Инокиня Евгения (Сеньчукова)
Максимально исключить углеводы, вообще следить и запоминать, что и сколько ты ешь, постоянно подсчитывать дозу инсулина, не забывать принимать лекарства, включая уколы, в течение дня, проверять сахар в крови домашним глюкометром да еще и более-менее регулярно сдавать анализы в поликлинике или другой лаборатории, в сумке надо постоянно иметь шоколадку на случай резкого падения сахара, питаться надо по часам. Все это отнимает массу времени и иногда просто раздражает.
А самое главное — с этим надо просто уметь жить. Какие углеводы допустимы, а какие — никогда? Как правильно посчитать инсулин, если нарушил диету? Где отрегулировать глюкометр, если он начал барахлить? У обычного районного эндокринолога на просветительскую деятельность нет ни времени, ни сил. У него норма — восемь минут на человека.
А еще есть проблема с лекарствами.
Вот, например. Я — диабетик из семьи диабетиков. Мама умерла от последствий диабета в 2000, ей был сорок один год. Отец живет с диабетом, диагностированным в середине 90-х, сейчас сильно декомпенсировавшимся, ему пятьдесят пять. У меня самой день начинается тремя таблетками, а заканчивается тремя таблетками и уколом. Мама получала инсулин бесплатно, мы с отцом препараты покупаем, причем если я предпочитаю покупать, потому что просто не хочу сидеть в очереди у эндокринолога, то у отца причина гораздо более серьезная: инсулин, который ему выдавали в поликлинике… ему не помогает. Это не заговор против диабетиков, просто импортный препарат для государственной медицины дорог, а отечественный слабоват. Так получилось. Не будем начинать длинную дискуссию об ужасах отечественной фармацевтической промышленности, просто примем это как данность: отечественный инсулин помогает как минимум не всем.
Я думаю, если бы мама имела возможность покупать хорошие лекарства, она бы прожила гораздо дольше. Но, во-первых, в 90-е мы жили очень скромно, а во-вторых, качество препаратов сильно выросло за последние два десятилетия. Прогресс — это хорошо.
В принципе, можно добиться и рецептов на бесплатные качественные инсулины, но это сложно. Пойди докажи, что тебе нужно именно это лекарство! И вообще пойди докажи, что оно тебе нужно!
Поэтому когда я читаю, что по стуку бдительного гражданина была удушена штрафами организация помощи инвалидам по диабету, у меня слегка темнеет в глазах. Гражданин-то, надо отдать ему должное, очень быстро отозвал свое заявление в прокуратуру, но машина уже завертелась, и финал истории был печален, вплоть до летального исхода — девушка, которой организация могла помочь, но не успела, умерла. И вот я думаю, что сейчас у меня есть возможность заказывать и покупать мой дорогой инсулин самостоятельно, а через десять-пятнадцать-двадцать лет ее может не быть. Моя пробивная сила равна примерно нулю. Скорее всего, я рискую остаться без необходимого мне препарата. Опять же, монашествующим не пристало цепляться за жизнь, а обычные, живущие в миру, работающие в офисах, школах, на производстве — им-то что делать?
Самое обидное, что фармацевтическая промышленность продолжает развиваться. Есть такое правило: чем дольше вы живете, тем дольше вы живете. Болезнь, от которой мы могли бы умереть двадцать лет назад, в наше время успешно лечится или компенсируется. «Загибаться» от него даже как-то неудобно. Но из-за бюрократических проволочек, экономических проблем и всякого рода оптимизации — очень даже возможно. Поэтому любые инициативы по поддержке людей, потенциально вполне здоровых, активных, работающих, воспитывающих детей необходимо поддерживать. Это по-человечески.