О причинах стремления в столицу жителей российских малых городов и сел в интервью журналу «Нескучный сад» рассказал генеральный директор Института региональных проблем Дмитрий Журавлев.
Дмитрий Журавлев
Дмитрий Журавлев напомнил, что в России было два периода закрепощения крестьян — двести лет крепостного права и с 1927-го по 1962 год. Только с 1962 года советским крестьянам стали выдавать паспорта, и они получили свободу передвижения.
«Уехать из деревни в то время считалось возможностью получить некий гражданский статус. За 50-70 лет советской власти у народа было сформировано внутреннее психологическое ощущение, что в деревне плохо. Причем это не всегда зависело от реальности: были колхозы-миллионеры, асфальт на улицах, клубы, куда приезжали артисты. Но раз появилась возможность уехать, надо уехать, пока она есть. Даже если в деревне лучше, богаче, мы все равно уедем. Люди бежали, потому что привыкли к мысли, что, если ты остался в деревне, ты из нее уже больше никогда не вырвешься. Само вот это понятие «никогда» было важнее даже материального уровня».
Журавлев подчеркнул, что за годы, пока в советской деревне было плохо, это ощущение стало историческим и традиционным. Единственное исключение здесь составляют национальные деревни и казачьи станицы: в Поволжье, на Кавказе, казачьих землях, национальных республиках.
Журавлев поясняет: «Почему национальная семья крепка? Потому что жива традиция. Там отец сказал — никто никуда не поедет, значит, никто никуда не поедет. Молодой татарин, башкир, мариец хочет в город ничуть не меньше, чем молодой русский. Но существует семейная традиция, отец сказал «нет», потому что — хозяйство. А там, где нет семейных отношений, нет и деревни, и даже экономический уровень ничего не дает».
По словам Журавлева, у уезжающей молодежи полностью разваливалась вся культурная матрица. «Молодой человек приезжал в город, но так, как его воспитывали, в большом городе жить было нельзя, и это он понимал. А вот как надо жить в городе — никто не рассказал. В результате происходит огромная деградация культуры. И именно «лимитчики» — во многом дезориентированные люди — формировали наше городское население начиная с 1960-х годов. Кому-то удалось сориентироваться и стать полноценными горожанами, а кому-то не удалось».
По мнению Журавлева, сегодня многие бегут в столицу не за большими деньгами (деньги в Москве можно зарабатывать такие же да еще и оплачивать жилье), а от ощущения «лучше не будет». «Хочется, чтобы было лучше, в этом главная социальная проблема России. А Москва им дает эту мечту, горизонт. Совсем не обязательно исполняет, но обнадеживает».
Причину отсутствия на Западе такой централизации жизни Дмитрий Журавлев видит в стабильности. «Средний уровень российской жизни — не голодать. Поэтому любая перспектива, когда я буду не голодать еще лучше, чем не голодаю сейчас, нас устраивает. На Западе человек среднего уровня жизни зарабатывает больше, чем тратит. И если у тебя нет энергии и острого желания рисковать и уехать в никуда и там, может быть, поймать золотую рыбку, то ты и не уезжаешь, живешь себе где-нибудь в Руане. Это здоровый классический провинциализм. — пояснил он. — У нас с Западом разный стартовый уровень. У них есть чем рисковать, а у нас — нечем. Нашей молодежи дома нечего терять, ее там ничто не держит».
Одними из самых быстро пустеющих сегодня регионов Дмитрий Журавлев назвал Сибирь и Дальний Восток. Говоря об этапах заселения Сибири, он подчеркнул сталинский период, когда Сибирь заселялась ссыльными. «Вся огромная экономика золотодобывающей промышленности была экономикой лагерной».
Малый успех программы перевоза людей из стран бывшего СССР в Россию в 2005-2007 гг. Журавлев объяснил тем, что частным предпринимателям стало невозможно дожидаться оформления работника на новом месте, которое могло длиться по полгода.
Журавлев рассказал, что психология сибиряков существенно отличается от среднероссийской: будучи потомками переселенцев и ссыльных, они более индивидуализированы, самостоятельны, привыкли рассчитывать только на свои возможности. «Некоторые регионы Сибири — это на 50 процентов бывшие зеки, их дети и внуки. Они изначально не были перегружены идеей социальных обязательств по отношению к обществу и государству не потому, что они хуже тех, кто живет в центре», — подчеркнул он.
Запустение сибирских городов Журавлев связывает с расстроенной промышленностью.
«К сожалению, наша промышленность строится на сырьевой экономике. У нас по-прежнему нефть и газ — главные отрасли, которые кормят все другие. А сырьевая экономика технологически не нуждается в большой массе людей. И потому налицо противоречие между социально-политической системой, которой нужно население, потому что если не иметь населения, то через некоторое время можно остаться без страны, и экономической, которая объективно не нуждается в большом количестве людей. И люди этого могут не понимать, но они это чувствуют. Население у нас падает, но даже и с таким населением мы не очень понимаем что делать. Мы не можем их занять. Мы не можем обеспечить горизонт, где завтра будет лучше, чем сегодня. Хотя бы ненамного,» — подытожил Дмитрий Журавлев.