Разговаривать. Задавать вопросы. Отвечать на вопросы — так решили публицист Валерий Панюшкин и священник Сергий Круглов. Решили и объявили совместную колонку. Валерий будет задавать вопросы, отец Сергий — размышлять над ними — вместе с читателями будут искать ответ. Сегодня речь пойдет о толпе и евангельском «малом стаде».
Валерий Панюшкин
Валерий Панюшкин. фото: Валерий Лукьянов
Вот Вы, батюшка, сравниваете церковную иерархию с армейской, а меня и в церкви, и в армии пугает не сама иерархия даже, а огромность этой иерархии, несоразмерность ее человеку. Вы пишете, что архиерей может все, священник — поменьше, а диакон — еще поменьше. Но я так не думаю.
Не может маршал взять взвод солдат и пойти выполнить боевую задачу, для выполнения которой нужен взвод. Если дело касается маршала, то он двинет в бой сразу дивизию или корпус.
Приятель мой, офицер спецназа рассказывал мне про Беслан, что там огромное число жертв (в том числе и среди бойцов спецподразделений) объясняется именно что привлечением излишних сил. Ответственная была операция, многозвездные генералы командовали, нагнали войск столько, что хватило бы завоевать небольшую страну, а тут — школа в маленьком городе.
Спецназ приехал, провел разведку и отступил, оставив только наблюдателей. Стали готовиться к штурму, разрабатывать план. Это нельзя было делать поблизости от захваченной школы, потому что есть же в толпе и у террористов наблюдатели.
Пока бойцы спецназа готовились, надо было только вести переговоры, тянуть время. Но переговоры не велись. А из войск хватило бы только оцепления, потому что когда на небольшом пятачке много вооруженных людей, кто-то же выстрелит или отдаст приказ стрелять: испугается, нервы не выдержат, амбиции захлестнут…
Вот так как-то и начался штурм — неожиданно. Фактор неожиданности должен был быть на стороне спецназа, но неожиданность досталась бойцам и террористам поровну. Только террористов защищали стены школы и тела заложников, а бойцов спецназа — ничего. Приятель мой рассказывает, что они бежали, не стреляя. Потому что, если террорист прикрывается ребенком, то только в американском кино можно на бегу попасть террористу в лоб в обход ребенка. А в реальности приходится бежать под пулями в надежде на бронежилет — на расстояние ножа.
А один офицер забежал в комнату на верный расстрел, чтобы пока его расстреливают, товарищи успели забежать следом и развернуться. А еще один накрыл собой при взрыве гранаты троих заложников — и погиб. А еще один накрыл собой гранату.
Этого ничего не должно было быть. В спецназе потери один-два человека — это уже ЧП. А тут десятеро. Должен был быть хорошо подготовленный, молниеносный, внезапный штурм небольшим отрядом супер-профессионалов. И минимальное число жертв. А получилась общевойсковая операция. И жертвы соответствующие.
И если уместна аналогия между армией и церковью, то и церковь, на мой взгляд, движет дивизии там, где хватило бы взвода. Вот если бы у Вас в храме пять девчонок пришли бы хулиганить — что бы Вы сделали? Ну, вывели бы их вон. Ну, вызвали бы милицию. Ну, получили бы они за мелкое хулиганство свои пятнадцать суток. Но дело касалось патриарха, и в ход пошли дивизии.
Громогласные заявления на всю страну от имени всей Церкви. Молитвенное стояние на всю огромную площадь. А громогласное заявление от имени церкви и обращение к огромной толпе не могут же быть про мелкое хулиганство, должны быть сразу про святотатство, про гонения на церковь — иначе зачем люди тут стоят такой огромной толпой?
Я смею думать, что совместная молитва небольшой общины пробуждает в людях лучшие чувства — единения, любви, о которых Вы пишете. А вот стояние огромной толпой почему-то распаляет в людях чувства самые низменные. Мне по работе приходилось много раз бывать в самых разных толпах: и беженцев, и революционеров, и молящихся — все равно рано или поздно кто-то начинает бить стекла. И толпа подхватывает. Два-три агрессивных человека могут поворотить толпу в сто тысяч.
Я это видал и в Генуе, и в Иоханнесбурге, и в Москве совсем недавно. Иерархия расползается. Иерархи, генералы, если хотят по-прежнему вести толпу, вынуждены подчиняться ее паническим настроениям. А панические настроения в толпе порождаются несколькими агрессивными пассионариями. Вот и получается, что целой иерархией генералов командуют два-три заполошных балбеса из толпы. Чтобы было иначе, я не знаю примеров.
По-моему, для объединения людей ради добра есть численный предел, а для объединения людей ради зла численного предела нету.
Священник Сергий Круглов
Священник Сергий Круглов
Всё так, Валерий… В ваших рассуждениях есть резон. Про малость, малую величину, добра, про внешнюю неэффектность Царства Божьего, грядущего в мир, Христос, Сам пришедший в мир не как громовержец, но как слабый Младенец, не раз говорил в Евангелии, употребляя образы малого горчичного зерна, малого, но ценного сокровища, закопанного на огромном поле, малой доли закваски, оживотворяющей и преображающей массу косного теста.
Обращаясь к Своим ученикам, Он называл их «малое стадо» (один мой знакомый, любящий Евангелие, но не желающий переступать порог Церкви, горько шутит так: «Не хочу идти туда, где малое стадо превратилось в малое предприятие»…).
Всем известно, что в первые века, пока Церковь была гонима, она оставалась таким «малым стадом» — если покопаться в исторических изысканиях, мы поймем, что численно общины христиан (даже при многих обращениях в результате проповеди апостолов) были относительно невелики.
Мы читаем послания апостола Павла или обращения к различным церквям в Откровении от Иоанна, и иные из нас представляют эти церкви, как в наши дни, обширными, с пышными храмами, сложным догматическим, каноническим, хозяйственным устройством, с представительным клиром — но насколько по мирским понятиям большой могла быть, например, Эфесская церковь, если все население Эфеса, городка на западном побережье Малой Азии, составляло, по данным Википедии, пять тысяч плюс-минус двести человек?
Всем, в том числе критикам Церкви, известно также, что разрослась и усложнилась она тогда, когда христианство стало государственной религией. Коли ты подданный империи — хочешь не хочешь, а должен идти в храм и, коли император исповедует православие, сам становиться православным, присягая на верность правящей идеологии… Примерно так в советское время вступали в комсомол: мало кому было дело до того, искренне ли ты веруешь в идеалы марксизма-ленинизма, но, не вступив в комсомол, ты рисковал не поступить в институт, не устроиться на работу, получить немало проблем на свою голову.
И тем не менее, малое Христово стадо — живо, продолжая оставаться малым. Один, на мой взгляд, из самых глупых критериев в суждении о Церкви — критерий численности, когда говорят, что вот де Церковь ныне сильна, потому что в нее ходит много народу… Главное ведь — не число прихожан, а кто из них с чем пришел, кто и как смыслом своей жизни сделал — Христа, а участие в таинствах Церкви — способом более тесного единения с Богом и ближними, во исполнение заповеди о любви.
Иначе говоря, пока мы сами смотрим на Церковь через призму Евангелия — мы видим Христа и святых, видим неиссякаемую благодать Божию и людей, в ней живущих, видим, что Церковь жива, несмотря на постоянно постигающие ее искушения и скорби. Но едва этот ориентир, под воздействием страстей века и мира сего, сбивается в сторону — мы видим толпу современников, примкнувших к православию по политическим, национальным, иным далеким от евангельских мотивам, ту толпу, не столь важно какими конкретно лозунгами распаленную, о которой вы говорите и которая в самом деле бывает страшна…
Помните слова Христа: светильник для тела есть око? Важно, как, какими глазами мы смотрим на предмет. У кого-то есть замечательный образ: мы смотрим на одно и то же оконное стекло — но один видит на нем только потеки, грязь и раздавленных мух, а другой смотрит дальше, за стекло — и видит прекрасный сад за окном…
Другой вопрос, как именно сегодня существует это малое стадо, как оно, в тяжелейших современных условиях, исполняет заповедь, данную старшим детям в семье: «Вы, сильные, немощи слабых носите, и так исполните закон Христов». Те общины, о которых вы сказали: «Совместная молитва небольшой общины пробуждает в людях лучшие чувства — единения, любви…» — они и есть основа Церкви. Как им живется, каким искушениям и испытаниям подвергает их современный мир, мир толпы и мейнстрима — вот об этом уже, думаю, должен идти отдельный большой разговор.…
Читайте также:
Валерий Панюшкин vs о.Сергий Круглов: Тайны ремесла
Валерий Панюшкин vs о.Сергий Круглов: Двойное вероисповедание
Валерий Панюшкин vs о.Сергий Круглов: Предатель