Машинку Ваня забрал, а родители были чужими. Они отдали его в дом ребенка и нашли через 5 лет
«Мы не были к этому готовы»
Евгений и Татьяна жили в селе, на съемной квартире. Беременность была незапланированной. Поначалу все шло хорошо. А потом на одном скрининге врачи обнаружили у ребенка патологию почек.
Семью направили в клинику в Барнауле. Врач-нефролог заверила, что неизбежна инвалидность. В другой клинике сказали, что можно сделать внутриутробную операцию в Екатеринбурге или Москве.
— Некоторые врачи сразу предлагали аборт, некоторые недоумевали: «Зачем вам это надо?» — вспоминает Евгений. — Но в Барнауле нам дали надежду. Хотя все равно вселяло страх, что у нас в районе медицина хромает. Мы не знали, как в случае чего лечить сына дальше.
Выбрали Екатеринбург, потому что он ближе. Татьяну госпитализировали в Барнауле. Из-за бюрократии теряли время: за три недели в почках у ребенка начали образовываться кисты, был закупорен мочеиспускательный канал. Каждый день стоил жизни.
Чтобы добраться до Екатеринбурга и все организовать, Евгению пришлось просить помощи у родственников и брать кредит.
— Мы не были к этому готовы. Когда приехали в Екатеринбург, нам сказали, что нельзя было так тянуть: «Надо было нам позвонить. Почему вас так долго держали?»
Врачи готовили Евгения и Татьяну к тому, что операция результатов не даст, хотя все надеялись на лучшее. В перспективе семью ждал переезд в город, потому что в селе ни о каком диализе для ребенка и речи быть не могло.
Первая операция прошла неуспешно: не туда попал шунт. Из клиники Татьяну выписывали через неделю, а потом опять надо было госпитализироваться для повторной операции. Евгений искал съемное жилье, потому что до этого они останавливались у знакомых:
— Когда людям говоришь, что у нас тяжелая ситуация, они тебе в ответ: «Мы вам квартиру не сдадим, вы неплатежеспособные». И мы, наверное, дня четыре ночевали в ночлежках. А потом я понял: ну смысл правду говорить? Пришлось обмануть. Сказал, что меня сюда вызвали по работе, все нормально.
Евгений нашел и квартиру, и работу — устроился инженером. Татьяну госпитализировали. Но сделать операцию не успели. На восьмом месяце начались преждевременные роды.
«Не жилец»
Так Ваня появился на свет.
Врачи запугали Татьяну патологиями, половина из которых потом не подтвердилась: «Подумайте, нужен ли вам такой ребенок?»
— Ей было страшно смотреть на эти трубки. Она была убита горем. И мы обсуждали, что надо либо насовсем перебираться в город, либо не в наших силах будет Ваню лечить.
Татьяна написала отказную с условием, что ее можно отозвать, и уехала домой, потому что там ждала их старшая дочь. А Евгений остался в Екатеринбурге, чтобы найти работу и квартиру получше. Он верил, что все наладится и они заберут Ваню к себе.
Ваня
В отчаянии писал письма чиновникам. Из одной приемной перезвонили и ответили, что, пока «ситуация не стабилизируется», сына можно отдать «на передержку» в дом ребенка на 3–6 месяцев, а сама администрация готова помочь продуктами.
Евгений бросил трубку. Понял, что помощи ждать не от кого.
Он устроился на новую работу, уже системным администратором. Не выдержав, пошел в опеку узнать, что с Ваней и в каком он доме ребенка. Но по документам Евгений был никто: они с Татьяной не были расписаны, поженились позже. Поэтому в опеке с ним общаться не хотели.
— Сотрудница мне хамила. Мы поговорили минут 20, я показал фото свидетельства о рождении дочери, чтобы подтвердить, что у меня с Татьяной уже есть общий ребенок. Тогда сотрудница куда-то ушла звонить. А когда вернулась, сказала, что Ваня «не жилец». Я подумал, что он не выжил.
В Екатеринбурге Евгений был совсем один. Он позвонил жене. Посоветоваться среди родных было не с кем. Мысленно похоронив сына, доработал месяц и уехал домой. Смысла оставаться в городе больше не видел.
А через три месяца прислали постановление суда об алиментах.
Оказалось, Ваня жив.
«Женька, хуже нету!»
Еще около четырех месяцев Евгений и Татьяна собирались позвонить и узнать, как у Вани дела, но все откладывали. Боялись.
Хотелось с кем-то поделиться, но Евгений свою боль скрывал. Рассказал только брату и другу. Даже тесть до поры до времени не знал. Потом узнал и посоветовал Ваню не забирать. Он сам потерял восьмимесячного сына много лет назад и помнил, каково это:
— Женька, хуже нету. Ты привыкнешь к ребенку. А потом его терять — самое тяжелое.
Евгений и Татьяна получили бумагу о том, что можно отозвать отказ. Они собрались с духом. Позвонили в опеку.
Но никто не ответил.
— Нам было страшно и стыдно позвонить. А когда никто не взял трубку, мы прекратили попытки. Тяжело это все… — останавливается Евгений. — Я сейчас вам рассказываю, а у меня пальцы потряхивает.
Время шло. За три года жизнь стала стабильнее. Евгений построил дом, открыл в селе свое дело. Старался не думать про Ваню, уходил в работу, но забыть не получалось.
— Мне снилось по ночам, что я играю с сыном. Это же все равно изнутри грызет. Сам от себя не убежишь.
Так было, пока примерно год назад Татьяне в социальной сети не написала незнакомая девушка: «Посмотрела на вас, вы светлые люди». Она сообщила, что Ваню перевели из Екатеринбурга в Москву, в РДКБ, на пересадку почки, ему помогал фонд «Дорога жизни».
Кто эта девушка, Евгений и Татьяна до сих пор не знают.
Думают, что волонтер. Или добрая фея.
Обида и страх
Татьяна и Евгений начали переписываться с этой девушкой. Она рассказывала про трансплантацию, посылала Ванины фотографии.
Близилась выписка. Девушка спросила, не хотят ли они приехать и познакомиться. На тот момент Ване было уже три с половиной года. И Евгений с Татьяной решили ехать.
— Если бы эта девушка нам не написала, может, мы так и были бы в неведении. Страшно было, — признается Евгений. — С утра я просыпался от страха, а потом осознавал, что рано или поздно Ваня окажется в психоневрологическом интернате. Я себе представлял длинные темные коридоры с покрашенными, как в советские времена, стенами. И мне становилось жутко. Я не смог бы спать спокойно, зная, что мог что-то сделать и не сделал.
Ваня с няней Викой
Сначала надо было накопить денег. Первая поездка обошлась больше чем в 100 тысяч рублей.
Поехали через четыре месяца.
В больнице, разобравшись с формальностями, Евгений и Татьяна поговорили с врачами. А потом на минуту к ним завели Ваню. Он смотрел по сторонам и улыбался. Его держали за руку, потому что ходил он плохо. Помимо патологии почек, у него была проблема с координацией движений, ДЦП в легкой форме.
— Я вдруг почувствовал обиду. Не сказать, что я его увидел и меня охватило счастье. Был сильный страх. И сильная обида. На себя? На жену? На всех вокруг? Я волновался, и жена волновалась. А потом было просто обидно.
Родители подарили Ване большую машинку — им сказали, что он очень любит машины. Ваня обрадовался и унес ее играть. Евгений и Татьяна были для него чужими.
Их тогда очень поддержали сотрудники фонда и врачи. Никто не осудил — наоборот, предложили лечь с Ваней в больницу.
Евгений так и поступил. Отвез жену домой, а сам вернулся в Москву.
«Папа, не уходи»
Когда показали список Ваниных процедур, Евгений подумал, что не справится. Все начиналось в 7 утра и заканчивалось в 10 вечера: примерно каждый час какая-то процедура да нужна.
До этого с Ваней сидели нянечки. С одной из них, Викой, он дружил, а со второй капризничал: не спал, не ел, не пил.
С Евгением тоже поначалу показывал характер: кричал, выплевывал таблетки. Выхода не оставалось, врач посоветовал давать таблетки силой, потому что без них не обойтись.
— Это был переломный момент, — говорит Евгений. — А мне Ваню жалко. Я смотрю: он же маленький. Ну как я ему силой? Пришлось один раз дать, а дальше контакт начал налаживаться. Сказали, что мне повезло.
Ваня стал называть Евгения папой. Нянечек с врачами тоже: все папы. Но Евгений чувствовал, что у него с сыном все-таки есть связь.
— Мне в один голос жаловались, что до меня он отвратительно себя вел. А со мной успокоился. Потом я втянулся. Чем больше времени мы проводили вместе, тем крепче была привязанность.
Ваню уже готовили к выписке. Евгений купил билеты домой. Как раз прилетела Татьяна: в Екатеринбурге она оформила документы о возвращении. Планировали, что домой полетят все втроем.
Но случилось непредвиденное.
В ночь перед выпиской у Вани до 40 градусов подскочила температура. Под утро его увезли в реанимацию.
— Самое ужасное — что мне в любом случае надо было лететь домой и оформлять остальные документы. А он там лежит один: «Папа-папа, не уходи». До слез пробрало (плачет).
Через месяц Евгений вернулся в Москву. Ваня его узнал. Еще месяц они провели в больнице и наконец собрались выписываться.
Больше всего на свете Ваня мечтал выйти за больничный забор. Каждый день минут по 30–40 он сидел на лавочке и смотрел, как по дороге ездят машины. Хотел на какой-нибудь из них поехать.
И поехал — к себе домой.
«Серая жина и белая»
Уже четыре месяца Ваня живет с родителями.
Первых дня три вел себя скромно и послушно. В больнице привык, что за собой надо убирать игрушки, и дома тоже поначалу убирал. Теперь он хулиган, а дома каждый день бардак.
Где-то неделю не разрешал маме ничего с собой делать, звал папу. Теперь наоборот, под настроение идет играть с папой, а маме говорит: «Пока».
По будням папа на работе. Ваня каждый день по телефону заказывает ему новые машинки, называет, какие нужны цвета: «Серая жина, белая и оранжевая». Вечер он с ними играет, на следующий день ждет новые.
У Евгения своя мастерская по ремонту техники. Татьяна работала кассиром, но теперь занимается только Ваней. Иногда жалуется, что ей тяжело, съедает быт. Поэтому выходные Евгения — выходные для жены.
Вместе с Ваней Евгений играет, у них есть целая развивающая программа. Правда, хватает Вани на полчаса. Он любит играть и с сестрой, а еще обожает смотреть телевизор, особенно мультик про «Синий трактор».
Дни проходят быстро. В 7 утра надо дать Ване таблетки, потом его накормить, потом опять дать таблетки, и так до вечера. С таблетками пока вообще самая большая проблема. Вместо тех, которые необходимы, выдают аналоги, а от них Ване хуже, поэтому приходится покупать за свой счет.
Недавно нашли логопеда — волонтера в районном доме культуры. Ваня отстает в развитии, но специалисты считают, что шансы хорошие. Он учится говорить, повторяет слова за родными. Пока невнятно, но пытается.
Поначалу Ваня всех, в том числе прохожих, называл мамами и папами. Теперь запомнил, что папа и мама одни, а остальные дяди и тети.
— Сейчас есть спокойствие, — продолжает Евгений. — Я прихожу домой и радуюсь. Иногда смотрю, и грустно становится, иногда и всплакнуть охота. Потому что понимаешь, что он пережил.
«Что, если бы?»
Когда Ваня с Евгением были в РДКБ, а Татьяна в Екатеринбурге готовила документы, ее отговаривали: «Вы хорошо подумали? А вам это надо? Вы еще раз подумайте хорошенько». Да и потом в селе врачи тоже спрашивали: «Зачем вам это надо? Вы на своей жизни крест ставите».
— Смотря как относиться, — считает Евгений. — Если ты думаешь, что поставил крест, так и будет. А я радуюсь, что вернул в семью сына, это же счастье. Слова могут изменить вообще ход всех действий. Когда тебе говорят, что у тебя все получится и все будет хорошо, тебе становится легче. Самое главное — поддержка. А теперь Ваня дома, и поддержка не нужна.
Сейчас Евгений жалеет, что они не забрали Ваню раньше. Оказалось, в быту нет ничего, с чем бы семья не могла справиться.
Но правильно ли поступили в самом начале, когда Татьяна подписала отказную, Евгений до сих пор не знает.
— Как бы получилось, если бы мы его оставили, с нашей медициной? Может, это у меня такое оправдание для себя самого… А может, на самом деле к лучшему, потому что у нас не получилось бы добиться пересадки в РДКБ. Теперь Ваня бегает, веселится. Кажется, и тогда зря боялись. Мысли до сих пор не покидают, что надо было намного раньше это сделать.
Если Ваня однажды спросит, почему родители оставили его в доме ребенка, Евгений не будет уходить от ответа.
— Я не боюсь этого разговора и не боюсь признать, что мы ошиблись и надо было вести себя смелей. Не оправдываю нас. Где-то так сложились обстоятельства, где-то мы струсили. Но сейчас верю, что все будет хорошо, потому что Ваня рядом.
Фото: из личного архива семьи и фонда «Дорога жизни»
