Представитель ордена ассумпционистов (орден Успения) падре Неве, который жил и проповедовал в России, так выразил свою мысль:
«Вплоть до самого отречения Николая II двери России были закрыты на семь замков для католического апостолата. Паспортная система и целый арсенал драконовских правил, соблюдение которых было поставлено под надзор всемогущей полиции, делали практически невозможной свободу служения. Сейчас эти двери должны открыться».
Петр Романов
Падре искренне молился об этом и всячески в своих письмах в Рим обнадеживал Святой престол. Первые контакты с большевиками, как показалось Ватикану, ситуацию для католиков по сравнению с Февралем не сильно изменили.
Когда в Рим пришла новость об аресте чекистами монсеньора фон Роппа, кардинал Гаспарри по поручению папы Бенедикта XV тут же дал радиотелеграмму на имя Ленина, на которую тут же получил ответ:
«Архиепископ Ропп никогда не подвергался аресту. Был арестован за спекуляцию его племянник, юноша 23 лет».
На самом деле архиепископа, конечно, арестовали, но после телеграммы из Рима немедленно освободили. С Ватиканом советское правительство не воевало, так зачем же было портить с ним отношения? Противников на тот момент и без того хватало с избытком.
Примерно тот же прагматизм преобладал поначалу и в позиции Ватикана. Получив в 1921 году письмо из России от Неве, папа с немалым удивлением узнал о позитивных изменениях в религиозной жизни: о крещении в католических храмах православных детей, о возможности смешанных браков, ранее запрещенных, о возможности перехода из православия в католичество, о принятии большевиками григорианского календаря. Кстати, сам Неве, проживший в России к тому моменту уже двадцать лет, начал в это время проповедовать в католическом храме на русском языке.
Разумеется, очень многое в деятельности большевиков не нравилось и Ватикану, но надежда на то, что католицизм получит возможность свободно вести миссионерскую деятельность в России, сильно туманила взор.
Вообще, некоторое время после революции большевики и католическая церковь не раз договаривались между собой по самым разным вопросам.
Когда встал вопрос об оказании гуманитарной помощи голодающим в России, товарищ Воровский прямо заявил представителю папы монсеньору Пиццардо, что участие католиков в этой миссии устроило бы советскую власть больше, чем участие православных, поскольку первые наверняка не испытывали ностальгии по царскому режиму.
Пиццардо понимающе кивнул, и они с Воровским подписали проект соглашения, согласно которому католические священники, направлявшиеся в Россию, не должны были принадлежать к странам и политическим группам, враждебно настроенным в отношении советской власти.
Сам договор между Святым престолом и Советами был подписан 12 марта 1922 года. Обращает на себя внимание, что в данном случае большевики проявили удивительную терпимость. Скажем, статья 10 договора предусматривала, что посланники Святого престола смогут покинуть территорию России «даже в случае совершения ими правонарушения, предусмотренного Уголовным кодексом». Подписали документ кардинал Гаспарри и все тот же Вацлав Воровский.
Вацлав Воровский
Неслучайно и то, что Ватикан выступил фактически на стороне большевиков накануне известной Генуэзской конференции. Архиепископ Генуэзский призвал паству молиться за успех встречи, а сам папа, уже Пий XI, приветствовал встречу и просил участников конференции вести переговоры с «чувством примирения, с готовностью пожертвовать личными выгодами для блага общего дела». Кстати, все эти примирительные жесты Ватикана не нашли ни малейшей поддержки у большинства западных политиков. Более того, позиция понтифика показалась им подозрительной.
Отец Антуан Венгер, священник и историк-византолог, в своей книге «Рим и Москва» приводит некоторые сведения, которым и сам явно не доверяет. Однако и не опускает их, поскольку они являются наглядным свидетельством тех настроений, которые бытовали в католической среде в послереволюционный период. Так, например, в 1936 году в Нанте на проходившей там социальной неделе монсеньор д’Эрбиньи, многократно бывавший в Советской России, выступил с докладом, где рассказал о необычной реплике Ленина. В конце своей жизни советский вождь в личной беседе с монсеньором якобы признавал:
«Мы совершили ошибку. Для того, чтобы совершить революцию, нам нужны были десять святых Францисков Ассизских».
А в 1924 году «L’Osservatore romano» и вовсе опубликовала пространный материал «Мысли Ленина о католицизме. Личные воспоминания». Здесь смущает едва ли не каждое слово, а главное то, что якобы беседа происходила (по предположению Венгера, автором мемуаров являлся аббат Виктор Беде) незадолго до ленинской кончины, хотя хорошо известно, что в этот период вождь уже не мог по состоянию здоровья вести столь долгие и содержательные беседы. Тем не менее, один фрагмент из этого мифа все же приведу, поскольку он наглядно свидетельствует, насколько католицизм (разумеется, далеко не весь) верил в ту пору в возможность сотрудничества с большевиками.
Ленин якобы говорил собеседнику:
«Сила твоей церкви в нравственности, а не в принуждении. Но человечество нуждается в обеих этих силах. Поэтому я уверен, что через сто лет будет только одна форма правления — советская власть. И только одна религия – католицизм».
Любопытно, что все эти «мемуары» относятся уже к тому времени, когда позиция большевиков в отношении религии вообще и католицизма в частности была уже достаточно очевидна. К этому времени большевики уже успели приговорить к смертной казни одного католического архиепископа и одного прелата. Архиепископа Ватикану с трудом удалось спасти, а вот прелата все же расстреляли. Чуть позже прошла волна преследований польских ксендзов, проповедовавших на территории Советской России. И, тем не менее, в это же время продолжают идти официальные и неофициальные переговоры о признании Ватиканом Советской России.
Георгий Чичерин
Одна из таких тайных встреч состоялась 6 октября 1925 года в Баден-Бадене, когда туда прибыл на отдых наркоминдел Георгий Чичерин. Встреча состоялась на квартире брата немецкого посла в Москве. Результатом встречи стало появление уже официальной ноты Святого престола, где, между прочим, говорилось, что папа готов потребовать от католического духовенства в России декларировать свою лояльность властям, если Советский Союз предоставит Ватикану право назначать епископов и разрешит преподавать основы веры лицам, не достигшим 18 лет.
Ответ Москвы Ватикан не удовлетворил. Проект предусматривал возможность контактов между советскими католиками и Ватиканом, но не предоставлял церкви права юридического лица, права владения недвижимостью, не разрешал религиозное образование и централизованную организацию церковной жизни.
Поняв, наконец, что добиться официального признания католической иерархии в СССР невозможно, Пий XI решил создать иерархию подпольную.
Так, тайно епископами стало несколько католических священников, которые уже давно действовали в России. Тайну, правда, хранили не очень успешно. Как вспоминает отец Неве, дотоле тихо сидевший в забытой всеми Макеевке, когда воля Ватикана и его сделала епископом, орден ассумпционистов, к которому он принадлежал, на радостях тут же оповестил об этом весь католический мир в своей газете.
Папа Пий XI
Между тем, именно ему, скромному падре из Макеевки, надлежало теперь перебраться в Москву, чтобы занять там столичную кафедру. Совершив соответствующую молитву и ритуал в скромном окружении самых верных лиц, монсеньор Неве отправил донесение в Рим: «Мы, Пи Эжен Неве, милостью Божией и изволением Святого Престола апостольский администратор Москвы, заявляем о своем вступлении с данного момента во вверенные нам обязанности».
На календаре значилось 3 октября 1926 года. Лубянка не дремала, а потому уже 18 октября Неве вызвали в ГПУ и поставили ультиматум: либо он прекращает служение, либо обязан в течение трех дней покинуть СССР. На помощь французу Неве тут же выступил Париж, пригрозивший Советской России, что применит подобные же санкции не только к православным духовным лицам, но и ко многим другим советским гражданам, находящимся на французской территории.
Судьба православных священников во Франции ГПУ, полагаю, волновала мало, но вот «другие» граждане, часть которых являлась советской агентурой, – это было уже серьезно. В результате позиция ГПУ смягчилась: Неве позволили остаться в уже почти родной для него России, но при условии, что он будет окормлять только французских граждан. Таким образом, тайный епископ в Москве остался, но руки у него оказались связанными.
Тем не менее, Неве оказался для Святого престола находкой. Он успевал везде, бывал даже на всех религиозных диспутах, что проводил Луначарский с митрополитом Введенским, и обо всем подробно информировал Ватикан.
Конечно же, пребывание Неве в России советское правительство терпело с трудом. А потому Ватикан и другие страны, где преобладал католицизм, постоянно и упорно сражались за «своего человека в Москве», понимая, что без него в Советской России падет последний бастион активного католицизма. В конце концов, Неве стал даже католическим епископом «всея Руси». На такую фантастическую карьеру скромный брат ордена ассумпционистов уж точно не рассчитывал.
Епископ Неве
Советская власть терпела присутствие католического епископа на своей земле до 1936 года, когда Неве был все-таки вынужден покинуть Россию. Когда Неве пересекал советскую границу, на Лубянке выбивали показания из другого католического священника – монсеньора Фризона, которого обвинили в шпионаже в пользу Германии. По данным Неве, он был расстрелян приблизительно 20 июня 1937 года.