Татьяна Краснова Фото: Анна Данилова
В общем, вы правы, и мало ли кто что пишет. «На каждый чих не наздравствуешься», – гласит мудрая русская поговорка.
Ну, раздражают корреспондента «Русского репортера» Игоря Найденова всякие «убогие», которые еще чего-то требуют, вместо того чтоб убого занимать свое убогое место и не путаться под ногами у тех, кто широко шагает в светлое будущее на всех своих здоровых конечностях. Ну, бывает.
Меня вот Игорь Найденов раздражает. Меня вообще слегка раздражают люди, которые не понимают пока (в силу разных причин), что шагают они, очень возможно, не туда, куда запланировали, а к инвалидной коляске, койке, утке под койкой и прочим «развлечениям», которые они в своем молескинчике записали за «инвалидами». Я-то давно живу на свете и повидать успела всякое. И понимаю, что раздражение – дело частное, интимное: не тереби, оно и пройдет.
Но все-таки текст г-на Найденова навел меня на размышления.
Например, вот чем: автор употребил в своем эссе слово «маятник».
Интересно, что, описывая многие социальные явления, я сама часто прибегаю именно к этому образу. Да, дамы и господа, мы имеем дело именно с этой вот штуковиной. Причем совсем не только тогда, когда речь идет о людях, которые по состоянию здоровья не сумели соответствовать высоким стандартам журнала «Русский репортер».
Вот Церковь, например.
Семьдесят лет советской власти наши деды и отцы топили образами печки, устраивали в алтарях коровники и рисовали на попов карикатуры в журнале «Крокодил». Маятник дошел до точки, и теперь со свистом летит в противоположную сторону, сшибая головы тем, кто посмел «кощунствовать» и «недостаточно уважать».
Или, скажем, женщины и их неприкосновенность. Над пресловутым «харасментом» кто только не поиздевался, кто только не ухмыльнулся иронически… А напрасно, потому что этот маятник летит из того недавнего (по историческим масштабам) прошлого, когда место бабы было на кухне, бить ее было делом богоугодным, а мнения ее никто не спрашивал. И не остановится он до тех пор, пока не долетит до места назначения. Увидите.
И с инвалидами, вы уж не обессудьте, дело обстоит точно так же.
Спросите вашу маму, много ли людей в инвалидных колясках она видела в детстве на улицах родного города. А слово «пандус» она знала? А мальчика с синдромом Дауна, работающего на почте или в кафе – видала хоть раз за свою красивую здоровую юность?
Я вам отвечу за нее. Мне 55 лет, и в моем детстве и юности этих людей не существовало. Нет, где-то они, конечно, прятались. На пятых этажах своих хрущевских тюрем – в домах без лифтов и надежды на свет и воздух. В ПНИ и детских приютах для «убогих» – за заборами и колючей проволокой, чтоб «не отсвечивать».
С раком было попроще. Попрямолинейнее как-то. Он, сволочь, и тогда не выбирал и приходил равно к неудачникам и везунчикам. И тут не всегда удавалось увернуться и не получить воющего от боли родственника прямо-таки себе на руки. Но могло же и повезти. И тогда до собственного, личного диагноза можно было дожить, ни разу не узнав, что это такое и каково оно.
И вот этот, «инвалидный» маятник в моей стране был раскачан так, как, наверное, нигде в мире. Поищите в Википедии статью про Валаамский дом инвалидов. Прочтите и поплачьте. И осознайте, что те неудобства, которые мы причиняем вам со своими неформатными подопечными – чушь. Чушь, драгоценные мои. Чушь и ерунда.
Маятник движется неуклонно.
Согласна, и мы иногда перегибаем палку.
Что ж. Мы попробуем повежливее.
А вы попробуйте поспокойнее.
Кстати, шутка про Паралимпиаду была дерьмовая.
А насчет «веселых глаз и легкого взгляда» Доктора Лизы…
Эх, г-н Найденов… Это вы ее в ярости не видели.