В интервью «Правмиру» Лидия Петровна, которая и поныне едва ли не каждую литургию выстаивает от начала и до конца, как выражаются молодые прихожане, «на каблучках», рассказала о том, какими были русские скауты в довоенной Латвии, как их запретили пришедшие большевики и как она более полувека назад создала в Вашингтоне одну из крупнейших ныне русских скаутских дружин в США. И как жалеет теперь, что после операции на сердце в 92 года врачи запретили ей ездить в скаутский лагерь, где нет электричества, воды, телефонной связи, а есть дикий лес, медведи и две недели жизни в палатках.
Глядя на эту хрупкую женщину, которой можно дать не больше 70, трудно подумать, что ей пришлось пережить две войны – гражданскую и мировую, жить в бараках в немецком лагере для перемещенных лиц, видеть, как горит после бомбардировок Дрезден. Всю жизнь она провела вне России, но остается русской по духу и так же воспитала детей. И сохранила замечательный русский язык, на котором говорили в царской России.
Каждую ночь мы ждали, что большевики нас увезут
Удивительно, но Лидия Петровна дважды меняла страну, в сущности оставаясь в родных местах. В 1920 году ее папа – офицер Белой гвардии – находился в Минске, куда мама и приехала рожать свою первую дочку. Через два-три месяца она с крохотной Лидочкой вернулась в Двинск (ныне Даугавпилс), бывший уже в независимой Латвии.
– В Двинске в то время было мало латышей и много русских, евреев и поляков. Мы ходили в русскую начальную школу, потом я окончила русскую гимназию, педагогический институт – все обучение было на русском языке, – вспоминает Лидия Петровна.
По ее словам, многие жители Двинска даже не знали латышского языка и «ничего общего с латышами не имели». Это не особенно сказывалось на их жизни, но местные русских не любили, называя всех поголовно «коммунистами».
– В Двинске это ощущалось в меньшей степени, но все же, когда я, например, решила стать сестрой милосердия и прошла все экзамены, меня не утвердили только из-за национальности, – говорит моя собеседница.
Русские эмигранты «первой волны» в Латвии. Фото: rus.delfi.lv
В 1940-м Латвия стала советской, и юная Лидия несколько лет успела пожить в СССР: «Сначала все было хорошо, нам говорили: не волнуйтесь. Но прошло месяц-два, и людей стали увозить. Это было жутко»…
Для ее семьи все началось с того, что новые власти потребовали написать заявление и отказаться от родового имения. Вскоре их выселили с прежнего места жительства и дали комнату в квартире. «Мы стали жить как все в Советском Союзе», – вспоминает Лидия Петровна.
Ее отец случайно узнал, что семья попала в «черные списки». «Мы собрали вещи, какие могли, и каждую ночь ждали, что нас увезут. Однажды мы услышали на этаже плач ребенка и соседки. Оказалось, что ее увезли, а ребенка оставили. Это было ужасно», – рассказывает она.
Однако у Герич была другая судьба. «Как ни странно, но нас спасли немцы. Началась оккупация, и большевики попросту не успели арестовать нашу семью. Людям из Советского Союза не особенно нравится, когда я это говорю, но так действительно было», – говорит она.
Именно в оккупации, в Риге, Лидия Петровна встретила своего будущего мужа – Андрея Герича. На мой неосторожный вопрос, был ли он латышом, реагирует эмоционально: «Да я бы в жизни за латыша не вышла!»
Муж работал инженером. Когда Советская армия начала возвращать Латвию, немцы предложили ему ехать в Германию. По сути, выбора у семьи не было.
– Вы же знаете, что если человек работал при немцах, для большевиков это самое большое зло. А куда нам было уходить? Нам говорят, что мы могли уйти в лес к партизанам, но мы этого не сделали, – рассказывает Лидия Петровна.
При этом она подчеркивает: «Ни мы с немцами, ни немцы с нами не имели ничего общего».
Мы мечтали вернуть скаутское движение в Россию
В скаутское движение моя собеседница вступила в Двинске еще в 1934 году. Вы только вдумайтесь – это год, когда были проведены операция по спасению челюскинцев и Первый съезд советских писателей, Гитлер получил абсолютную власть в Германии, Советский Союз вступил в Лигу Наций, от пули убийцы погиб Киров, а на советские экраны вышли киношедевры «Веселые ребята», «Чапаев» и «Юность Максима»! В Латвии, кстати говоря, в том же году был совершен государственный переворот.
«У нас в гимназии было много скаутов, и они рассказывали нам о лагерях, о походах. Мне это понравилось», – вспоминает Лидия Петровна.
По ее словам, с тех пор ничего не изменилось, и скауты продолжают жить той же очень интересной жизнью.
Герич рассказывает, что скауты очень много говорили о России и мечтали возродить в ней скаутское движение. «Мы думали об этом всегда», – подытоживает она. При этом, по ее словам, «никогда не было разговора о том, чтобы вернуться в Россию самим».
Естественно, после включения Латвии в состав СССР скаутская жизнь там сошла на нет, все заменила пионерия. «Многих членов нашей организации арестовали. Большевики взяли для пионеров нашу программу, создали пионерлагеря по подобию наших, взяли наши законы. Но конечно, идеологическая основа у скаутов совсем другая», – говорит Герич.
Уже спустя много лет Лидия Петровна из газет узнала, что даже в те времена скауты в Латвии проводили подпольные сборы. Но, по ее мнению, в Двинске ничего подобного не было.
Когда мы пришли к пленным похристосоваться, они от нас убежали
Однажды, когда Латвия уже была оккупирована германскими войсками, священник на Пасху благословил Лидию и ее сестру Ираиду пойти к русским пленным, которые жили неподалеку в бараках, и угостить их куличом. Здание охранял немец с винтовкой, который без проблем пропустил девушек внутрь.
В большой комнате, уставленной кроватями, они увидели пленников:
– Мы говорим: «Христос Воскресе!», а они на нас смотрят и не могут понять, в чем дело. Мы поставили корзинку на стол и подошли похристосоваться, но они вдруг все выскочили – и вон из комнаты, все сбежали. Мы не могли понять, в чем дело, а потом увидели, что они подошли к водокачке и моются. Потом причесались, вернулись. Мы похристосовались. Это было замечательно!
Военнопленные очень переживали, что родные ничего не знают об их судьбе. А еще вспоминали, что родители тоже пекли что-то похожее на кулич, но называли его сдобной булкой. А когда красили луком яйца, то говорили, что для красоты.
Правда, это свидание, ставшее, возможно, для многих глотком мирного довоенного воздуха, так и осталось единственным: когда сестры пришли в следующий раз в эти бараки, в них никого уже не было, и что случилось с теми солдатиками, они не знают.
Лидия Петровна вспоминает и другую историю, которая, на мой взгляд, очень хорошо показывает, как война ломает судьбы людей. На улицах Двинска после бомбардировки ей повстречался ужасно оборванный подросток, который по-русски спросил, где можно переночевать. Девушка отвела его домой, хотя у них у самих не было места. Его выкупали, дали ему одежду и белую простыню, на которой он поначалу даже боялся спать.
Парень очень тосковал по семье, и когда немцы стали чуть мягче относиться к русским, решил пробраться домой.
Примерно через год в квартире раздался звонок. Это был тот самый юноша, который стоял теперь в немецкой форме. «Мы были очень рады встрече. Не знаю, что с ним было потом, но надеюсь, что он все-таки смог вернуться домой в Россию», – говорит Лидия Петровна.
Латыши приветствуют гитлеровские войска
В дом, где нам предлагали квартиру, попала бомба
В 1943 году Андрею Геричу и его супруге удалось сесть на поезд в Германию. «Мы жили тогда в Риге, а родители и брат – в Двинске. Мы испугались, что уедем и никогда больше не встретимся, но нам разрешили их взять с собой», – рассказывает Лидия Петровна.
Она с волнением вспоминает, как состав едва не ушел на Запад без ее родных: «Вдруг видим, они бегут по перрону. Они успели в последний момент!»
Затем были несколько месяцев жизни в лагере для перемещенных лиц под Мюнхеном, в бараках, в деревнях. После переезда в Дрезден семья не получила квартиру, поскольку мама из-за слабого здоровья не смогла работать на кухне.
Но у Бога, как выяснилось, были другие планы. «То, что нам не дали квартиру, нас спасло, – признается Лидия Петровна. – Дрезден почти уничтожили, и в результате бомбежки разрушили тот дом, где нам должны предоставить жилье, многие погибли».
В Америке меня спросили, едят ли русские вилками и ложками
К концу 1940-х годов русские, остававшиеся в Германии, стали постепенно уезжать в другие страны. «Мы хотели в Канаду и очень боялись Америки. Ходили слухи, что там можно устроиться только на самую жуткую работу. Но в итоге у нас не получилось ничего другого, как переехать в США», – рассказывает Лидия Петровна.
Не без проблем, но семья все-таки переехала за океан. Сначала жили все вместе в одной комнате в Сан-Франциско, постепенно стали устраиваться на работу. Лидия Петровна поступила горничной в гостиницу. За ней закрепили 14 комнат.
Главная проблема заключалась в постояльцах, которые подчас вели себя, мягко говоря, бесцеремонно. Герич рассказывает, как отбивалась от назойливых ухажеров тем, что дома ее ждут муж и дети. «Иногда было страшно открывать дверь. Порой, простите за подробности, человек лежал в кровати и манил меня к себе», – вспоминает она, и кажется, даже сейчас ее плечи слегка дрожат от волнения.
Один из таких постояльцев схватил девушку и поцеловал, за что получил пощечину. Горничная думала, что ее уволят, но «пострадавший» делу хода не дал, и все затихло.
Через некоторое время Лидия Петровна смогла устроиться по специальности преподавателем русского языка на военную базу в городе Монтерей. В отличие от клиентов в гостинице, ее студенты были очень вежливы и неподдельно интересовались русским языком и культурой.
«Как русская, я старалась дать как можно более положительную информацию, потому что у них были жуткие понятия о России, – говорит Лидия Петровна. – Я устраивала разные праздники – например, Пасху с куличами, мы играли в разные игры».
Герич особенно вспоминает один случай. Кто-то из студентов на уроке спросил, пользуются ли в России вилками, ножами и ложками.
– Не знаю, что на меня нашло, но я ответила: конечно, нет, русские едят просто руками из одной миски! Я очень довольна, что так пошутила. Все сначала подозрительно посмотрели на меня, а потом рассмеялись. Это было лучше, чем отрицать. Потом им было так стыдно, они очень извинялись, – вспоминает она.
Лидия Герич со скаутами. 1965 год.
Лидия Петровна, вы с палочкой? – С посохом!
Через некоторое время Герич решила вернуться к семье в Сан-Франциско: жить вдалеке от родных и видеть их только по выходным она не захотела. Кстати, именно этим она объясняет свое скаутское «лесное имя», которое дается руководителям дружин. Скауты зовут Лидию Петровну Синицей, потому что эта птица возвращается в родное гнездо.
После долгих странствий Герич вернулась и в свое родное скаутское гнездо – сначала в Сан-Франциско, а потом в Вашингтоне.
В американской столице, где к тому времени были только скауты-одиночки, Лидия Петровна организовала дружину «Путивль». Тогда многие ей предрекали провал, но, к счастью, она не послушала скептиков. В итоге «Путивль» существует при русском православном храме святого Иоанна Предтечи до сих пор, а Герич даже не думает отходить от дел и участвует в большинстве сборов.
Когда в 92 года она появилась в лагере с посохом, украшенным ее «именной» синицей, молодежь стала по-доброму подтрунивать: «Лидия Петровна, вы уже с палочкой?» – «С какой палочкой?! Это посох!»
Возвращаясь к «старым добрым временам, как говорят старушки», Лидия Петровна отмечает, что почти 60 лет назад русские вашингтонцы очень хорошо восприняли идею скаутов:
– Многие чувствовали, что дети становятся американцами, стали даже дома говорить по-английски. Нам было очень обидно, когда кто-то из родителей, забирая ребят со сбора, сразу начинал говорить с ними по-английски.
Все сборы проходили только на русском языке. По словам Герич, ребятам очень нравилось слушать рассказы о России, изучать ее историю и культуру, читать по-русски и петь русские песни. И конечно, им нравились летние лагеря, где они ходили в походы, устраивали костры, разные игры и продолжали изучение русской тематики.
1984 год.
Сейчас многое изменилось. Сборы по-прежнему проводятся только на русском, но между собой скауты нет-нет да и переходят на английский. Некоторые перемены Лидию Петровну расстраивают – например то, что теперь на рождественских праздниках скауты все реже читают стихи и не ставят большие рождественские спектакли.
Тем не менее, ветеран скаутского движения не отчаивается:
– Русской эмиграции уже сто лет, а у нас по-прежнему есть церкви, есть скауты, мы собираемся вместе, говорим по-русски. Это чудо! Когда я рассказываю об этом в России, все удивляются, ведь люди других национальностей за такое долгое время обычно ассимилируются в США и становятся американцами!
И годы прошли, мы вернулись, костры по России зажгли
Когда я в разговоре упоминаю скаутский гимн, в котором есть строчки «Когда мы вернемся в Россию, костры по России зажжем», Лидия Петровна обращает внимание на финал песни, где эта мечта становится реальностью: «И годы прошли, мы вернулись, костры по России зажгли».
Она мечтала побывать в Павловске, где в 1909 году зародилось русское скаутское движение. Когда в 1990-е годы это желание осуществилось, она не могла поверить своей радости.
Очень большое впечатление на нее произвел всемирный слет русских скаутов, который прошел в России в 1994 году:
– Можете себе представить – стоят сотни людей, развевается русский флаг, все поют скаутские песни! Потом руководители подходили к нам и говорили: «Спасибо, что помогли вернуть скаутское движение в Россию». Это незабываемые впечатления.
Слет скаутов в Анапе, 1994 год.
Над вопросом о том, является ли скаутство состоянием души, Лидия Петровна долго не раздумывает: «Я думаю, да. Я по жизни не педант, и оно очень помогло мне в самоорганизации. А еще скаутство помогло нам всем сохранить русские корни».