация с ними важна для подростка. Подростки занимаются тем, что ищут свою группу с совпадающими ценностями. Но не всегда это соотносится с учебным процессом, увы. Хорошо, когда одноклассники разделяют твои взгляды.
– Если одноклассники в своих взглядах не близки, что происходит?
– Часто бывает, что учиться с людьми хорошо, учебная деятельность обеспечена идеально, а совпадения по ценностям нет. Тогда подросток испытывает одиночество и ищет “своих” в альтернативном пространстве. Бывает, сходится с кем-то на почве хобби, бывает, находит товарищей в летних лагерях, но чаще все-таки в подростковых компаниях.
Не Вася плохой, а друзья отвратительные
– Совсем не хочется, чтобы замечательная дочка или исключительно правильный сыночек стал дружить “не теми детьми” – неблагополучными, алкоголиками, наркоманами. Этого же боятся родители, этим возмущаются в письме, которое мы обсуждаем?
– Как показано в ряде исследований, если взрослые относятся к своему ребенку с симпатией, то склонны атрибутировать совершенные им правонарушения случайному стечению обстоятельств и социальному окружению. Виной всему будут называть внешние обстоятельства и вредную компанию: “Не Вася плохой, потому что пьяный пришел, а друзья отвратительные, они виноваты”. Если же родители, может быть, и ситуативно, относятся к ребенку скорее с антипатией, сосредотачиваются на его негативных чертах, то чаще расценивают ситуацию наоборот: “Ну понятно, это Машка наша всех напоила”. Такая вот ошибка атрибуции.
Понятно, что родители беспокоятся за своего ребенка, поэтому стараются выбрать безопасную для ребенка среду. Все люди в той или иной степени склонны к рискованному поведению. В силу ряда факторов, пик рискованного поведения приходится на подростковый период. Этому отчасти способствует то обстоятельство, что в группе рисковать легче: легче пробовать новое, легче совершить правонарушение. Этому способствует диффузия ответственности: “не ты сделал, а мы совершили” (попробовали алкоголь, наркотики…).
Конформность в целом свойственна людям, и принципы, моральные нормы, культурная среда, которые присутствуют в подростковой группе, безусловно, будут определять формы и способы риска.
– Если поместить ребёнка в классическую гимназию, водить по музеям и консерваториям, закладывая определенные ценности, значит ли риск неадекватного поведения мы сводим к нулю?
– На тот период, пока ребенок находится под влиянием и контролем взрослого, да. Повторюсь, фактор сепарации, обретение подростком собственных ценностей и своего, отдельного от родительского, представления о мире упускать из внимания не стоит. Что бы вы как родитель ни хотели и ни думали, подростку важно отделиться от родительской фигуры и ценностей, которые исповедуют в семье. Иногда это происходит мягко, чаще резко.
Сложным вопросом становится то, где и у кого подросток найдет поддержку, отделяясь от семьи. В целом родители могут обеспечить ребенку такое очень особое пространство, узкую социальную среду, в котором он просуществует максимально долго, хотя в современном мире, в век интернета и социальных сетей, это довольно трудно. С трудом представляю себе такую гипотетическую ситуацию. А вот помнить, что подростки – это уязвимая, с точки зрения социальных рисков, группа, стоит.
Как минимум определяющими являются три фактора: во-первых, структура личности и степень конформности человека. Во-вторых, достаточность ресурсов поддержки.
Например, ребенок разделяет ценности здорового образа жизни, и считает это важным. Если с людьми, которые его любят, с хорошими отношениями со сверстниками (социально-психологическими ресурсами) у него все в порядке, то он скорее всего не выберет ни алкоголь, ни наркотики, даже если допустит разовые пробы. В каком-то объеме попробует, а когда остановится – это зависит и от третьего фактора — способности к саморегуляции.
Родителям, которые любят своих детей, как я уже говорил, свойственно приписывать проблемы источнику вовне. Еще меньше хочется видеть их в себе. Но родители часто не могут обеспечить ресурсом поддержки своего подростка по объективным или субъективным причинам.
Представьте, девочка-подросток вдруг начинает экспериментировать с внешностью — красит волосы, делает татуировки, неформально одевается, делает пирсинг или занимается самоповреждением. Да, в целом это может быть характерно для подросткового возраста, но размолвки, конфликты, напряженная атмосфера в семье, наконец, развод родителей, часто выполняют роль катализатора.
Мы не можем со стопроцентной уверенностью сказать, что если бы родители не ссорились, девочка бы не экспериментировала с собой — экспериментировала бы скорее всего, просто делала бы это более аккуратно и щадяще.
Напряжение между родителями не только создает среду дополнительного стресса, но и оставляет подростков без поддержки.
– А если просто запрещать дружить и так регулировать окружение подростка?
– Запрещение – крайняя мера, которая с высокой степенью вероятности не сработает. Примеров, когда не срабатывало, мне известно гораздо больше, чем наоборот. Не говоря о том, что любой запрет приведет к осложнению эмоционального фона и ухудшению отношений у подростка и со взрослым.
Один из моих коллег работал с сектами. Казалось бы, обнаружив опасную секту, заяви о ней в силовое ведомство, запрети человеку секту посещать – тут же все станет замечательно и прекрасно.
В 90-ые годы, узнав, что ребенок связался с плохой компанией, родители часто предпочитали действовать силовыми методами – изымали хорошего человека из общения с плохим – в милицию сообщали или в армию отправляли.
Но проблема в том, если один человек общается с другим, значит в этом общении он удовлетворяет какие-то свои потребности. Например, в секте люди часто получают тепло и близость, удовольствие от общения, радость, ощущение своей значимости которые не имели в своем окружении. Причиной выбора “дурной компании” как раз становится одиночество, отсутствие ресурсов в семье и иных условий, в которых человек мог бы получать, например, тепло и принятие.
И поэтому принцип “отнять” – не срабатывает.
Забрать человека из дурного общества, разом лишив всего того, что он там имел, и при этом не дать альтернативы, это значит - увеличить его трудности.
Как показало исследование моего коллеги, когда человека не давали альтернативу, резко возрастали риск суицида, самоповреждения или депрессии. Запрет становился лишением чего-то важного.
Мы не сказали о еще одном важном аспекте. Взрослый, который начинает ограничивать общение своего подростка с другим подростком, транслирует банальную мысль: “я тебе не доверяю, я не верю, что ты способен справиться с проблемами самостоятельно” (например, не употреблять алкоголь и наркотики), что не поддерживает уверенность подростка.
Пять способов помочь
– Так что же делать? Как сочетать в одном совете свободу выбора, отвержение стигм («не дружи, он плохо учится и у него мама во дворе пиво пьет») и вопросы безопасности?
– Во-первых, учитесь замечать те изменения, которые происходят с человеком. Фиксируйте отношения, в которых находится ваш подросток. Только в том случае, если они действительно носят негативный характер, реагируйте. Мне кажется, что никогда нельзя действовать по принципу: “не дружи с Леночкой, у нее мама алкоголичка”.
Во-вторых, ищите способ общаться, позволяя подростку проговорить то, что именно он получает в этих (неприятных вам) отношениях. Если удается обсуждать риски и последствия выборов, важно, чтобы информация была максимально открыта, чтобы в разговоре была не только психосоциальная удовлетворенность сторон, но и наличие альтернативы. Только доверие и поиск альтернатив может обеспечить безопасность вашему ребенку и решить, казалось бы, неразрешимые проблемы.
Поддерживайте подростка в решениях и действиях, которые принимает он сам. Оставляйте форточку открытой, чтобы у подростка была возможность обратиться за поддержкой, если он почувствует, что ему грозит опасность. Он должен понимать, что за это он не будет наказан.
Классическая история, когда родители запретили, а подросток продолжает общаться за их спиной “не с тем мальчиком”. Влипнув в неприятность, он уже не может обратиться за помощью к вам, так как будет бояться осуждения, наказания за то, что преступил установленный запрет. Запреты с подростками пусть и возможная, но не самая эффективная мера. Если сможете внятно артикулировать то, чего опасаетесь, это будет куда действеннее. Важно, чтобы родитель был откровенен, а не пытался оказаться в позиции власти: “я лучше знаю”, “я опытнее”, “ты должен делать так, как я скажу”. Бесполезно требовать подчинения и доверия себе, со своей стороны, не доверяя ребёнку. Односторонним доверие не бывает. Это такой краеугольный камень, который необходим, чтобы что-то поменять. Без доверия, скорее всего, вас как родителя опрокинут с двойным удовольствием.
В-третьих, саморефлексия не повредит взрослым. Стоит задать себе иногда вопрос: а как я обеспечиваю ребенку возможность чувствовать близость, тепло в наших отношениях?
В-четвертых, не надо исключать других взрослых из круга общения. Иногда родители ревнуют к другим взрослым — особенно это касается теть и дядь, учителей в школе, которым подросток доверяет и с которыми готов поделиться бедами. Еще одна важная задача подросткового возраста — научиться использовать социальные ресурсы, причем разные, в разных ситуациях и от разных людей. Важно помнить, что ваш ребенок – это другой человек. Те взрослые или подростки, которые вам кажутся подходящими, ему самому могут таковыми не казаться.
Подростковые отношения, как и вообще отношения между людьми — это сложно настраиваемая система, которой управлять почти невозможно. Попытки манипулировать, чтобы получилось по-вашему, могут привести к тому, что вас все равно перехитрят, а ребенок потом откажется от того, чтобы самостоятельно принимать решения. Скорее всего, это не тот результат, к которому вы стремитесь.
Как бы ни боялись, как бы ни старались мы этого избегнуть, рискованное поведение подростков необходимо обществу. За рискованным поведением стоит развитие. Развитие обеспечивается тем, что ребенок выходит за границу знакомой ему территории.
Что русскому хорошо, то немцу смерть. Условно, примерно до 12 лет вводить запреты — нормально, а в период с 12 до 18 важно позволять сформироваться большей самостоятельности, саморефлексии, саморегуляции, трем китам. Чем младше ребенок, тем проще ему что-то запрещать, чем человек взрослее, тем важнее разговаривать. Разговаривать важно с людьми в любом возрасте. Но важно выбирать язык и способ разговора с подростком, иначе будет как в анекдоте: “папа, с кем ты сейчас разговаривал?”