«Кто на вступительном экзамене спорит с преподавателем?»
Леонид Кацва, учитель истории:
— Мы были последними, кто после школы сдавал восемь выпускных экзаменов. На следующий год отменили экзамен по геометрии, их стало семь. После выпускных мы сдавали вступительные экзамены в вузе. Их, как правило, было четыре. Насколько я помню, на технических и естественно-научных факультетах МГУ они проходили в июле, на гуманитарных факультетах МГУ и во всех остальных вузах — в августе.
Некоторые люди успевали сходить на вступительные в МГУ, не поступить и после этого пойти в другой вуз. Таким образом, за лето они сдавали по восемь экзаменов. Возможности подать документы сразу в несколько вузов тогда не было.
Готовились точно так же, как и сейчас. Почти все мои одноклассники занимались с репетиторами. У меня был репетитор по русскому языку, по литературе и по английскому, несмотря на то, что я учился в английской спецшколе. Надо, правда, признать, что больших успехов по английскому в школе я не делал. По истории, профильному предмету, у меня репетитора не было: я готовился сам, немного со мной занимался отец.
В целом репетиторство в 1970-е годы было развито очень сильно. Отличие от сегодняшнего дня состоит только в том, что сегодня большую роль в репетиторстве играют школьные учителя, нежели тогда или в 90-е. Еще в 90-е годы, я знаю, к преподавателям вузов стояли очереди, а школьные учителя не особо этим занимались, потому что не знали специфики конкретного вуза и не имели выхода на экзаменационные комиссии.
Подготовка требовала не меньшего напряжения. Более того, в 1973 году ввели так называемый средний балл аттестата. Выпускной класс был тяжелым.
Во-первых, приходилось дожимать этот средний балл, то есть всерьез заниматься в школе. Я собирался поступать на истфак, но из всех предметов у меня больше всего времени отнимала физика, которую я всеми фибрами души ненавидел. Во-вторых, добавлялась нагрузка по подготовке к экзаменам на курсах или с репетиторами. Я, кстати, пытался ходить на курсы по литературе и очень быстро бросил, поняв, что это совершенно бесполезное дело.
На вступительных экзаменах было сложнее, чем на выпускных. Школьная лояльность оборачивалась разными вещами. Я знаю два случая, когда учителя передавали шпоры — но только не те учителя, которые проверяли экзамены, а учителя других предметов. В вузе я такой возможности не представляю, разве что на английском — судя по тому, как он был организован. Похоже, один из сдававших одновременно со мной этим воспользовался, но, правда, и с экзамена быстро вылетел со слабой тройкой и в вуз не прошел.
Помню, на экзамене по истории в комиссии сидела преподавательница, которая с абитуриентами вела себя довольно агрессивно. Студенты разводили нас по аудиториям, и одна дуреха, не соображая, что она делает, сказала: «В этой аудитории такая вредная тетка принимает!» Как вы понимаете, настроение от этого не улучшилось, а выбрать другую аудиторию я не мог.
Леонид Кацва
У меня было два вопроса, до сих пор помню первый — вопрос о внутренней и внешней политике России в начале XIX века. Я отвечал подробно, меня спокойно слушали, а потом я назвал реформой Указ о вольных хлебопашцах. Преподаватель (тогда он был молодой, а потом успел дослужиться до замминистра образования) меня перебил.
— Это не реформа. По этому указу на свободу вышло… — он не успел договорить.
— Я знаю, менее полутора процентов крепостных. Но я все-таки считаю, что это попытка реформы.
— Да это и не попытка даже.
— Нет, я считаю, что попытка, потому что предполагались более серьезные результаты.
С этого экзамена я ушел с пятеркой. Потом кому ни пересказывал наш диалог, все говорили: «Ну ты идиот! Кто на вступительном экзамене спорит с преподавателем?» Я считаю, что поступил абсолютно правильно. Я продемонстрировал, что у меня есть свое понимание, и человек отнесся к этому с уважением.
Все-таки не без наглости должен сказать, что за весь школьный курс истории у меня была всего одна четверка: я не очень хорошо нарисовал в тетради топор первобытного человека, у меня вообще нет таланта к рисованию. И хотя на вступительном экзамене я праздновал труса, но чувствовал себя достаточно уверенно.
На русском языке прокололся. Надо было вставить пропущенные буквы и объяснить их. Я вставил правильно, я грамотный, но проверочные слова не нашел и получил четыре. За литературу — пять, причем есть довольно позорная подробность. Мне попался классический вопрос про распад дворянской семьи в романе Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы». Это было единственное произведение из школьной программы, которое я не читал. Я начинал, мне не понравилось, я бросил и больше никогда не возвращался… Нет, потом возвращался, но бросил через пять страниц.
Репетитор это выяснила, когда мы с ней разговаривали после выпускных экзаменов: «Господи! Как же ты будешь рассказывать про распад дворянской семьи-то? Ну-ка давай я тебе расскажу». И через неделю мне ровно это попалось на экзамене. Она рассказала так, что я ответил без запинки, после чего помчался к ней с букетом.
Если бы я получил три на этом экзамене, мне бы все равно хватило баллов, потому что я набрал 24, а проходной был 22. Другое дело, что первый семестр я сидел бы без стипендии.
Не могу говорить обо всех предметах, но что касается таких предметов, как история, литература и обществознание, устный экзамен проверял знания лучше, чем ЕГЭ.
Вне всякого сомнения. В ходе диалога можно выяснить, как ученик думает. У меня небольшой опыт, но в 1986 году я принимал экзамены в МГИМО. По тогдашней ситуации преподаватели МГИМО были отстранены от приема, и весь прием вели школьные учителя. Вот приходит девочка и шпарит наизусть. Я ей задаю три дополнительных вопроса — и оказывается, что она тему совершенно не понимает. Она получила три. А люди, которые отвечали не наизусть, вполне получали пять.
Я долгое время был сторонником возвращения к устным экзаменам, ЕГЭ мне очень не нравился. Сейчас все несколько поменялось. Я не стал лучше относиться к ЕГЭ. На мой взгляд, по гуманитарным предметам это все равно плохой экзамен. В частности, из-за своей безумно формализованной системы критериев, которая не дает возможности сделать шаг вправо или влево. Зачастую лучшие результаты получают не те, кто лучше знает материал и понимает предмет, а те, кто умеет попадать в критерии.
Но еще хуже начать перемены, когда к ЕГЭ все привыкли. Школа не может быть в условиях вечных перемен. Самое страшное, что можно придумать, — это предложения ввести прием по результатам портфолио. Вот это будет полная катастрофа. Когда учитывался средний балл аттестата, я достоверно знаю, оценки и вымогали, и покупали, и все что хотите. А если будет нужно портфолио, его положительными единицами начнут торговать с начальной школы.
К среднему баллу я тоже отношусь отрицательно. Казалось бы, я как учитель должен быть заинтересован в том, чтобы мой предмет учили не только те, кто собирается сдавать устный экзамен. Я считаю, что это плохая идея. Первое — цена оценки в разных школах может различаться в разы. Один ребенок придет с четверкой, и эта четверка будет скрывать знания более крепкие, чем пятерка другого. И второе — средний балл крайне отрицательно влияет на специализацию.
«Казалось, я дура, а все вокруг ужасно умные»
Ирина Лукьянова, учитель русского языка и литературы:
— Я оканчивала школу в 1986 году. Сначала у нас были выпускные экзамены в школе, а потом вступительные в университет.
В 10-м классе мы заводили толстую общую тетрадку по каждому предмету и писали в ней билеты по всем темам. Некоторые учителя с нами эти билеты в течение года разбирали. Билетов было штук по 30, по некоторым предметам, по физике или химии например, еще были задачи и эксперименты.
По иностранному языку надо было рассказывать совершенно ужасные топики. Я помню топик про шесть орденов на знамени комсомола. Ну и остальные в таком же духе…
Нам было их просто негде взять, английский преподавался плохо, и перед экзаменом вся наша группа набилась ко мне домой: я писала эти несчастные топики, потому что занималась с репетитором, а одноклассники их переписывали и учили наизусть. Это был караул!
Моя учительница физики считала, что я недостаточно знаю физику и не совсем ее понимаю — несмотря на то, что я всегда правильно отвечала у доски и делала все домашки. На экзамене над одной задачей я страдала не меньше часа. Когда учительница ко мне подошла, я сказала, что здесь чего-то не хватает — либо начальной скорости, либо начальной высоты.
— Не может быть, смотри внимательно.
— Здесь не указано либо то, либо другое.
— Раз не указано, значит, равно нулю.
Если начальная скорость равна нулю, то задача моментально решается, и я ее решила за две минуты. Но мне поставили четверку. Обидно. Думаю, ЕГЭ такие ситуации исключает.
Обидная история была и с химией. 30 билетов, в каждом 2 вопроса и одна практическая задача. Я проболела один вопрос, и мне потом почему-то никто не мог на него ответить.
— Ну расскажите!
— Лукьянова, отвали, сейчас опять получишь свою пятерку.
И я вытянула этот самый билет. Плюс моя одноклассница начала падать в обморок и все бросились ее спасать, потом комиссия каждого расспрашивала не менее получаса.
Ирина Лукьянова
Мне не дали серебряную медаль. Не то что я на нее рассчитывала, но я могла ее получить. До экзаменов меня поймала учительница литературы и спросила, что для меня важнее — медаль или хорошие оценки в аттестате и поступление.
— Оценки и поступление, остальное как-нибудь переживу.
— Тогда мы не отправляем твое сочинение на медальную комиссию.
— Не отправляйте. А что так?
— Мы все предыдущие годы отправляли сочинения наших потенциальных медалистов на комиссию, они к нам возвращались перечеркнутые, оценки были снижены с пятерок на тройки без всяких пояснений. И за 20 лет истории школы не было ни единого медалиста. У меня нет оснований считать, что для тебя сделают исключение.
За вступительное сочинение я получила четыре — сдуру выбрала тему «Крестьянский вопрос в литературе XIX века». Но написать на пятерку про это невозможно, если ты не читал народников, например, а это совсем не входит в школьную программу. Университет хочет от человека понимания на своем уровне, но даже самые хорошие дети приходили из школы с пониманием на своем.
Русский и литературу (фактически два отдельных экзамена, но в один день в одной аудитории) я сдала на пять, и меня освободили от экзамена по истории, а экзамен по иностранному языку тогда отменили.
Мне почему-то не было страшно. Только сначала казалось, что я дура, а все вокруг ужасно умные. На консультации это чувство только усилилось: они такие умные вопросы задают, а я даже не знаю, о чем они спрашивают! Кто-то задал вопрос про литературного героя по фамилии Бельтов, а я не читала, это не из школьной программы.
Потом я пришла на экзамен, достала билет: вопросы легкие, я отвечаю, комиссия улыбается. Сажусь к другой комиссии, тоже вопросы легкие. Причем у меня был хороший билет про поэму «Владимир Ильич Ленин» Маяковского и «Героя нашего времени». Я могла наизусть цитировать большими кусками, мне было что сказать, я чувствовала себя как рыба в воде.
Конечно, если цель комиссии — найти оригинально мыслящих людей, которые, может быть, не все знают, но с которыми будет интересно работать, устные экзамены гораздо лучше, чем ЕГЭ. Но в то же время это колоссальное испытание для нервов выпускника — во-первых, экзаменов куда больше, а во-вторых, сдавать устный экзамен комиссии — куда тяжелее эмоционально. И когда абитуриент перед комиссией сидит с трясущимися руками и заикается, не всегда можно понять, то ли он ничего не знает, то ли боится экзаменаторов до полусмерти, то ли у него вчера дедушка умер.
Думаю, если бы сейчас отменили ЕГЭ, мы получили бы тотальный хаос и дезорганизацию, а еще резкий всплеск коррупции.
Внутренние вузовские испытания — всегда возможность для несправедливости. У одних вузов одни требования, у других другие. Сравнивать результаты выпускников сложно, тем более школы давно потеряли советскую однородность. Есть школы, которые дают очень сильную подготовку, а иногда чрезмерную, а есть школы, из которых дети выходят функционально неграмотными.
Вузовская система ничуть не мягче и не доброжелательней. У меня при поступлении в Новосибирский университет был особый опыт, потому что университет славился отсутствием коррупции. Потом я слышала, как поступали мои ровесники в топовые вузы Москвы и Питера, им приходилось нанимать репетиторов из приемной комиссии конкретного вуза. Я очень рада, что эта система ушла.
«До последнего я не был уверен ни в чем»
Дмитрий Казаков, учитель истории и обществознания:
— Когда я оканчивал школу, мы писали что-то вроде контрольной по математике и сочинение. Из профильных экзаменов я сдавал устные историю и обществознание.
Выпускные экзамены у нас проходили очень лояльно. Я учился в небольшой сельской школе, где все друг друга знают. Мы уважали учителей, некоторых побаивались, но все равно чувствовалось единство. К тому же все понимали, что нам надо готовиться к вступительным. Но мы честно готовились и к выпускным, осенью нам давали список вопросов. Можно было купить книжку, где будут краткие ответы на все эти вопросы. Конечно, в плане подготовки это гораздо легче, чем сейчас.
Дмитрий Казаков
Потом были экзамены в институт. Тоже устные, по билетам. Я поступал в 2002 году, и тогда хорошая учеба и подготовка совсем не гарантировали, что ты поступишь. Поступление было очень и очень коррумпированным. Если ты не гений и не выиграл олимпиады, то сколько ни готовься, поступление — лотерея.
Парадоксально, но это немного компенсировалось тем, что было много институтов попроще, куда брали на бюджет. Знаю выпускников своей школы, которые учились слабо, но которые в итоге поступили.
Как готовиться к вступительным, было тоже непонятно. Я поступал на провинциальный истфак, в институте мне выдали дли-и-инный список вопросов. А по какой литературе? Мне помогло, что год я ездил туда на платные курсы раз в месяц. То есть целый месяц сам занимался, а потом приезжал сдавать контрольные. По большей части те, кто ездил на курсы, поступили. Но все равно казалось, что нет четких правил и это лотерея: приезжаешь в город из деревни, отвечаешь комиссии, у всех серьезные лица… В мое время многие готовились — и проваливали.
О поступлении в Москву, Питер или даже Нижний не могло быть и речи. Для меня самые близкие институты были в Арзамасе. Дорога и проживание — это дорого, моя семья жила скромно.
До последнего я не был уверен ни в чем. Когда пришел сдавать экзамены, хотел подать документы в техникум по соседству, но все-таки не стал и дождался результата. Списки вывесили через пару дней, меня приняли.
Сейчас, на мой взгляд, все гораздо более динамично и серьезно. Потому что ЕГЭ, хоть его и критикуют, дает гарантию: если будешь готовиться, то обязательно сдашь хорошо. Может быть, не так, как ты хотел, но все равно хорошо. Я не видел ни одного ученика, который много сил тратил на подготовку и все завалил. ЕГЭ и традиционные экзамены — две беды, просто ЕГЭ лучший из худших.
«Слушайте, такой студент нам не нужен»
Дмитрий Славин, учитель географии:
— Свои экзамены после школы я не помню вообще, мы что-то сдавали по билетам. Помню вступительные в Физтехе, потом я ходил на них и как журналист студенческой газеты.
Я учился в физико-математической школе, где и теперь продолжаю работать. Мы свободно плавали в этих предметах, у нас были постоянные математические бои и олимпиады. Возможно, поэтому я и не стрессовал. По физике экзаменаторы задали мне пару вопросов, из которых было ясно, что в физике я разбираюсь.
Поступивший по баллам ЕГЭ абитуриент для преподавателя вуза — кот в мешке.
Несомненный плюс — когда беседуешь один на один. Опытному экзаменатору сразу понятно, что перед ним за человек и чего от него ожидать.
Ты от мира физики? Любишь эксперименты? Базовые моменты, которых нет в школьных учебниках, показывали, может человек рассуждать, есть ли у него физическая логика или нет, и часто собеседования позволяли поступить людям с меньшими баллами. При этом в мое время конкурс был очень большой.
Конечно, в первую очередь принимали по знанию физики и математики, но на этих собеседованиях удавалось выяснить, что человек потрясающий музыкант или спортсмен. Может, ему двух-трех баллов не хватает, но при этом он талантлив — и вузу такой нужен.
В обморок никто не падал — все уже знали свои баллы за письменный экзамен. Преподаватели присматривались к тем, кто на грани. На это же собеседование приходили преподаватели из Станкина и Бауманки и с радостью подбирали тех, кто к нам не прошел: «А не хотите к нам?» Не поступивший сюда абитуриент был для них гораздо более ценен, чем приехавший специально к ним более низкого уровня.
Дмитрий Славин
Иногда человек мог перегореть на письменном экзамене, но экзаменаторы с ним беседовали, и он поступал. Было много юмора, могли спросить что-нибудь в духе: почему самолеты летают, а крыльями не машут? Или я видел, как человек приходил на понтах, уверенный, что он все знает и его точно возьмут, но экзаменаторы, посовещавшись, говорили: «Слушайте, такой студент нам не нужен».
Неуверенные в себе ребята могли переволноваться и не показать всего, на что они способны, тогда беседа рушилась, поэтому в выигрыше были более коммуникативные и сообразительные.
Фото: Анна Данилова, Жанна Фашаян и из личных архивов героев