Два куска грязи вместо кед
У нас пока версия «лайт». Всего лишь, чтобы Соня соизволила посетить службу в платье, мы пошли и купили ей это платье. Черное! Потому что «другое мало, то жмет, это висит, это не нравится, фу, какое не модное, слишком модное, могу в шортах, ну почему не в джинсах?» В джинсах было немножечко жарко. Тридцать градусов как-никак.
Елена Кучеренко
Ну и соломенную шляпку она еще надела. Вроде как по-современному покрытая голова. «Раз уж это прямо так обязательно, что ни жить ни быть». И все равно принципиально ее сняла на подворье, «потому что ветром сдувает». И, закатывая глаза, водрузила по моей просьбе только на исповедь, а потом на Причастие.
Мне вообще было по барабану, хоть в шортах, хоть без шляпы. Пришла — и слава Богу. Но вдруг батюшки что-нибудь скажут, не подумав. Каждому же не объяснишь: «Осторожно, у нас пубертат!»
Вообще, так все странно… Растишь-растишь своих пятерых девочек, своих нежных фиалочек в кружевах. В платьица их наряжаешь, косички им плетешь. В церковь водишь, в воскресную школу. Про Бога читаешь, святых, про Ангела-Хранителя. Умиляешься, как они, маленькие, ковыляют к иконам и изо всех сил тянутся вверх, чтобы приложиться. И весь храм умиляется и плачет вместе с тобой. Как свечечки ставит, восхищаешься…
А потом эти милые девочки вырастают и напяливают толстовки оверсайз с вечно замусоленными рукавами, висящими до земли. Убитые кеды, больше похожие на два куска грязи. Отрезают свои шикарные косы, красят волосы в рыжий цвет (а ты плачешь от радости и благодаришь Бога, что не в зеленый). Берут гитару и идут во двор орать «Перемен требуют наши сердца!» И какой-то дядечка, проходя мимо, даже дал Соне сто рублей за ее музицирование. Наверное, молодость вспомнил. Первый ее заработок.
А ты судорожно пытаешься понять, где та милая девочка, первыми словами которой была молитва «Отче наш».
Которая креститься научилась раньше, чем сидеть. И с плохо скрываемым злорадством смотришь на новоиспеченных родителей в храме. Которые вместе с вечными бабушками умиляются, что их девчушечка, вся такая в розовом, крестик под иконой поцеловала. И гордо смотрят вокруг: «Вот такие мы гении православной педагогики».
Ничего, дайте срок. И у вас будут два куска грязи в коридоре вместо кед. И «Перемен требуют наши сердца!»
«Ваш сын опять пил антисептик»
— Мой мало того, что в церковь отказался ходить, так еще и из школы мне через день звонят, — жаловалась одна моя собеседница. — «Ваш сын опять сорвал урок. Запер учительницу географии в туалете!», «Ваш сын опять пил антисептик!», «Как же так, вы же верующие». Радуйся, что у тебя девочки и тебе не звонят.
Да что вы знаете о девочках и о звонках учителей.
— Елена Александровна, добрый вечер. Мне очень неловко, даже не знаю, как сказать… Но дети и родители волнуются… Ваша Сонечка всех записывает в тетрадь смерти.
— Спокойно! Я сверю все списки!
На домашнем допросе Соня созналась, что они с одноклассниками смотрели аниме, а там есть такая тетрадь. Ну они и играют все в нее. Записывают друг друга и смотрят, случится что-то или нет.
Только дочке не повезло. У одной записанной в Сонину тетрадь девочки дома заболела голова, и она сказала маме: «Это потому что Соня меня записала в тетрадь смерти!» Ну, мама та и заволновалась.
Я верещала, как потерпевшая, а муж проворчал:
— Лучше бы ты их в тетрадь Страшного суда записывала. Это по-нашему, по-православному.
— А еще ваша Сонечка на последние уроки не приносила тетрадь по русскому языку. Вы уж ей помогите рюкзак собрать, — звонила учительница.
— Дело в том, что последнюю тетрадь в полоску она извела на тетрадь смерти. Мы можем вырвать списки, и завтра она ее вам принесет.
— Нет, спасибо! Завтра купите, я подожду, ничего страшного.
Вот так мы рассказывали на лавочке перед храмом друг другу свои истории. И, утешая сами себя, пришли к выводу, что бунтарство подростков — это нормально. И что из Церкви они периодически уходят — тоже в порядке вещей. Главное, чтобы вернулись. Ну, и в принципе, чтобы все выжили.
— А я в подростковом возрасте, наоборот, к Богу пришла, — сказала вдруг незнакомая молодая женщина.
Она сидела рядом и слышала наш разговор.
— Хотите расскажу?
Только без потрясений!
Людмила выросла в обычной, совершенно не верующей семье. Более того, родители ее всегда посмеивались над «этими церковниками, которые, как дураки, верят в какого-то Бога и чудеса». Но именно этих «Бога и чудеса» вспомнила Люда, когда в их семью пришла беда.
— Мне было тринадцать лет, — говорила она. — Я была не простым подростком. Меня, например, в школьном туалете с сигаретой ловили. Доску мылом натирала, чтобы уроки сорвать. Родители были частыми гостями у директора. Господь меня тогда просто взял за шкирку и привел к Себе. А я даже крещеной не была.
Отец у Людмилы заболел раком, и прогнозы были плохими. Однажды она услышала, как на кухне ее мама сказала бабушке: «Его спасет только чудо».
— И я вспомнила те слова: «Бог и чудо». Ничего не знала, но пошла в храм. Была служба, а я стояла и рыдала. И просила Господа вылечить моего отца.
Только я тогда ничего не знала и молилась перед иконой Николая Чудотворца, думая, что это Бог. А папе в это время операцию делали.
К удивлению самих врачей, операция прошла лучше, чем они сами предполагали. Последующее лечение дало прекрасные результаты.
— Прошло 18 лет. Мой отец жив до сих пор, хотя ему давали год, максимум два. Никаких рецидивов не было.
Вскоре после той своей первой службы Люда тайком крестилась. Родители об этом и слышать не хотели. Крестной стала ее классная руководительница.
— Папа с мамой так и продолжали считать, что Бога нет, а отцу помогли исключительно врачи. Ругались со мной много. Но я убегала из дома и шла в храм. Наверное, у меня был такой вид подросткового протеста. Сейчас молюсь за них и верю, что они все еще поймут.
Мы молчали и думали каждый о своем. Я — о том, что, когда приходит время, Господь правда берет за руку и приводит к Себе. Даже сложных, колючих подростков. А кого-то «за шкирку», как сказала Людмила.
Но как же хочется, чтобы все было хорошо и просто. Чтобы никто никуда не уходил. Господи, пусть мои девочки всегда помнят о Тебе. Только, пожалуйста, без потрясений.