В гостях у батюшки. Часть 1
Мария (имя автора изменено)
Я крестилась 9 декабря 2001 года. Как и почему – тема отдельного рассказа. Но, уже читая на клиросе, я в очередную свою «годовщину» задумалась: кто из святых, прославляемых в день моего крещения, незримым образом связан со мною? Ведь я много лет собиралась креститься, несколько раз предпринимала какие-то действия, но управилось все только 9-го декабря. Случайность? У Бога случайностей не бывает.
Проглядела всех святых на этот день, но ни на кого из них душа особенно не отозвалась. Послушница Татиана – главная уставщица нашего храма – предлагает свою версию. 8-го – отдание Введения во храм Пресвятой Богородицы. «Помнишь, — говорит, — Пречистую Деву сопровождали девочки со свечами. А ты – среди опоздавших. Бежишь за ними вслед, торопишься, свечу прикрываешь рукой, чтоб от быстрого бега не потухла…» Версия мне нравится. Зримо представляю себе эту картинку. Да ведь так оно и было, на самом деле: я же пришла в храм 8-го. И тетя Шура, стоявшая тогда за свечным ящиком, первый в моей жизни церковный человек, с которым я говорила не про задание по английскому (как с верующими одногруппницами в Университете), а про Православие, — так вот, тетя Шура сказала мне с сожалением: «Пришла бы ты чуть пораньше, батюшка бы тебя сегодня крестил, а так – он уже ушел, приходи завтра к 12». И пришла я на следующий день…
А свечу мне и по сей день приходится прикрывать рукой – чтоб не погасла. Только не от быстрого «бега», к сожалению, а, наоборот, от нерадения моего и теплохладности.
Знакомство с батюшкой Георгием
Православные выставки я люблю за то, что там каждый раз узнаешь о каком-нибудь новом святом. Каждый раз! Иконка, житие, акафист, сразу закажешь молебен у его мощей или чтимой иконы – и вот он каким-то образом входит в твою жизнь, хотя бы просто радостью узнавания: вот, он тоже предстательствует за нас пред Господом. И теперь я не буду безразлично-почтительно слушать его имя в ряду других перечисляемых на отпусте имен, он для меня будет – именно он, знакомый, родной – я ему молилась, а значит, и он за меня молится…
Так было и тогда. Большая икона с частицей мощей. На иконе – батюшка: священнический крест, на голове – характерная красная шапка (пройдет еще много месяцев, прежде чем я узнаю, что она называется камилавкой), внимательные, с прищуром глаза, пальцы сложены для иерейского благословения… Священноисповедник Георгий. Он мне нравится с первого взгляда. Прикладываюсь, ни о чем особом не молясь. Рядом с аналоем стоит священник: «Вы про него знаете? Нет? Вот книжка замечательная…» Покупаю замечательную книжку. Заказываю у батюшки поминания на Великий Пост… Покупаю иконку нового святого. Батюшка переживает: «Что бы тебе подарить? Нету ничего… Ну вот хоть на!» Календарик с изображением монастыря… На душе тепло – не от подарка, а от этой заботливой обеспокоенности: как бы обогреть случайного человека?..
Книжку читаю. Это не жизнеописание/житие. Автора там больше, чем того святого, про которого книга. Но автор духовно очень симпатичный (точнее, симпатичная – это женщина), поэтому этот «перекос» раздражения не вызывает. Узнаю про многих других людей, про скорби и радости автора… Кое-что о святом тоже узнаю. Вернее, фактов-то там как раз много, просто они сцепляются личностью автора. Ну да ладно, хорошая книга, и – самое главное: послужившая одним из толчков к канонизации «моего святого»! За это все огрехи и недочеты стираются.
Ставлю книгу на полку, зная: теперь у меня есть еще один «родной» святой. Иногда молюсь ему, иногда забываю, но ощущение связи не исчезает.
… Проходит чуть меньше года – внешне, а внутренне – огромная часть жизни (потому что когда кардинально меняется то, что ты «нажил» за 20 первых лет, каждый месяц этих перемен «вымывает» накопленное годами…). И вот мы с приходом едем в Оптину. Акафист им – это просто кладезь духовного делания, можно на каждую «радость» земной поклон делать: помолитесь, чтобы и мне такое… чтоб и я так смогла… и это, и это… Но, с другой стороны, пришла же к прп. Амвросию крестьянка, у которой курочки дохли. И «правильные», разумеется, возмутились: к самому Амвросию – с ерундой какой-то, с курицами! А он своей святостью, своей любовью понял то, чего они не увидели: у нее жизнь в этих курочках, подохнут они – и ей хоть иди да умирай…
…В Оптиной – мощи Оптинских старцев. Кресты над могилками «новомучеников» Оптинских – иеромонаха Василия, иноков Трофима и Ферапонта. Кресты одно время мироточили.
А еще в Оптиной – большая церковная лавка: иконы, книги… В основном про Оптину, конечно. И вдруг – на обложке знакомый портрет: глаза с прищуром, камилавка, крест… Автор – другой, название – другое. Дрожащими руками прижимаю к себе сокровище (в московских магазинах книга появится лишь спустя несколько месяцев).
В автобусе раскрываю: почитаю дома, но хоть полистать…
И перехватывает дыхание: оказывается, у «моего» святого не одна дата, как я вычитала из календаря. Да, 8 сентября – день его памяти. Но есть и вторая, «местночтимая», день обретения его мощей в 2000 году. И дата эта – 9 декабря.
Отец Егор Чекряковский
Нет у Бога случайностей. И в Оптиной эту книгу продавали не просто так – а потому, что, оказывается, о. Георгий с Оптиной непосредственно связан. Именно туда, в Оптину, переодевшись в мужицкое платье, бросился из Спас-Чекряка молодой, только что рукоположенный священник. Так волновался, так не терпелось ему, что он даже попутной телеги ждать не стал – так и прошел все расстояние пешком… Очень уж хотел поскорее получить благословение отца Амвросия, чтобы поменять приход.
Храм был настолько ветхий, что в нем зимой Святые Дары от холода замерзали. Не лучше была и избушка, предназначенная для семьи священника. Молоденькая матушка в отчаянии: отец, как здесь детей, когда родятся, будем выхаживать? Настроение батюшки было не многим лучше: понятно, какова религиозная жизнь тех людей, которые даже о храме своем не радеют…
А жизни, собственно, и не было. Село было бедным, и народ настолько изнемог от своей нищеты, от материальных бед и скорбей, что на духовное просто не оставалось сил. По привычке ходили в храм по праздникам. И все. Кому служить, во имя чего?
И пошел, почти побежал батюшка к отцу Амвросию… Переодевшись в крестьянское платье – чтоб не искушать людей, видимо, а может, просто так удобнее было идти на дальнее расстояние…
Дошел. А отец Амвросий, раздвигая людей, столпившихся в ожидании разговора с ним, — к нему. И грозно так: «Ты что задумал, иерей? Ты забыл, Кто священников ставит? Он поставил, а ты – бежать?! Возвращайся к себе на приход. Обветшал храм? Новый строй, каменный! Слышал, что я сказал? Строй новый храм». И в завершение – благословляющий жест рукой, то, ради чего пройдено столько верст… То – да совсем не то. А на отце Георгии ведь даже никакого священнического знака не было. Мужик и мужик.
Вернулся он на приход… Какой каменный храм, на какие деньги?! Но смирился: раз такова воля Божия, то не ему с ней спорить. Останусь здесь и буду делать свое дело – а там уж как Господь управит.
… И начались бесовские голоса: «Все равно уйдешь, мы тебя выживем!» А иногда поднимет какая-то сила батюшку с кровати, сбросит на пол. И вновь прозвучит: «Уйдешь. Все равно уйдешь». Тут уж батюшка не раздумывая – по проторенной дорожке. Отец Амвросий опять, не дожидаясь его слов, к нему навстречу: «Ну чего ты испугался? Он один, а вас двое – ты и Христос. Иди назад – и строй храм…»
Вернулся о. Георгий домой. Ушел весь в молитву. Поставит в пустом храме аналой перед иконой Богородицы и читает Ей акафист. Сначала в одиночестве – а потом и люди стали приходить, один, второй…
А потом были чудеса. Много чудес с о. Георгием, много чудес о. Георгия, и одно большое чудо – как предался священник воле Божией, стал каждое мгновение Господу служить, и все в его жизни изменилось. И материально: богатым стало село, вырос там большой каменный храм, а еще – школа, приют для сироток, больница, странноприимный дом… И духовно: со всей страны идут к о. Георгию за помощью, славится он даром прозорливости, дерзновенной молитвой… Исцеляет, предсказывает, наставляет на истинный путь, путь ко Спасению – сотни, сотни людей… После смерти о. Амвросия многие чада переходят к нему, о. Георгию, или, как его еще называли, отцу Егору Чекряковскому. В самом городе ничего без его благословения не делается. Ему – невероятно звучит сейчас – присылали городские сметы на утверждение.
Удивительный образ батюшки встал со страниц этой книги. И после ее прочтения, после чтения акафиста, что приведен в конце книги, все сильнее становилось мое желание – побывать в Спас-Чекряке, где прослужил батюшка 44 года, где столько минут провел он в духовной брани, в той дерзновенной молитве, которая сотворила столько чудес, а главное – освятила душу самого батюшки. Хотелось поклониться его мощам, которые находятся в городе Болхове. Попросить – ведь молитва у мощей святого имеет совершенно особую силу. Молюсь батюшке Георгию, чтоб помог попасть к нему. Тот откликается мгновенно – на очередной православной выставке ноги выносят меня к стенду – «Болховская старина». Они организуют паломничества и в самом Болхове, и вокруг, и даже на дальние расстояния. Надо им позвонить, договориться – и они все сделают. Лучше, конечно, летом – там такая природа! вот как быстро отозвался батюшка, как же хочется «повидаться» с ним…
…Планировали летом вместе с мамой – не получилось. И вот, неожиданно, в октябре в Минске на конференции знакомлюсь с женщиной из Орла: да, у нас тоже проводятся литературоведческие конференции, приезжайте, мы будем рады… Сначала радуюсь по-земному: позвали на конференцию, значит, мой доклад понравился и будет еще одна научная публикация (они нужны для защиты диссертации).
Потом вдруг понимаю: позвали на конференцию не куда-нибудь – в Орел. А оттуда до Болхова – километров 50.
В Болхов. Первое Причастие.
… Отвлекусь немного. Первое причастие… Сейчас я с ужасом вспоминаю, как это все было. Священник, который крестил меня, на прощание сказал: приходи через неделю, в воскресенье, в 8 часов на исповедь. Натощак. Потом причастишься.
Хорошо, что тогда был Рождественский пост. Про него все знают, даже те, кто в храм не ходит (как я тогда). Поэтому его я сразу стала соблюдать, с первого дня крещения. Это застраховало меня хотя бы от одной ошибки: от несоблюдения поста перед причастием.
Все остальные ошибки, кажется, я сделала.
О том, что существует какое-то молитвенное правило к причастию, я узнала, кажется, примерно через полгода.
О том, что существуют всенощные бдения – страшно сказать – через год и почти 2 месяца. Я так точно знаю это потому, что помню мою первую всенощную. Через год после крещения, в конце января, я поехала в молодежный православный лагерь. И там в субботу вечером нас повели в храм. Как же это было долго! Это тянулось, тянулось, тянулось… Потом наконец погасили свет и стали читать что-то в центре храма. Я вздохнула с тайным облегчением: скоро, наверно, и конец… А это было шестопсалмие – самое начало утрени. После помазания, которое началось в 8 вечера, батюшка благословил нас идти на ужин в наш дом отдыха. По дороге все сокрушались, что так рано ушли. К моему стыду, я смотрела на них не как на святых или хотя бы героев – а как на сумасшедших.
Но выводы я сделала. И на ближайшей исповеди сказала священнику, который совсем скоро, всего через месяц, станет – в моем и в его сознании – моим духовником, что я никогда не ходила на всенощные, а теперь буду ходить. Он этим моим словам очень обрадовался. Помню, я была под большим впечатлением, что его так обрадовало это мое решение.
А сейчас меня другое удивляет: ведь он видел, что меня не бывает на всенощной, но – ни разу не озвучил это свое наблюдение, потому что в то время для воцерковлявшейся меня и литургия-то каждый раз была испытанием: пойду-не пойду, отстою-не отстою… А от всенощной – кто его знает, может, я бы и сломалась.
В общем, пришла я на свое первое причастие не помолившись ни в храме, ни дома. Но – натощак.
Правда, был еще один момент. В тот день мы должны были отмечать день рождения моей подруги Маши. И решили мы пойти в кино. Я из каких-то соображений (не понятно, правда, из каких, учитывая, что на богослужении до этого я не была ни разу) рассчитала, что к 11 все уже закончится. На 11-часовой сеанс мы и решили пойти – в самый близкий от храма кинотеатр, всего в нескольких автобусных остановках.
А причастия все нет и нет. Служба идет и идет. И пойми тут, сколько до причастия осталось. Пришлось мне выйти на крыльцо и позвонить: идите без меня, я потом подойду. Возвращаюсь – и опять служба…
Наконец в чтении зазвучало слово «причастие». Как я обрадовалась! И вот уже вынесли Чашу… Я причастилась, запила – и с чувством выполненного долга вылетела из храма и понеслась к маршрутке. Доехала я быстро, фильм еще до середины не дошел.
О том, что после причастия служба не кончается, а в конце нужно прикладываться к кресту, я узнала быстрее всего – в следующее воскресенье, всего лишь через неделю после моего первого причастия.
Сейчас страшно вспоминать, ой как страшно… Но тогда, видимо, и это было что-то, пусть маленькие, неуверенные, но шаги. Несмотря на привычную грязь мира, которую я еще долго не воспринимала как грязь, с самого момента Крещения во мне крепло ощущение: в храме лучше, чем без храма, и с Богом совсем по-другому, чем когда Его нет в твоей жизни… Помню, на летнем отдыхе я за все время так и не открыла первую мою купленную духовную книгу – выборку из произведений св. прав. Иоанна Кронштадского… Так и пролежала она у меня в чемодане, но как же укрепляла и грела меня мысль, что она там лежит, что у меня есть это сокровище – вера, книги тех людей, кто жил Богом…
И вот 4 года с того дня. Как все поменялось! И внешне, и внутренне. И не только в хорошую сторону, к сожалению.
… Итак, поездку мы спланировали. Позвонила в «Болховскую старину»: у них есть гостиница, в которой можно остановится (всего 200 р. в сутки), они смогут свозить меня в Спас-Чекряк (минут 20 от Болхова) и даже Макарьеву Жабынскую пустынь… Про нее я слышу впервые. Роюсь в путеводителях, в интернете. Информации мало – расцвет пустыни в 17 веке, по молитвам прп. Макария забил источник… Ну что ж, значит, узнаю на месте. Главное – он святой, монах, у него была духовная брань, значит, «искушен быв», он может и мне помочь… Там его мощи, им можно поклониться. Конечно, я хочу и туда.
Взято благословение. Написан доклад. «Место Бога в картине мира эмигрантской лирике Г. Иванова». Отдаю научному руководителю, сопровождаю комментарием: «В этой статье – ни одной ссылки на Священное Писание». Потому что это именно то, за то он меня каждый раз ругает: у нас МГУ, а не Свято-Тихоновский, теория литературы, а не богословие, нам надо идти от текста, а не мерить текст сакральным абсолютом. И вот – я смогла. Религиозная статья, с позиций Православия, где все выстраивается из стихотворений Иванова, без привлечения внешних текстов. Ни одной цитаты из Библии! Я чувствую глубокое профессиональное удовлетворение.
На что научный руководитель мне с неменьшим удовлетворением отвечает: «А я недавно опубликовал статью – там 6 цитат из Священного Писания!»
Первое искушение и первое утешение
… Время отъезда приближается. Доклад написан и отдан давно. Ни духовник, ни научный руководитель читать его не торопятся. Хожу и ною. Наконец, оба прочитали, в который раз поразив меня: абсолютно разное мировоззрение, совершенно разные сферы образования и последующей научной деятельности – и точь-в-точь совпадающая реакция на мои научные тексты. В этот раз обоим не понравился конец. Переделываю.
… На вокзале делаем последние мелкие покупки. И вот мы с провожающей меня мамой уже в купе. Сначала никого нет, чему я очень радуюсь. Поезд поздний, помолилась я дома, но все равно – и с утра мне молиться, да и вообще, кто его знает, какой сосед попадется…
Так и есть. Это именно сосед. Парень примерно моего возраста. Садится, достает переносной компьютер, поднимает на меня взгляд: «Вы какую музыку слушаете?» Я вздрагиваю: алкоголем не пахнет, и принес он с собой бутылку минеральной воды, а взгляд – тяжелый, остановившийся, такой бывает или у сильно пьяного, или у «обкуренного». Сдержанно отвечаю: «Я обычно музыку не слушаю». «Понятно», — говорит.
Мы с мамой выходим из купе. Я судорожно перебираю в голове все, что мы с батюшкой когда-либо обсуждали про поезд. На верхней полке – в брюках, на нижней – в юбке. Вдвоем с мужчиной в купе можно, если он нормальный. Нормальный ли он? Вновь вспоминаю его взгляд. Нет, не хочу!
Мама спрашивает у проводницы, можно ли перевести меня в другое купе. Ну, конечно, можно – если будут места. И будут они, скорее всего, на верхних полках.
Юбка на мне, юбка в чемодане. Все брюки я из дома повыкидывала года два назад. «Я все-таки позвоню», — говорю маме и отхожу. «Парню?» — понимающе спрашивает маму проводница. «Не-ет, батюшке», — вздыхает мама. Проводница взволнованно: «Она верующая? Вы не волнуйтесь, мы что-нибудь придумаем!»
Я звоню. Ужасно из-за такой ерунды… Но – остановившийся взгляд… И благословение на верхней полке – в брюках. Что страшнее – нарушить благословение или остаться с этим парнем на всю ночь в закрытом купе?
Батюшка больше всего обеспокоен тем, что я могу с верхней полки свалиться. Он долго объясняет мне, как можно привязать простыню, чтоб не упасть – они так делали, когда ездили с детьми. Потом советует все-таки пообщаться с парнем: перекреститься при нем, поговорить про веру… «Ну, или скажи ему «Аллах акбар», он сам убежит», — намекая на мой платок, предлагает в конце. Но тут же предупреждает: «Я шучу». Потому что иногда я как раз в момент, когда батюшка шутит, решаю некритично относиться к советам духовника и выполнять все, что он скажет. Мы уже с этим сталкивались, поэтому оговорка про шутку необходима…
Успокоенная (куча советов + батюшка же помолится) возвращаюсь в купе. Там на всю мощность компьютерной колонки орет рок-музыка в худшем ее варианте. Какой уж тут разговор о вере…
Поезд трогается. Заглядывает проводница: «Девушка, пойдемте». Чудо – свободное купе. Целиком свободное. Перетаскиваем с ней мои вещи. Потом она возвращается обеспокоенная: «Девушка, Ваш бывший сосед недоволен, что Вас забрали. Он требует, чтоб Вас вернули… Вы лучше закройтесь, а то мало ли что…»
Вот! Я же чувствовала, что с ним что-то не то. На всякий случай закрываюсь. Но все тихо, и я скоро засыпаю.
(продолжение следует)