– 12-13 лет назад Эдуард Назаров, Юрий Норштейн возмущались сериалом «Смешарики» – примитивностью образов, упрощением детского вкуса. С тех пор появилось множество сериалов, некоторые гораздо худшего качества. Можно ли в самом деле таким образом убить вкус у ребенка?
– Ничего нельзя у ребенка убить, если просто давать ему смотреть разные фильмы. Так было и у нас в детстве, мы же смотрели и плохие, и хорошие мультфильмы, советские не все были прекрасны.
– То есть если ребенок смотрит «Мимимишки», но при этом и «Рождество», и «Ежика в тумане», то ничего страшного?
– Каждому возрасту – свое. Кстати, «Мимимишки» не так плохи. Есть и вообще не очень удачные художественные решения. Ну, что делать, люди деньги зарабатывают, я в них камень не брошу. Делают, как могут. Если бы могли – делали бы лучше.
Сериалы, которые крутят телеканалы в разных странах, примерно одинаковые. Ну и что, надо же эфир чем-то заполнять. А много – хорошо не бывает.
Не надо просто упираться в телевизор. Вообще жизнь на телевизоре не заканчивается. Кроме телевизора должно еще что-то быть. Тот, кто озабочен вкусами своих детей, должен что-то делать для этого. Телевизор не заменит родителей, книги, которые им надо подсовывать или читать, если они не хотят сами, показывать картины и фильмы.
– Как вы относитесь к тому, что снимают продолжения культовых советских мультфильмов?
– Многие студии во всем мире пробуют снимать продолжение популярных фильмов. Это нормально, это бизнес. Другое дело — получается или нет, нравится это зрителям или нет.
От государства нужна поддержка, а не управление
– Вы как-то сказали, что музы молчат не только когда говорят пушки, но и когда чиновники занимаются искусством. А разве в советское время было иначе?
– Даже в советское время, мне кажется, не было такого администрирования в кино, как сейчас, при том, что много производили идеологических фильмов. Но и Тарковский, и Герман, и другие большие режиссеры все-таки снимали свои фильмы. Были сложности, но была и возможность диалога.
Сейчас одновременно – и давление чиновников, и денег, то есть желания продюсеров заработать. Сразу все – это слишком.
– Вы входите в жюри различных мировых кинофестивалей, в том числе – один из членов жюри Американской киноакадемии. В каких странах, вам кажется, особенно интересно развивается сегодня анимация?
– Во многих странах есть хорошие режиссеры. Очень интересно развивается Восток и Азия: у них много хорошего и в авторском, и в коммерческом кино. Во Франции сильно поддерживают анимацию, у них вообще кинематограф – это национальный вид искусства.
Михаил Алдашин. Фото: Рамиль Ситдиков / kino-teatr.ru
– Действительно ли нужна государственная поддержка?
– Да, но именно господдержка, а не госуправление. Сегодня экспертные комиссии Минкульта по игровому кино, по анимационному кино, по неигровому кино имеют совещательный голос. В итоге вопрос, какой фильм и какого автора поддержать, решает не комиссия, ее вообще могут не слушать, а само министерство. Я не могу назвать эту практику нормальной.
Господдержка, я считаю, необходима искусству кино, но не коммерции.
Пилотные серии — для стартапов, да. Но не из года в год на одно и то же. Я считаю, что сериалы, коммерческое полнометражное игровое кино – это все-таки бизнес, значит, по рыночным правилам и должно существовать, в свободной конкуренции.
Авторское, назовем его так, кино нужно поддерживать, причем вдумчиво. Вот недавняя история со штрафом в 7,5 млн рублей, который Минкульт требует с режиссера Сергея Дворцевого за задержку сроков окончания съемок авторского художественного фильма «Айка». Он получил приз в Каннах за лучшую женскую роль, попал в шорт-лист «Оскара» за лучший иностранный фильм. Ситуация, на мой взгляд, ненормальная: человек создает фильм, работающий на престиж страны, производит нечто неординарное, яркое, а с него требуют штраф. Причем деньги потрачены не куда-то, а на фильм, а задержка внятно объясняется автором техническими обстоятельствами и сложностями. И вот на Родине вместо наград режиссеру выписывают огромный штраф. Бред какой-то.
Но, с другой стороны, странно было бы, если все у нас как-то не так и только один кинематограф в белом смокинге. Кино – это часть жизни страны. Какая жизнь, такое и кино.
– Но если государство дает деньги, оно разве не вправе требовать то, что считает нужным? Как говорят, кто платит, тот заказывает музыку.
– Да, были и будут заказные фильмы, ничего дурного тут нет, но не в таком же количестве и не такого качества. Смотреть неловко, мягко говоря.
– Вы работали в США, есть ли разница?
– Там было мало начальников, много желания у людей сделать как можно лучше. И никто не ворует. Все просто устроено, например, кто-то говорит, условно: «Я буду работать за миллион». Ему четко говорят: «На тебе миллион». Или: «У нас нет миллиона, извини». Возникает нормальный торг, и находится точка равновесия интересов. Или же человек идет в другое место. Платят по-честному, не важно, приехал ты откуда-то или местный житель. Меня несколько раз приглашали работать и платили сполна. В основном все, что я заработал, пришло оттуда, увы. Хотелось бы иначе, но вот так.
Чтобы много получать, не надо быть аниматором
– Где сейчас учат анимации?
– В разных местах, в том же ВГИКе, например, на студии «Шар», в нашем институте и не только. И учат по-разному. Где-то преподают только авторскую анимацию, где-то – готовят работать в студиях, производящих коммерческие проекты. Мы, например, в Институте бизнеса и дизайна, где я руковожу направлением анимации, стараемся давать студентам самим делать выбор, пусть все перепробуют в процессе учёбы и решают, куда они хотят направить свои стопы. Кто-то хочет быть режиссером, кто-то аниматором у того режиссера. Люди разные, способности и желания разные.
– А куда потом может пойти выпускник, чтобы ему нормально платили за работу?
– Студий сегодня много, вопрос – возьмут туда конкретного человека или нет. А вот если думать – я ищу работу, чтобы сразу много получать – не надо быть аниматором, художником. Наверное, лучше и надежнее в этом смысле пойти служить в силовые структуры, конторы, банки. Все-таки наша профессия изначально про другое, главным лучше иметь посыл сделать что-то качественное. Хотя понятно, что любой труд должен быть оплачен.
Родители, например, приводят к нам в институт своих детей и интересуются, какие гарантии, что после обучения их дети будут где-то работать. Я им честно говорю: «Это от вас зависит и от вашего ребенка». Он может научиться, если он хочет, но мы не сможем научить, если он не захочет учиться. Образование – это не просто сесть в поезд, который привезет куда надо. И в конечном счете дело же не в дипломе. При приеме никто не смотрит на диплом, смотрят, что ты можешь делать. Для этого нужно шевелиться: не только сидеть за партой, но и ходить по фестивалям и выставкам, по студиям, смотреть, кто что делает, что нравится, приноравливаться, пробовать.
– Сейчас, если смотреть сайты по поиску работы, в студии чаще всего требуются люди, умеющие именно придумывать образы. Этому учат у вас в институте?
– Естественно, у нас изучают и работу художника-постановщика, кто те образы придумывает и рисует, и писать сценарии, много всего. Хорошее высшее образование. Мы стараемся развивать способности студентов. Стимулируем, поощряем делать свои фильмы.
Сейчас учиться анимации приходят совсем молодые люди, моложе, чем были мы в своё время. Буквально – сразу после школы. А во ВГИК, например, у нас тогда принимали только после среднего художественного образования, то есть художественного училища. Поэтому нам приходится как бы одновременно давать и среднее специальное, и высшее образование. Интенсивный выходит процесс, но результат радует, вижу, как дети буквально на глазах растут.
Михаил Алдашин
У нас студентов учат так, чтобы они могли не только создавать свое кино, но и работать на индустриальных студиях, на больших коммерческих проектах. У студентов же есть разные пристрастия, склонности, например к определенному типу изображения или анимации. Кто-то любит Диснея, кто-то Норштейна, кто-то любит гиньоли, молодежный треш.
Я студентам ничего не запрещаю: что хотите делайте, главное, чтобы вам это нравилось, хотелось делать, и пожалуйста, делайте это все качественно!
– Мультипликатору нужно уметь рисовать хорошо или это не обязательно?
– Конечно, а как без этого? Хотя сейчас есть технологии 3D, там не надо уметь рисовать: двигаешь, как в бульдозере рычагами, имеешь представление об актерской игре, и достаточно. Но я за то, чтобы аниматор умел рисовать. У нас полноценно учат рисунку и живописи. У рисующего человека, знающего историю искусства, формируется вкус. Если вкуса нет, получается невысокого уровня кино.
Работа Михаила Алдашина
– Сегодняшние молодые люди очень отличаются от предыдущих поколений?
– Очень разные. Они не особо открытые для старшего поколения, как, впрочем, было всегда. В целом учатся хорошо, рисуют весьма недурно, с фантазией у них все отлично. Самое заметное отличие от предыдущих поколений – современные студенты практически не пьют.
А еще в своем возрасте они имеют такие возможности для развития, которых у нас точно не было, имеют доступ к информации, к фильмам. Весь мир открыт. Дальше уже зависит от человека, как он сможет этим воспользоваться.
Брутальная морская жизнь
– Ваши самые яркие детские воспоминания связаны с мультфильмами?
– Скорее с игровым кино. Причем я не отличал художественное кино от документального. Смотрел, например, «Броненосец «Потемкин» Эйзенштейна, и казалось, что все происходит на самом деле. Это было ужасно: людей накрывали брезентом, избивали на одесской лестнице, убивали. Еще помню, как смотрел «Оптимистическую трагедию» по пьесе Всеволода Вишневского, переживал за героиню. Кроме того, у нас дома было множество книг, и я читал их запоем.
Вообще книги читают те, кому детское сообщество не дает больших возможностей для проявления. У нас был хулиганский двор. В духе нормального приморского города. Дети были частью этого мира – играли на гитарах, ругались матом, курили, дрались, иногда между собой, иногда – улицей на улицу. А я – учительский сын, какой из меня хулиган. И у меня еще был приятель, тоже сын учительницы, но чуть старше и отличник, а я так, троечником был всегда. Так вот, он снимал кино на маленькую заводную кинокамеру, и все наши дворовые хулиганы с удовольствием снимались в его фильмах. Вестерны снимали, детективы и музыкальную комедию пытались, но не досняли.
– Учеба в Техническом училище Морского флота СССР, потом плавание – это все дань книжной романтике?
– Конечно. Море рядом, плюс книжки про пиратов, про моря. Джек Лондон, Грин. В реальности это оказалась нормальная такая, весьма брутальная жизнь. Моряки веселятся, тоскуют, матерятся, забивают козла, пьют, фарцуют, прячут контрабанду. Первый помощник капитана – партийный стукач, следит за всеми. Мне было 17 лет, когда я плавал на танкере. Маме, понятно, я все эти нюансы не рассказывал, чтоб не пугать: говорил только то, что было бы приятно слышать. Экзотику всякую описывал.
– И, уже служа во флоте, вы поняли, что хотите делать анимационное кино?
– Нет, понял, что хочу быть художником. Живописцем. А режиссером я стал потому, что мне часто не нравилось то, что делали другие режиссеры. Поэтому попробовал, стало получаться. Я и остался в режиссуре и в кино. Потому что получается. Если бы не получалось, давно бы уже сменил профессию.
Хороший автор думает о зрителе
– Когда вы пришли впервые на «Союзмультфильм», каким он был?
– Это было в 1988 году, я пришел туда делать дипломный фильм. К тому моменту «Союзмультфильм» был на излёте, все лучшие режиссеры оттуда ушли. Потом меня позвал Александр Татарский в «Пилот» – молодую, яркую, свободную студию, где можно было делать что-то новое, и я согласился.
– Сейчас вы снова работаете на «Союзмультфильме» – креативным продюсером по короткометражным проектам. Чем вам интересна эта работа?
– Есть возможность сделать что-то, близкое собственно к искусству. За шесть, кажется, лет, что я там работаю – фильмы студии получили более 70 призов на российских и международных фестивалях.
Есть не решенный пока полноценно вопрос популяризации и показа, – как эти фильмы должны доходить до зрителя, но этим я не занимаюсь. Для меня важно, чтобы фильмы были, и потому надо помочь тем, кто их делает.
Чем лучше режиссер, тем меньше ему надо помогать, тем он адекватней относится к моим пожеланиям. Но есть очень обидчивые коллеги. Им кажется, что я вмешиваюсь в нечто глубоко личное, в творчество то есть. А я фактически прошу только одного: думать о том, чтобы фильм был интересен зрителю, от этого зависит успех фильма.
– То есть все-таки режиссер фильма должен думать о зрителе? А как же авторское самовыражение?
– Есть феномен старых хороших фильмов «Союзмультфильма» – это зрительское кино и одновременно авторское. «Винни-Пух» – это авторское кино? Конечно да. Федор Хитрук – гениальный режиссер, и он думал о зрителе. Это как бы разумелось само собой. Эдуард Назаров – то же самое. Поэтому его фильмы любят до сих пор, и народ ставит памятники его героям.
Режиссер – это рассказчик в каком-то роде. Не все люди интересные собеседники, не все умеют интересно рассказывать, правда же? Такого собеседника могут слушать из вежливости, но кино из вежливости смотреть не будут. Поэтому создание зрительского фильма – непростая задача, нужно уметь заинтересовать зрителя.
Я всегда думаю о том, что современный зритель уже много что видел и его мало чем можно удивить. Но даже скромными средствами можно сделать фильм, который будет зрителя трогать, волновать, радовать особенным образом. Он может быть длиной две минуты или одну, это может быть учебный фильм, студенческий, как фильм Натальи Чернышевой «Возвращение», про девочку, которая вернулась к бабушке. Он обошел весь мир. Или чудесный фильм «Дочь» Натальи Кащеевой, номинантки «Оскара» – это её дипломная работа в Пражской академии искусств (FAMU). Да и «Корова» Александра Петрова – тоже студенческая работа.
Так что многое зависит не от бюджета или технических возможностей, а от личности автора. Что он в себе имеет, то и на экран выкладывает, скажем так. Больше, чем человек из себя представляет, он не может сделать.
В аду будет отделение для халтурщиков
– Вы сказали, что человек может снимать и авторское кино, и одновременно работать в коммерческом. А на качество авторского это не повлияет?
– Человек, который делает авторское кино, по идее, должен уметь работать и в индустриальном кино. Многие так и работают. Например, Роман Соколов, который делает очень хорошие фильмы, работал и на сериалах. Совмещает и Наталья Мирзоян, и многие другие. Но не у всех хватает энергии и сил, чтобы столько работать.
Талантливые люди чаще не халтурят вообще. Они просто не умеют и в любой ситуации делают максимум, независимо от количества денег, которые им платят.
Что бы ты ни делал – сериал, рекламу – надо выкладываться на полную катушку. Халтуришь — попадешь в аду в специальное отделение для халтурщиков, где им вечно будут показывать их фильмы. Другой пытки не будет.
– У вас есть какие-то собственные творческие проекты в работе?
– Есть, но нет времени ими заняться. Нужно много сил и времени, чтобы их реализовать. Для этого надо все бросить. Институт я оставить не могу, «Союзмультфильм» пока тоже. И считаю эту работу важной, свое в ней участие. Тут у меня есть яркий пример.
В 1965-1975 годах Григорий Чухрай руководил созданным им Экспериментальным творческим объединением киностудии «Мосфильм». Чухрай собрал талантливых людей, и смотрите, что тогда вышло на экраны: «Белое солнце пустыни» Мотыля, «Раба любви» Михалкова, «Иван Васильевич меняет профессию» и «12 стульев» Гайдая, «Если дорог тебе твой дом» Симонова и Ордынского, «Совсем пропащий» и «Не горюй» Данелии, «Земля Санникова» Мкртчана и Попова.
Сам Чухрай фильмы тогда не снимал и уже вот так сознавал свою ответственность и долг в профессии. И в его объединении были сняты популярнейшие фильмы того времени. Плохо это или хорошо? По-моему, хорошо. Я понимаю, что я далеко не Чухрай, но мною движут примерно те же мысли.
– Вообще, что для вас главное в жизни?
– Главное, чтобы не угасало желание что-то делать. Бывают моменты, периоды в жизни, когда понимаешь, что ты просто функционируешь, ешь, спишь и все такое прочее. А есть другие моменты, когда что-то включается внутри, какая-то лампочка, и начинаешь безудержно работать, делать. И возникает нечто, чего не было. Фильм или картина. И если это оказывается нужным – и тебе, и другим людям, то жизнь становится осмысленной.
Фото: Ольга Паволга