Алия и Боря до недавнего времени были как все: вместе учились в университете, поженились, к рождению первенца подошли основательно. Не торопились «у всех друзей уже по двое», готовились. Беременность проходила без осложнений, только вот первый скрининг показал не очень хороший результат, но детальное обследование развеяло все опасения и страхи, и вдруг во время обычного планового УЗИ в 28 недель обнаружилось, что ребенок в критическом состоянии. Врачи три недели боролись за жизнь малыша, пока не пришла беда — внутриутробная гибель «плода». Только для Алии и Бориса их сын Соломон уже не был «плодом».
«Мы с ним были одной маленькой смелой командой, усыпляли друг друга по ночам и будили утром, и очень много разговаривали. Он совершенно точно знал, как мы с папой его любим, и когда он уже умирал, мы не паниковали, а отдавали ему всю нашу нежность. Я очень хочу верить, что он умер спокойно», — напишет о нем в своем дневнике мама Алия.
Соломона похоронили 9 апреля. О том, что перед этим пришлось пережить, родители рассказывают уже без слез — устали. «Сначала мы не думали о том, что будем забирать тело, растерялись. Мы даже не знали, что это возможно, в интернете мы видели лишь миллион случаев, где родителям не отдали тело ребенка, и они так ничего и не узнали о его судьбе. Перед искусственными родами мы пытались узнать, что будет, если мы не заберем сына? Врач точно не знал, предположил, что его утилизируют».
Спустя 10 минут после родов Алие принесли бумаги на вскрытие. Врачи посоветовали написать отказ, — с медицинской точки зрения вскрытие бы ничего не показало. О том, куда именно отправят Соломона, как с ним можно будет попрощаться, медицинский персонал ничего не знал.
«Тогда мы начали искать в интернете статьи закона», — рассказывает Борис, — «И сразу нашли Письмо Министерства здравоохранения и социального развития РФ от 19 января 2009 г. № 14-6/10/2-178 «О порядке выдачи и заполнения медицинских свидетельств о рождении и смерти», согласно которому похоронить Соломона мы не могли — его вес не достиг 1 кг. Позже мы узнали, что, согласно принятой поправке, веса в 500 грамм было достаточно. Найти эти сведения в открытом доступе, не зная номера поправки к закону, практически невозможно».
Акушерка, принимавшая роды, смогла выяснить, что ребенка направят в морг при Морозовской детской городской клинической больнице. На то, чтобы получить тело сына, у родителей было три дня, и для этого надо было согласиться на вскрытие, отменив свой же отказ.
«Я не знаю, как решила бы этот вопрос одинокая мама», — разводит руками папа Соломона, — «Все эти три дня Алия лежала в больнице, отходила от родов, а я занимался всеми бумагами, чтобы получить разрешение похоронить сына, и до последнего боялся, что не позволят. На ребенка, родившегося мертвым, выдают не обычную справку о смерти, а справку учетной формы №106-г/у-08. Эту справку в ЗАГСЕ, функции которого в Москве теперь выполняет МФЦ, надо обменять на свидетельство формы 26, которое парадоксальным образом называется «Справка о рождении», что делать с этой справкой никто не знал. В МФЦ я провел почти час. Справка вызывала недоумение буквально везде и на кладбище, и у похоронного агента, к которому мы обратились для кремации…».
«Почему никто не знал, что нам делать? Неужели это такие редкие случаи?», — спрашивает Алия. После смерти сына она перечитала тысячи форумов, где подобными историями делились другие родители. В Курске и в Москве, в Астрахани и в Волгограде они придумывали «лайфхаки», обменивались ссылками на официальные документы и порталы, чтобы просто похоронить своих детей.
«Мы хотели бы дать советы родителям, которые столкнулись с такой бедой», — говорит Борис, — «Например, в морге у ребенка нет имени. Он записан под фамилией матери. Тем не менее, если родители не успели ничего сделать в этой ситуации, тело их ребенка не может пропасть. Оно будет храниться невостребованным в крематории некоторое время и лишь потом попадет в общую могилу. Родителям надо обзванивать все морги и крематории города… Можете себе представить сколько людей с нашей распространенной фамилией в Москве? В ЗАГСе выдали справку с трудом — с такой формой документов никто там раньше не сталкивался. Складывается впечатление, что никто просто не знал, что с нами делать.”
Алия и Борис уже спокойны настолько, насколько могут быть спокойными родители, которые похоронили ребенка. «Мы благодарны маленькому Соломону за урок большой любви», — говорит Алия. Мы сидим в кафе и со стороны, наверное, выглядим беззаботной компанией друзей, но за столом все молчат, потому что всем горько.
Я на минуту закрываю глаза и представляю себе другую картину. Она тоже безрадостна, но от нее все же не так больно: к Алие и Боре после родов подходят психолог и врач. Они говорят, как им жаль, что малыш погиб и спрашивают его имя. Представляю, как родителям выдают памятку о том, куда обратиться, чтобы получить возможность попрощаться с сыном. В этом воображаемом мире за право похоронить ребенка не приходится бороться на исходе моральных и физических возможностей.
«У него, кстати, даже имени в документах не было», — вспоминает Алия, — «ни в одной справке его не написали. Впервые имя нашего ребенка официально появилось только на инструкции для гравировщика в крематории”.
Его звали Соломон.