Разговаривать. Задавать вопросы. Отвечать на вопросы — так решили публицист Валерий Панюшкин и священник Сергий Круглов. Решили и объявили совместную колонку. Валерий будет задавать вопросы, отец Сергий — размышлять над ними — вместе с читателями будут искать ответ. Сегодня речь пойдет о профессиональных тайнах.
Валерий Панюшкин
Валерий Панюшкин. Фото: Валерий Лукьянов
Мы со студентами поем. Дурацкие песенки, но на три голоса. Первый голос держит простой ритм, второй накладывает поверх ритмический рисунок посложнее, третий голос выпевает мелодию. И каждый раз после этого упражнения я уверенно могу назвать студентов, из которых получатся пишущие люди — у кого загорелись глаза построить и развивать музыкальную структуру.
Я часто спрашиваю студентов, отчего это самой известной фразой из пушкинской «Капитанской дочки» оказалась «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный». И сразу могу отличить литературно одаренных — они слышат пятистопный ямб.
Раньше я бесился, а теперь просто грущу, когда про работу журналиста говорят «разместить информацию». Мы не размещаем информацию, мы рассказываем истории. И я уверен, что истории нужны людям больше, чем хлеб. Во всяком случае, на войне и во время стихийных бедствий я видал, как беженцы укладывали детей, не покормив, но никогда не видал, чтобы укладывали без сказок.
Издатели неплохо платят мне, но, как правило, не понимают, за что. Они всерьез думают, будто платят за добытые мною факты, за высказанные мною мысли, за гражданскую позицию. А я-то продаю им истории: ритмический рисунок, композицию, персонажей, сюжет…
Вот и про профессию врача я думал, что врач лечит людей. Ну, склоняется заботливо над больным, дает лекарство… Я так думал, пока не напросился к другу своему детскому врачу-гематологу на дежурство. Нет, он, конечно, лечит людей, конечно, склоняется над пациентом, однако даже стороннему наблюдателю очевидно, что дело не в этом. Дело в том, чтобы разгадать болезнь, как ребус. Сериал про доктора Хауса показателен в этом смысле. Хаус ведь вообще ненавидит пациентов, но увлеченно разгадывает болезнь — и он хороший врач.
И точно так же, как мне мешает тупость и политическая ангажированность издателей, другу моему доктору мешают циркуляры минздрава. По правилам минздрава, например, детский рак крови должен вылечиваться за три месяца. А на самом деле вылечивается за год-полтора. И какую же прорву времени тратит мой друг доктор, чтобы формально выписать и немедленно госпитализировать ребенка, который лежит себе в палате и даже не знает, что его выписали и снова госпитализировали. Но миллион ведь бумажек надо заполнить!
О профессии священника я думал, что она гуманитарная. Ну, я думал, что в священники идут, чтобы служить людям: проповедовать, наставлять, исповедовать, помогать… И так я думал, пока мне не передали фразу священника Ильи Шмаина, который на вопрос «зачем пошел в священники» отвечал удивленно: «Как зачем? Служить литургию!» Смешно теперь, но как-то мне в голову не приходило, что в священники идут, чтобы служить Богу.
Это я все к тому пишу, батюшка, чтобы попросить Вашего рассказа о тайнах Вашей профессии. Что главное? Как отличить плохое служение от хорошего? Бывает ли у священников талант и в чем выражается? Мешает ли священнику церковная бюрократия, как медицинская бюрократия мешает врачу? Важна ли подготовленность паствы? И хорошо ли, что я обо всем этом думаю?
Священник Сергий Круглов
Священник Сергий Круглов
Что думаете и спрашиваете — хорошо, безусловно. Когда я совершаю крещение, я всегда напоминаю новокрещеным: «Отныне одна из ваших главных добродетелей, по крайней мере в первое время — любопытство. Мы непременно должны знать, во что вступили через крещение, познавать свою веру и свою Церковь, и этому познанию нет конца»…
Тема, затронутая вами — особенности ремесла священника — вельми обла, огромна, местами озорна и иногда довольно строго лаяй; она настолько многогранна, что, разговаривай мы с вами об этом три, скажем, месяца день и ночь, и то не успеем коснуться многих нюансов. А разговор действительно важен, и думаю, он станет темой не одной нашей встречи… Поступим так, Валерий: вы задавайте конкретные вопросы о служении священника, а я буду стараться отвечать.
Первый вопрос ваш — о сути служения священника:
«Что главное?»
Вас удивил ответ о. Ильи Шмаина (известного и замечательного пастыря, кстати) о том, что в священники идут, чтоб служить Литургию. Конечно, священник должен делать не только это. Но я попытаюсь прояснить то, на чем о. Илия, видимо, имел в виду сделать ударение.
Многое из того, что делает священник — скажем, проповедь Евангелия, разъяснение людям основ жизни Церкви и подготовка желающих ко крещению и вступлению в Церковь, дальнейшее их просвещение, разнообразная помощь нуждающимся, от духовной до социальной, от сочувствия и внимания до помощи делом, строительство-ремонт храма и хозяйственная деятельность в нем, связи со светской общественностью, и другое — может (и должен, коли речь идет о сознательных христианах) делать не только он.
Проповедовать Евангелие ближним — словом и поступками своими — есть заповедь, данная всем христианам. Учить Закону Божию и готовить людей ко крещению может любой грамотный прихожанин, мужского или женского пола — неважно. Быть богословом и церковным историком — вон сколько их, не имеющих сана. Заниматься строительством храма, хозяйственными работами и поддержанием порядка в нем также может отнюдь не только батюшка, но и специальный староста, любой активный и умелый прихожанин или группа прихожан, что нередко и бывает на практике.
Работать в области связей с общественностью — школами, вузами, учреждениями культуры, СМИ, органами внутренних дел и социальной опеки, и так далее — тоже может любой подходящий для этого член Церкви (Вспомним историю: например, в ранний период жизни Церкви именно на диаконов, а не на епископов и иереев, была возложена «забота о столах», то есть о социальных попечениях внутри общины, был и институт женщин-диаконисс…
Диакон от иерея, спрашиваете, чем отличается? Для простоты проведу условную и примитивную, но аналогию: в церковной иерархии епископ, или архиерей — это как генерал, священник, или по-гречески иерей — как офицер, а диакон — как сержант, то есть епископ может совершать все, возможности иерея более ограниченны, а диакона по сравнению с иереем — еще ограниченнее).
Ну, а давать духовные советы, помогать разрешать во Христе возникающие бытовые и бытийные проблемы, научить молитве или растолковать значимое событие или явление жизни с евангельских позиций — может также любой зрелый христианин, как уж его на то Господь благословит (знаменитое православное слово «starets», как свидетельствовала Татьяна Горичева, некогда вошло в иностранные языки без перевода, и нам известно, что «старцами», то есть духовно опытными молитвенниками, к которым люди обращались за советом и помощью, были на Руси не только служители в сане, но и миряне, такие как блаженная Матрона, старец Феодор Кузьмич, праведный Даниил Ачинский…)
Так вот, все это могут делать многие члены Церкви, в том числе и епископ или священник — но только епископ или священник могут делать главнейшее в Церкви: служить Литургию, то есть — Евхаристию, по поручению Христа представлять Его на Тайной Вечере верных. Не «замещать» собой Христа — никто вместо нашего Спасителя не был и не будет на этом месте, то есть во главе Церкви. Но зримо и незримо, вместе с Ним, человеческими руками, в кругу верных и вместе с верными делать то, что сделал Христос во время пасхальной трапезы с учениками: преломляя хлеб и благословляя вино, делать их Телом и Кровью Своими, которые Он отдает нам.
Зачем отдает? Знаете, на эту тему написано столько, что из книг и статей можно составить башню высотой даже не до Луны, а пожалуй и до Венеры, а споров было столько, и столько страстей кипело и кипит вокруг толкования таинства Евхаристии, что за ними нередко забывается простой смысл того, что совершил Христос, что Он заповедовал всегда и нам совершать, и в чем вся суть Литургии: любовь и соединение в любви. Да простят мне те же строгие богословы и да не усмотрят какой-нибудь ереси в моих словах, ибо я пытаюсь сделать немыслимо трудное: дать понять человеку, что происходит в наипростейшем, но и наисложнейшем акте бытия…
Есть много взглядов на Евхаристию, один из них такой: Бог — Отец, мы — дети. Блудные, грешные, всякие-неоднакие… А Церковь — те дети, которые решили вернуться домой и жить в тесном контакте с Отцом и друг с другом. Они нисколько, может быть, не праведнее и не лучше тех, кто пока еще бегает по дебрям мира сего, такие же драчливые, сопливые, капризные, — но они дома. При мамке.
Мать отдает часть своего тела, сперва соками и силами в пренатальный период, а потом — грудным молоком, чтоб питать дитя и иметь с ним наитеснейший контакт, и это есть не надуманно-умственное и не чувственно-сентиментальное, но бытийное и очень естественное проявление любви, отдачи себя тому, кого любишь. Так и Господь отдает для той же цели нам всего Себя, и Тело и Кровь Свои. Принимая их с верою в Него, мы теснее соединяемся и с Ним, и через Него — друг с другом, исполняя заповедь о любви, данную Богом.
Так вот, именно служение Литургии, Евхаристии, и есть то главное, что совершает священник, и, как и Сам Христос, Он служит не только Богу, но и людям. Одно без другого не бывает, невозможно служить только Богу — или только людям, священник — не жрец, творящий таинственные вещи, закрытые для профанов, и не посредник между миром людей и неким «духовным» миром, такому место не в Христовой Церкви, а в языческом капище или в тайном ордене магов — и священник и не социальный лидер только, таких лидеров, кормящих-одевающих-лечащих-учащих правам человека, помогающих убогим в их общечеловеческих нуждах, много и вне Церкви Христовой, вспомним хотя бы Махатму Ганди, посмотрим на современных волонтеров-нехристиан при хосписах…
По слову Евангелия, священнику следует «и то делать — и этого не оставлять», и из служения Евхаристии вытекает и его проповедническое, социальное, храмоздательное и все прочие служения.
Примерно так я бы расшифровал приведенные вами слова о. Ильи Шмаина о том, для чего священник, что главное в его служении.
И еще один нюанс, которого, я считаю, нельзя не коснуться при разговоре о священстве и служении: для священника важно осознать свое место, назначение и роль в иерархии Церкви.
Отставим в сторону попсовые штампы и то, что современному обывателю подсовывает ассоциативное мышление при слове «иерархия». Иерархия — это естественный, сотворенный Богом порядок мира. В природе, живой и неживой, в обществе людей, в их творчестве, в семье, в Церкви — иерархия прослеживается всюду. И смысл ее — любовь и служение. То есть нечто целое состоит из частей, а части, каждая имея самоценный смысл и значение, не замкнуты сами в себе, но восполняют целое, части тем самым служат друг другу, живут сами и поддерживают жизнь друг друга.
Вот, скажем, семья. И вот — иерархия в ней: отец и мать главные, но они не тиранствуют над детьми, мол, мы «завели детей для себя», а потому захотим — посадим цветы жизни головками вниз, захотим — с кашей съедим… Они главные, потому что дали детям жизнь, и на определенном этапе жизни больше детей понимают и умеют.
Их задача — вырастить детей здоровыми, счастливыми и самостоятельными, потому где-то они показывают детям пример, где-то учат словами и отвлеченными понятиями, где то, если дети еще малы, просто говорят «можно-нельзя», где-то просят о помощи, где-то и понуждают к ней, и всегда — питают, согревают, оберегают своих чад, то есть, властвуя, служат им. Потому что — любят. Именно в этом смысле Сын Божий говорил: «Я пришел не чтоб Мне служили — но чтоб Самому служить вам», и потому мы Его знаем и как Господа и Царя нашего.
Священнослужители — старшие дети в церковной семье, где Бог — Отец наш. То есть они тоже слушаются родителей, и воспитываются сами, но и помогают им воспитывать младших, вспомните слова апостола: «Вы, сильные, немощи слабых носите, и так исполните закон Христов». А объединено все — любовью, и смысл всего этого — любовь.
А если в семье нет любви — тогда возникает и семейное насилие, и бессмыслица, и взаимное неуважение и недоверие, и равнодушие, и развал семьи… Так что борьба против Богоданной иерархии, примеры которой мы знаем из истории и видим и сейчас, ведет вовсе не к «свободе», как иные считают, но к анархии, энтропии и дурдому. Представьте семью, в которой папа решил «освободиться» от своих иерархических обязанностей и, как младенец, только пить, есть и развлекаться (современные мужики зачастую так и делают, что из этого бывает — увы, видим сплошь да рядом…), пятилетняя дочка накрасится, нацепит мамин фартук и станет, подражая маме, с важным видом делать что-то с газовой плитой и стиральной машиной, а старший сын, вместо того чтоб опекать младших, станет их унижать и помыкать ими…
Да что говорить, и так все понятно. Вот и в Церкви-то же самое. Пока есть церковная иерархия, и пока в ней, как кровь в венах организма, циркулирует любовь, то есть желание служить друг другу — жива и Церковь, мало того, подозреваю, что через Церковь жив и весь мир…
Слышу, Валерий, резонный вопрос: «Почему же нередко мы, глядя на Церковь, не видим наглядно этого благого смысла ее иерархичности, о котором вы тут говорите?» Ответ простой: грех испортил человека. А применительно к Церкви грех — не просто мое личное «ай-яй-яй». Церковь — живой организм. И нераскаянный, неисцеленный грех отдельного ее члена может стать тромбом, который закупоривает те вены, по которым, как кровь, и течет любовь, питая весь организм…
От недостатка любви, оттого, что «по причине беззакония оскудевает в людях любовь» — и все видимые церковные безобразия: случаи самодурства имеющих власть, сервилизма, раболепства и доносительства, коррупции, страсти к накоплению денег, нерадения иных священников о своих служебных обязанностях и о людях, которые им доверились, стремления исказить Евангелие и подстроить его «под себя», под свои греховные страсти, поветрия суеверий, ксенофобии и обскурантизма, случаи ересей и расколов…
Но это — просто грехи, это порой очень тяжкие, но только болезни живого организма, излечимые теми или иными методами, прежде всего — активным покаянием и помощью Божьей как ответом на покаяние. Признаки болезни мы видим — а вот чтобы убедиться, что сам организм жив… Как я это докажу? Пожалуй, никак, кроме главного способа: пригласить вопрошающего в Церковь. Не заглядывай в окно Церкви, не суди издалека, но переступи порог, побудь и поживи с нами достаточно долгое время, имей терпение и желание разобраться — и всё увидишь и поймешь сам.
Перечитав написанное, Валерий, я понял, что написал много (а еще больше осталось несказанного!…), вспомнил ваше же журналистское замечание, высказанное мне однажды, что есть правило колонки: одна колонка — одна тема и одна мысль, и потому пока останавливаюсь. И надеюсь на то, что наш разговор о Церкви и обсуждение вышеозначенных вопросов нанесут хоть какую-то пользу тем, кто все это прочтет.
Читайте также:
Валерий Панюшкин vs о.Сергий Круглов: Двойное вероисповедание
Валерий Панюшкин vs о.Сергий Круглов: Смешное чудо
Валерий Панюшкин vs о.Сергий Круглов: Предатель