«Мама приказала мне бежать»
Максвелл Смарт любит, когда идет дождь — в эти минуты он чувствует себя в безопасности. После ливня никто не найдет твоих следов. 93-летний Максвелл помнит, как, будучи 10-летним мальчиком, лежал в землянке посреди леса и надеялся, что его найдут. Два года он прятался в чаще, скрываясь от нацистов. В то время Польша была оккупирована.
Смарт пережил Холокост. Ему было всего 9 лет, когда нацисты забрали его родителей и младшую сестру, оставив его совсем одного.
В те годы он потерял более 60 родственников разной степени близости. Но ни с кем не говорил об этом в течение 70 лет.
«Мои дети ничего не знали», — подтверждает он.
«После войны я не мог позволить себе думать о пытках и страданиях из моего прошлого. Я стер его», — говорит он. И вспоминает, что сменил имя — с Озиака Фромма на Максвелла Смарта — и никогда не оглядывался назад. Единственный намек на зверства, свидетелем которых он стал, — это яркие, экспрессионистские работы, которые он писал как художник: там были и еловые ветки, которые он использовал для строительства убежища в лесу, и деревья, на которые он смотрел, предаваясь мечтам.
Смарт родился в 1930 году у чешской матери и отца-поляка. Когда он был маленьким ребенком, семья переехала из Чехословакии в небольшой город, который тогда входил в состав Польши.
Эпизоды довоенного детства в памяти остались как яркие вспышки: семейные обеды перед шаббатом; посещение синагоги; его дядя — газетный карикатурист — заинтересовавшийся его работами после того, как мальчика похвалили на уроке рисования в школе. Озиака и его младшую сестру Зонию растили в любви. Отец держал магазин одежды и «выглядел как английский джентльмен — он никогда не выходил из дома без фетровой шляпы!» Около половины из 8000 человек, живших в городе, были евреями.
В июле 1941 года нацисты захватили город. Знакомый отца Смарта предложил семье уехать, но его мать хотела остаться. У них была своя маленькая уютная жизнь, новости о лагерях до них не доходили. «Никто у нас не знал об ужасах, которые творили немцы», — говорит Смарт.
Во время оккупации улицы патрулировали нацисты, нападали на еврейское население и предприятия, разрушили синагогу, куда Максвелл ходил с родителями. <…>
Однажды всем еврейским мужчинам в возрасте от 18 до 50 лет сообщили о необходимости зарегистрироваться для трудоустройства. Папе Максвелла приказали явиться на городскую площадь вместе с 350 другими евреями. Отец сказал, что скоро вернется. На площади мужчин разделили на две группы: одна из профессионалов — врачей, юристов, учителей; другая из квалифицированных ремесленников. Профессионалов, включая отца Смарта, отвели за ближайший холм и расстреляли. Смарт узнал об этом только много лет спустя.
Семьям сказали, что их мужчин освободят, если они откажутся от своих активов. «Я помню, как моя мать пошла занимать деньги, чтобы расплатиться с ними», — говорит он. «Они уже были мертвы. Немцы забрали деньги, но я больше никогда не видел отца».
Еврейскую общину переселили в гетто, больше похожее на трудовой лагерь; работать заставили всех. Однажды, когда они возвращались домой с уборки пшеницы, Смарта и десятки других увезли на грузовиках вооруженные охранники. Их раздели и посадили в тюрьму на три дня. «Я помню, как сидел в тюрьме без еды и воды.
Я был изобретателен: я снял ботинок, вытолкнул его в окно, чтобы набрать снега и таким образом добыть себе попить. Все делились».
Во время одного из рейдов гестапо на квартиру, которую его семья делила с другими в гетто, его дедушку застрелили в голову прямо у него на глазах. «Я, девятилетний мальчик, не осознавал факта существования насильственной смерти», — вспоминал Максвелл. «Я знал, что старики умирают, но я даже не думал, что людей убивают. Только когда я увидел это своими глазами, я понял, кто такие убийцы».
Семью посадили в тюрьму, а на следующий день силой загнали в грузовики. Мама велела сыну бежать.
«Я был зол, — говорит Смарт. — И сказал: “Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что не хочешь меня брать с собой? Ты моя мать”». Он следовал за ней, пока она не оттолкнула его и не села в грузовик. «Это спасло мне жизнь», — признавался позже он.
«Я люблю тебя, но не могу защитить»
Смарт знал, что его застрелят, если он побежит, поэтому он снял повязку со звездой Давида и пошел прочь, пока не достиг моста, где увидел немецкого офицера. «Он достал пистолет, направил его мне в голову и спросил: “Скажи мне правду: ты еврей?”» Смарт отрицал это, и каким-то образом офицер поверил ему. «Я не религиозный человек, — говорит Максвелл. — Но я верю, что это было чудо».
Максвелл никогда больше не видел свою мать и сестру.
Тетя и дядя Максвелла заплатили соседу-фермеру, Яско Рудницкому, чтобы тот спрятал мальчика — тот подобрал его и уложил в кузове своего грузовика, накрыв соломой. Рудницкий был беден. Он жил в землянке в уединенном лесу со своей женой Касей и двумя сыновьями. Он забрал Смарта в обмен на плату, но при этом относился к нему как к сыну.
Вскоре кто-то узнал, что Рудницкий укрывает еврейского мальчика, и сообщил о нем. Приехала полиция и сказала Рудницкому, что если он признается, то его пощадят. Если нет, то они убьют его и всю семью. «Яско отвечает ему: “Я не укрываю никаких евреев”. Просто подумайте о чудовищности его риска. Кто в здравом уме подвергнет свою семью такой опасности из-за еврея?» Рудницкий сделал вид, что помогает полиции осмотреть дом, но они ушли с пустыми руками.
Это, а еще новость о том, что тетя и дядя Смарта были найдены и убиты, убедило Рудницкого, что дальше прятать мальчика слишком опасно. «Он сказал: “Я люблю тебя. Но я не могу тебя защитить. Тебе придется спрятаться в лесу”». Перед тем как попрощаться, он научил Смарта базовым навыкам выживания: что есть, что нет, как поймать зайца. Он одолжил ему инструменты, чтобы Смарту удалось построить землянку, и показал, как развести огонь.
Мальчик в лесу
Жизнь в лесу особенно страшила двумя вещами: поимкой и голодом. Смарт столкнулся с другими евреями, прятавшимися в лесу, и «99% из них были пойманы только из-за голода, когда они оказывались слишком близко к врагам в поисках еды». Ягоды, грибы и пойманные звери могли поддерживать Смарта недолгое время и не в любое время года. «Я очень нуждался в Яско», — говорит он. Тот иногда навещал его, чтобы принести ребенку стакан молока и немного хлеба. «Он спас мне жизнь, — твердит Смарт. — Вы должны понять: у большинства людей не было Яско».
Иногда Смарт растягивал один кусок хлеба на неделю. «Я жевал его и жевал — и не проглотил бы. Знаете, какой вкусный хлеб, когда ты голоден?»
Однажды Смарта поймал местный полицай, который хотел сдать его за вознаграждение: иногда давали бутылку водки, иногда — какую-то одежду. Он привязал Смарта к саням и тащил его за собой 20 км, остановившись один раз для того, чтобы похвастаться добычей перед своей девушкой. А она сжалилась над ребенком и развязала его. Мальчику удалось бежать.
Больше всего Смарта пугали не холод, боль, нацисты или голод, а одиночество. Чтобы скоротать время, он часто рисовал в уме лес. «Я думаю, я изобрел абстрактный экспрессионизм задолго до того, как он стал популярным. В моем воображении я был свободен».
Но однажды все изменилось: «Бог послал кого-то, чтобы быть со мной».
Две спасенные жизни
Как-то ночью Смарт проснулся и увидел маленького мальчика Янека — не больше 10 лет — бродящего по кустам, голодного и дрожащего. Он прятался в лесу со своими родителями. Его отец пошел за едой и не вернулся. Потом его мать ушла и не вернулась. «Я дал ему кусок хлеба, — говорит Смарт. — И позаботился о нем».
Янек и Смарт провели шесть месяцев, запершись в одной землянке. «Он был таким умным, — говорит Смарт. — Его отец был бухгалтером. Он хорошо разбирался в числах». Они давали друг другу решать длинные математические головоломки. Смарт писал углем на камне, чтобы решать задачки; Янек считал в уме.
Однажды утром дети проснулись от криков и выстрелов. Наступила тишина. Они подождали несколько часов, а затем отправились на разведку. Неподалеку было обнаружено укрытие, а у реки лежали тела его обитателей. Мальчики взяли часть обуви и одежды, чтобы согреться. Затем Смарт заметил движение на другом берегу реки. Он понял, что один из убитых держал на руках младенца, который был жив, и сказал Янеку, что они должны пойти спасти его.
«Мой друг сказал: “Не заходи в воду, она холодная”». Но Смарт настоял на переправе, потащив Янека за собой. Они вытащили ребенка, затем Смарт пошел искать кого-нибудь, кому можно было бы его отдать. В конце концов он встретил неподалеку группу спрятавшихся евреев, среди которых была тетя этого малыша. К тому времени, как Смарт вернулся, у Янека начался страшный озноб. Он умер несколько дней спустя.
«80 лет я жил под гнетом вины, — говорит Смарт. — Он умолял меня не заходить в воду. Я был причиной его болезни, он умер из-за меня».
Для документального фильма 2019 года Смарт встретился со спасенным им ребенком — женщиной по имени Това. «Я счастлив, что девочка, которую мы спасли, жива и у нее есть семья, — говорит он. — Янек стал героем. Он настоящий герой».
Максвелл делает долгую паузу.
«Но чувствую ли я себя виноватым в его смерти до сих пор? Думаю, да», — заключает он.
Несмотря на все, что Смарт пережил в лесу, он никогда не сдавался.
«Моя мать велела мне спасаться самому. Она сказала: “Если ты не спасешься, у тебя больше не будет семьи”. Я жил как крыса. Я ел кору. Я ел червей. Я ел ошметки мяса кроликов, которых разделали и бросили в лесу. Но я никогда в жизни не сдавался».
Через несколько месяцев после смерти Янека Смарту удалось навестить Рудницкого, который сказал мальчику, что он может больше не прятаться, ведь нацистская оккупация закончилась. Смарт попросил Яско Рудницкого отвезти его обратно в родной город, но там бушевали бои между советскими и немецкими войсками. Рудницкий хотел, чтобы Смарт вернулся и жил с ним, но мальчик нашел группу евреев и решил отправиться с ними на восток. Он попрощался с Яско и больше его никогда не видел.
В последующие годы Смарт пытался добиться для Рудницкого звания Праведника народов мира, которое дают тем, кто рисковал своей жизнью, спасая евреев во время Холокоста. Но, поскольку он был единственным свидетелем мужества Рудницкого, его слова оказалось недостаточно.
После войны
Смарт несколько лет скитался по Европе. В конце концов, он получил возможность переехать в Канаду в рамках проекта War Orphans Project, благодаря которому было переселено около 1000 евреев моложе 18 лет.
«Я был абсолютным изгоем в обществе», — говорит он. Помимо всеобщего недоверия к иммигрантам, большинство тех, кто хотел усыновить сирот войны, хотели кого-то помладше — а Смарту было почти 18 лет. Даже еврейская община не была к нему расположена: некоторые были обеспокоены тем, что приток иммигрантов угрожает их работе, а большинство просто ничего не хотели знать о его прошлом.
«Когда я женился, мне было 20 лет. Я больше не мог выносить одиночество. И что за девушка, как вы думаете, вышла за меня? Дочь другого человека, пережившего Холокост».
Смарт говорит, что он чувствовал после переезда даже больше гнева на судьбу, чем во время скитаний по лесу. И вот чем это закончилось: «Мое стремление к жизни было таким сильным, что пришлось чего-то добиться». Он работал грузоотправителем за 18 долларов в неделю, возвращаясь домой каждый вечер, а затем учился на всех курсах, на которых мог, в Еврейском общинном центре. Он стал успешным бизнесменом и заново открыл для себя живопись, что привело к созданию собственной галереи в Монреале в 2006 году. Сегодня у него их две.
Теперь Максвелл счастлив. У него прекрасная семья: вторая жена Тина, на которой он женился в 1994 году после смерти первой жены Хелен, дети Энтони, Фейги и Лорн.
Прошло всего несколько лет с тех пор, как Смарт заговорил о Холокосте. К нему обратилась режиссер Ребекка Сноу, которая снимала документальный фильм о выживших под названием «Обман Гитлера». Она рассказала ему, что из 8000 евреев, живших в его родном городе, выжило менее 100 человек.
«Я один из 100, и я держал это в секрете. А я обязан помнить. И должен рассказать об этом миру», — решил он. Смарт снялся в документальном фильме и начал писать собственные мемуары после его выхода. Позже Ребекка Сноу сняла еще один фильм, «Мальчик в лесу», о Максвелле.
«Это было ужасно, — говорит он. — Я заново пережил каждый момент Холокоста. Я видел убийства, холод, голод… Я не хотел, но думаю, это нужно сделать. Это нужно рассказывать и рассказывать снова. И никогда не забывать».