По инициативе и при поддержке программы «Учитель для России» и содействии Министерства образования Калужской области научная лаборатория «Социология образования и науки» Санкт-Петербургского филиала «Высшей школы экономики» провела в Калужской области глобальное исследование школьного климата. Было опрошено около 27 тыс. учеников 6-9-х классов в 249 школах. В инструменте для опроса учитывались: отношения с учителями, сверстниками, отношение к школе в целом; самооценка, мотивация к учебе; агрессия в школе, буллинг и кибербуллинг.
Три аспекта школьной травли
– Даниил Александрович, агрессивнее ли стала атмосфера в сегодняшней школе по сравнению с советским периодом?
– Не думаю, что дети становятся агрессивнее. Во-первых, высказывания типа «сейчас все плохо и подростки агрессивные» – это просто вкусовые оценки, которых следует избегать, как следует избегать любых стереотипов по отношению к эпохам, людям или народам. Во-вторых, в советские времена не проводилось подобных исследований, так что и сравнивать нечего. Вот, например, исследование потребления алкоголя у северных народов началось давно, поэтому тут можно делать выводы. А какие могут быть суждения об агрессии в прошлом, особенно если мы говорим об агрессии, ни во что криминальное или просто даже физическое не выливающейся? Ее никто не фиксировал.
Сегодня подростковая среда кажется более агрессивной просто потому, что мы стали об этом заботиться и об этом говорить.
Мне довелось поработать в советской школе, во дворцах пионеров и школьников, и я видел разных детей. Если опираться на собственные ощущения, школы в целом были неплохими, но жизнь в стране была тяжелее. Дети из бедных рабочих семей были часто заброшенными и довольно агрессивными. Их жизнь была менее организованной, они росли во дворах, там учились драться. И вот таких уличных группировок, которые били младших и что-то у них отнимали, мне кажется, было больше, чем сейчас. Сегодня дети в среднем все-таки лучше живут, родители ими больше занимаются, и агрессивность частично переместилась из неблагополучной среды в благополучную. Вот что меня больше всего поразило в наших исследованиях.
– То есть в «хороших» школах агрессии больше, чем в «простых»?
– Да, и это самый главный итог наших исследований. В школах, которые имеют более высокий статус – например, гимназия или школа с углубленным изучением иностранных языков, где родители более образованные, – атмосфера агрессивнее, чем в школах маленьких, на городских окраинах или в селе, где есть дети из неблагополучных семей. В высокорейтинговых школах больше развит и современный вид буллинга – кибербуллинг, травля в сетях.
Думаю, в основе своей все это связано с размером школы и увлеченностью учителя своей работой. Школы, в которых учатся только местные дети, потому что дети из успешных семей идут в престижную школу на каком-то расстоянии от дома, – оказываются более благополучными в плане климата. Эти школы маленькие – и поэтому там лучше всех видно, все друг друга знают. И если в них учителя не махнули рукой на свою работу, они больше уделяют детям внимания.
В специализированной школе с репутацией может оказаться, что в среднем учителя тратят на детей времени меньше, потому что считают своим главным долгом хорошо вести свои уроки, их могут гораздо больше волновать оценки учеников, а не их отношения. Бытует мнение, что учителя не должны во все вмешиваться, а заниматься только своим делом. Они, конечно, не должны вмешиваться во все – слишком активное участие в детской жизни тоже вредно: дети имеют право на некоторую независимость личности. Но когда на них мало обращают внимания, потому что «наше дело просто встретиться в классе по химии», – это тоже плохо.
И вот в школах маленьких, где учителя совмещают преподавание физики и математики, и все друг друга знают, часто оказывается более высокий уровень доверия. Там детям доверяют больше, зная их качества: «Ваня безалаберный, а Петя ответственный, оставьте ему ключи от компьютерного класса», – такую ситуацию я видел в сельской школе, где директор доверял детям ключи от важных кабинетов. Сложно представить такую ситуацию в большой городской школе. В ответ на доверие к детям у них есть доверие к учителям. Соответственно, чем больше человеческого доверия между учителями и учениками, тем больше авторитет учителя. И его послушают, когда он будет останавливать драку или говорить, что не надо травить Колю.
– Поможет ли ребенку, который подвергается буллингу, перевод в другую школу? Что больше играет роль – психотип его личности или социальная атмосфера вокруг?
– Есть три аспекта буллинга, которые нужно взвесить перед тем, как задуматься о переводе из школы в школу. Перечислю их по значимости. Первое – наличие инициатора, агрессора. Если в классе нет человека, который получает удовольствие от травли других детей, то этой травли просто не будет.
Второе – общая обстановка, которая позволяет агрессору это делать или не делать. Сторонние дети в ситуации «агрессор – жертва» могут быть пассивными наблюдателями, могут активно вмешиваться «за» или «против», а могут просто сказать «не надо это делать». Каким образом это работает? Подростки, как и все мы, жаждут популярности. Мы все хотим, чтобы нас любили и ценили. И если агрессор понимает, что класс его не любит за то, что он кого-то тиранит, то он либо перестанет это делать, либо ему нужно срочно к серьезному клиническому психологу. Потому что когда ребенок уже находится за гранью одобрения своего класса, но своим поведением продолжает демонстрировать: «А я получаю от этого такое удовольствие, что мне все равно, что вы обо мне думаете», – вот здесь уже требуется серьезная психологическая работа. Опасно оставлять это без внимания: агрессор приучается к тому, что он безнаказанно может получать эмоциональное удовольствие от травли другого.
– А третий фактор?
– Собственная склонность ребенка к тому, чтобы быть жертвой. Но она лечится. Как Гудвин дал трусливому льву блюдечко валерьянки – так можно вдохнуть в ребенка уверенность в себе. Конечно, есть какие-то тривиальные признаки, по которым ребенка делают жертвой, – например, он чем-то отличается: толстый, рыжий. Есть и определенное поведение, которое вызывает насмешки, – какие-то аутические черты, неровность характера. Но с этим можно справиться. Существуют специальные техники, и помочь ребенку стать уверенней в себе может психолог или родитель.
Такие сладкие запреты
– Чем в ситуации травли может помочь учитель?
– Как я уже говорил, важно воздействовать на ребят-наблюдателей. Учитель может им сказать: а вы объясните ему, что так не надо, популярности человек так не приобретет. Если к учителю в этой школе высокая степень доверия, если он будет постоянно так говорить – это может сработать. Еще учитель может попробовать перенаправить энергию агрессора и его радость от побед в другое русло – например, предложить ему заняться каким-то тяжелым спортом. Чтобы подросток научился получать тот же самый впрыск гормона радости от того, что он выжал штангу, – а не от того, что кого-то побил.
– Запреты и наказания тут не помогут?
– Наказание опять же может быть только от сверстников – потому что в этот период сверстники важнее родителей или учителей. Они могут его, например, бойкотировать. Что касается серьезных организационных запретов, я уверен, что они приносят только зло.
Приведу яркий пример. На юге Америки в ряде евангельских церквей было распространено такое движение, которое называется «клятва девственности». Дети в определенном возрасте выходят перед всей конгрегацией и клянутся, что до брака они будут хранить девственность. Параллельно и независимо от этой истории ученые проводили масштабные исследования здоровья подростков. И оказалось, что те, кто дал клятву девственности, действительно позже вступают в сексуальные отношения. В школе у них все выглядит хорошо. Но если взять следующий период времени, то выясняется, что у них заметно выше уровень венерических заболеваний, позже – трудности в браке с сексуальными отношениями. Дальнейшие исследования выявили, что эти дети ради соблюдения клятвы начинали предаваться тем видам секса, в которых не видели нарушения. Получается, что жесткий запрет приводит к катастрофическим последствиям.
И вообще в случае подростков и молодежи запреты очень плохо работают. А работают какие-то другие способы.
Например, специальные занятия, где детей тренируют говорить «нет». Учат, как остаться в друзьях – и отказаться от выпивки. Или от секса. В Америке на это тратятся большие деньги – имею в виду на исследования, на то, чтобы выработать правильную методику общения. Потому что бессмысленно просто прийти к подросткам и погрозить пальцем: вот это делать нельзя ни в коем случае! Никто этого слушать не будет и тем более соблюдать.
Чем отличается флирт от харасмента
– Почему вообще подростки так агрессивны?
– У всех нас есть базовые инстинкты, то, что принято называть ветхозаветным, что заложено в устройство нашего мозга. «Мои – это мои, чужие – это чужие», борьба за лидерство, за объект сексуального желания. Все животные, особенно социальные, склонны к разного рода агрессии. Но у человека, в отличие от животных, есть нечто, что позволяет ему регулировать это качество. Человек менее агрессивное существо, нежели многие млекопитающие.
Печальная история подростка в школе состоит в том, что эмоции и драйв у него повышаются, а умение контролировать их головой еще не сформировалось. Есть исполнительные функции мозга, которые нам, взрослым, помогают владеть собой и делать неприятную работу. Вот мне не хочется – но я буду сидеть и делать. Вот мне хочется дать кому-то в лицо, потому что он нагло себя ведет – но я не буду этого делать. Подростки хуже себя контролируют не потому, что они «испорчены», а потому, что они находятся на такой стадии нейропсихологического развития.
– Бывает полезная или хотя бы не опасная агрессия?
– Действительно, существует некий оптимальный уровень агрессивности. Если человек совсем не может проявить какой-то твердости, напористости, то он обществу не кажется положительным. Все-таки надо немного спорить, отстаивать свое мнение и даже немного драться, чтобы тебя считали лидером. Но если человек становится очень агрессивным – то его тоже не любят. Вот с этим приходится считаться. И когда учителя или родители нам говорят, что им нужны классы без агрессии, – ответ один: это невозможно, и значит, вы не понимаете, что происходит с детьми. Ну что, вы всех инъецировать будете какими-то тяжелыми успокоительными?
Да, все дети дерутся, толкаются – и трудно отличить шутливые столкновения от серьезных.
Но есть простое разделение. Не опасная агрессия – она симметрична, реципрокна. Я тебя толкнул – ты меня толкнул. Мы подрались. Потом подняли портфели, обнялись и пошли домой.
Это верно и в любых других социальных сферах, то же самое отличает флирт от сексуального домогательства, harassment’а. Если люди на работе с радостью говорят друг другу комплименты: «прекрасный галстук, прекрасные серьги», – это не должно никого заботить. А если это одностороннее внимание без ответа – значит, тут что-то не так. То же самое с подростками. Если один подросток нападает на другого, а тот не отвечает, потому что слабее или боится. Если нападает каждый день, если нападают втроем… То есть когда отношения имеют характер последовательный и не симметричный, – это и называется буллинг, травля. Вот такая ситуация опасна.
Еще один аспект. Допустим, в классе все друг с другом дерутся – бывают такие драчливые классы. Но при этом кого-то тузят чаще. В нашем исследовании, не в Калужской области, а в другой работе – мы в целом изучаем агрессию в разных школах – мы еще дополнительно спрашивали, насколько люди себя чувствуют жертвой. И вот в такой общей атмосфере агрессии дети не чувствуют себя жертвами. Они хотя и понимают, что им перепадает больше, но все-таки это общее занятие. Но в ситуации, когда есть несколько агрессоров, молчаливый класс и одна жертва – это может стать большой травмой.
Как найти хорошую школу
– Есть у вас какой-то оптимальный совет для родителей – как найти хорошую школу?
– Вот это хороший вопрос, важный для всех, и у меня есть простой совет. Мы же не знаем, если у нас нет в школе знакомых, как там учителя преподают, какие отношения у детей. Самый простой способ: несколько раз прийти в школу после занятий. И посмотреть, сколько детей задерживается на какие-то дополнительные кружки и насколько у них довольный вид. Потому что хорошая школа – это та школа, откуда дети не хотят уходить. Например, просто во дворе играют в футбол. Их давно дома ждут, а они не у себя во дворе – а именно во дворе школы, побросав на крыльце ранцы, играют в футбол. Это значит, что школа – то место, где им приятно быть. Смело отдавайте ребенка туда.
– Насколько важнее климат школы, чем ее показатели, рейтинг по результатам ЕГЭ? И разве они друг от друга не зависят?
– Они связаны, но не прямо. Да, мне известны по-настоящему хорошие школы, заботящиеся о детях, об их талантах. Туда детей отбирают селективно и очень честно без блата, в Санкт-Петербурге их примерно пять-десять на город. Вот дети оттуда тоже не уходят. Они торчат там в физической, в химической лаборатории, остаются на какие-то спецкурсы и кружки, с восторгом рисуют стенгазету, идут в многодневный поход с учителем. И таким образом в лучшей части школ хорошие результаты по ЕГЭ совпадают с общей хорошей атмосферой. Учителя там реально заняты детьми, они в работу с ними вкладывают на порядок больше сил, чем в пиар своей школы. Но есть школы, которые гораздо больше вкладывают в свой пиар, чем в детей.
Мы когда-то интересовались внеклассной активностью гимназий, где учатся дети из образованных семей, которые все ходят на дополнительные занятия. И увидели школы, где родители ровно по звонку забирают детей и везут на хореографию, музыку, английский – в какие-то другие места. Это, скорее всего, признак плохой школы. Если бы ребенку было хорошо в ней, он бы сказал: «Мама, я не хочу сразу убегать, у меня дела, у меня тут друзья».
И это самый простой критерий: школа должна быть добрым, уютным местом для ребенка. Ему там должно нравиться.
Просто потому, что, если он школу ненавидит, родителям очень трудно будет найти какие-то другие рычаги, чтобы он «любил знания» и хорошо учился.
Анна Ершова