«В Саратове пытали в больнице — там всегда можно объявить карантин». Член СПЧ Игорь Каляпин
Где еще пытали заключенных
— Вы ранее сталкивались с пытками в тюремных больницах? Как вы прокомментируете происходящее в Саратовской области?
— Мы сталкивались не сказать, чтобы с пытками, но с различными жалобами. Жалобы на незаконное насилие и пытки у нас были не из тюремной больницы, а из так называемой туберкулезной колонии.
Случившееся в Саратове — это не нонсенс для России, но и не обыденность.
В материалах нашей небольшой правозащитной организации есть четыре доказанных случая, когда осужденных в колониях пытали.
В колонии в Оренбурге начальник и замначальника колонии приказали одним заключенным насиловать другого, снимали на видео и в процессе объясняли осужденному: «У нас теперь есть видео, как тебя опускают. Будешь плохо себя вести — покажем всем в колонии и выложим в интернет». Эти факты установлены, вынесен приговор. Начальников, которые организовали пытки, осудили по статьям о превышении должностных полномочий и принудительных действиях сексуального характера. Заключенные, которые непосредственно изнасилованием занимались, осуждены только по одной статье.
Аналогичная ситуация с систематическими пытками у нас была в нижегородской колонии №14. Это была пыточная колония, о которой все знали. Осужденных туда специально переводили для того, чтобы сломать, и колонии этой боялись, как огня (в Нижегородской области идет судебный процесс по факту гибели заключенного Александра Калякина в исправительной колонии №14 в 2012 году. — Прим. ред.).
Третья пыточная колония в Ангарске: там тоже были пытки, избиения и сексуальное насилие, а сейчас идет следствие. И вот Областная туберкулезная больница №1 в Саратове.
— Какие еще проблемы есть в тюремных больницах и колониях, кроме пыток?
— Проблем там очень много, начиная с неприемлемых бытовых условий содержания. Буквально на прошлой неделе я был в одной из колоний, где стекла в спальных помещениях состоят из кусочков, склеенных скотчем. Не окна, а витражи какие-то! Реально холодно, когда наступает зима, и люди говорят, что они так живут уже второй год. Оконное стекло стоит копейки, и я не понимаю, чем можно объяснить такое раздолбайство со стороны администрации.
Я там начальника пристыдил: предложил за свои деньги купить стекла, если ФСИН их так плохо финансирует.
Много всяких мелочей — текущие трубы и заплесневелые стены. Жалуются и на необоснованное помещение в ШИЗО (штрафной изолятор, где заключенному запрещены свидания, телефонные разговоры и личные вещи, кроме вещей первой необходимости. — Прим. ред.), где люди умудряются месяцами безвылазно сидеть.
Жалоб на незаконное применение силы и спецсредств стало значительно меньше, чем было 15 лет назад. Когда появились Общественные наблюдательные комиссии (ОНК), безобразий вроде «пресс-хат» (камера, где заключенные создают невыносимые условия для неугодного администрации заключенного. — Прим. ред.) и пыточных колоний почти не было. Не скажу, что это совсем исчезло, но в тех регионах, где ОНК работали эффективно, безобразий почти не осталось. Если в какой-то колонии заключенного избивали, это действительно был эксцесс.
Но после того, как в ОНК перестали пускать правозащитников, ситуация начала ухудшаться. Зверства, которые мы видим в Саратове и Ангарске — это результат того, что ОНК перестали работать.
— Где риск пыток выше — в колонии, изоляторе, больнице?
— Из колоний мы больше жалоб получаем, конечно.
То, что в Саратове пыточным учреждением стала ОКБ-1, это, на мой взгляд, какое-то извращение тех, кто пытал. Понимаю, чем больница удобна: там всегда можно ввести карантин.
Правозащитникам и адвокатам сейчас сложно попасть в обычные колонии из-за ковида, а в ОКБ-1 пандемия создает повышенную опасность для спецконтингента и персонала. Думаю, именно по этой причине в Саратове устроили пытки в туберкулезной больнице.
— Сообщали ли вам о пытках в женских колониях? О фактах насилия, нарушения прав?
— Из женский колоний чаще приходят жалобы на очень серьезные нарушения условий труда. В большинстве женских колоний организованы швейные производства, и зачастую там такие условия, что это если не пытки, то точно бесчеловечное обращение.
Доходит до того, что женщин в туалет не выпускают в течение рабочего дня, а под столом у них стоит ведро на случай, если сильно захочется.
Их заставляют работать значительно больше восьми часов, рабочая неделя бывает шести- и даже семидневная. При этом в табеле зачастую ставят даже неполный рабочий день — для того, чтобы меньше платить. Таким образом швейные производства в колониях выглядят экономически рентабельными.
В системе сбой — так мы узнали об издевательствах
— В 2020 году в Ярославле рассмотрели дело о пытках в колонии №1. Как добиться привлечения к ответственности сотрудников колонии в Ангарске, где весной 2020 года вспыхнул бунт?
— Если говорить про Ангарск, следствие еще продолжается и какой-то результат там, думаю, будет. Но мы видим, что не полностью расследовано дело, потерпевшими признали не всех осужденных. Но мы пока упорно отстаиваем интересы потерпевших.
Сложности вызваны тем, что тут нет видео, как в ярославской ИК-1 или в Саратове. В Ярославле было исключительное везение, когда издевательства сотрудников оказались на видео, а потом оно попало к правозащитникам из «Общественного вердикта» (признан Минюстом иностранным агентом. — Прим. ред.). Точно так же сейчас архив саратовских издевательств публикует Gulagu.net.
Нельзя рассчитывать на то, что эти случайности будут происходить систематически. Мы получаем информацию и можем привлекать преступников к ответственности только в тех случаях, когда в системе происходят сбои.
— Часто ли пытки и злоупотребления приводят к бунтам?
— К счастью, это явление нечастое, и в большинстве случаев пытки к бунтам не приводят. Наверное, все зависит от масштабов. Если в колонии тысяча человек, а пытали одного или двух, то бунта, наверное, не будет. А если пытки применяют массово, как в Ангарске, то у людей попросту терпение лопнет. Наверное, там была ситуация, когда заключенные просто не могли по-другому защитить свое человеческое достоинство.
Как заключенным защитить себя от пыток
— О пытках в тюремной больнице стало известно благодаря публикации видеозаписей. Как еще могут сообщать об издевательствах?
— В нормальном государстве и нормальной работающей системе есть прокурор по надзору. В ту же саратовскую колонию прокурор ходил минимум один раз в месяц. Он должен спрашивать у осужденных, есть ли жалобы, заявления, сообщения о противоправных действиях. Если прокурор нормальный и заключенные ему доверяют хотя бы немного, ему о таких вещах рассказывают.
Сейчас саратовский прокурор по надзору сидит и отписывается, объяснения с него берут. Конечно, он сейчас будет разводить руками и говорить: «Я ходил, общался с заключенными, они мне просто ничего не рассказывали».
И он либо врет, либо после его ухода те, кто рассказывал, немедленно получали новую порцию пыток.
Конечно, после этого никто рассказывать не будет.
И самое главное, плохую работу прокуроров по надзору мы встречали и раньше. Специально были придуманы ОНК, в которых нормальные правозащитники у осужденных вызывали доверие. Именно работа комиссий привела к тому, что с 2012 по 2021-й пытки и избиения резко сократились. Даже не в разы, а в десятки раз.
— Как вы думаете, почему заключенные не сообщали о пытках членам ОНК?
— Думаю, члены саратовской ОНК не особенно интересовались этими вопросами, вот и все. Вели себя так, что осужденные просто не рассказывали им об издевательствах. А может, и рассказывали, но им демонстрировали в ответ недоверие.
— ФСИН сообщила, что проверяет информацию о пытках. Можно ли добиться прозрачности в этом случае?
— Вы что-нибудь знаете о том, чего они там проверяли? Я, например, нет. Мой коллега-правозащитник Андрей Бабушкин вчера должен был говорить с руководством ФСИН о том, чтобы мы вдвоем, как члены профильной комиссии президентского Совета по правам человека, тоже могли в этой колонии определенную работу провести. Побеседовать с осужденными, организовать нормальное предоставление юридических услуг потерпевшим.
Никаких спецполномочий по посещению колоний и тюремных больниц у членов СПЧ нет. Если в конкретном случае мы можем договориться с руководством ФСИН, то нас по конкретному распоряжению пустят. Судя по тому, что Андрей Бабушкин сообщает, ничем хорошим эти переговоры не кончились. То есть нас туда не пустят, несмотря на то, что мы члены СПЧ, чего уж говорить о журналистах.
— Есть ли у заключенных возможности противостоять пыткам? Как им и их близким действовать в этом случае — есть ли алгоритм? Может ли заключенный подать в суд?
— Заключенные могут противостоять пыткам только законным способом: обращаться к уполномоченному по правам человека, к членам ОНК, в прокуратуру и в Следственный комитет. Если заключенный обращается непосредственно в суд, то ему нужно будет в суде предоставлять доказательства. Не знаю, в состоянии заключенные сами собрать доказательства и предоставить их суду. Были прецеденты, когда люди выигрывали такие дела.