В 2014 году Диана организовала волонтерское движение, которое помогает единственному в Красноярске государственному хоспису. Она и несколько ее единомышленников каждое воскресенье кормят, моют, подстригают паллиативных пациентов. В 2015 году Диана Виденкина вышла замуж и родила здорового ребенка, и ее муж — тоже волонтер.
Мне становилось хуже, а врачи не знали, что со мной
— Сегодня моя главная инструкция в жизни — это Библия. Русский человек ведь когда обращается к инструкции? Когда что-то ломается. Вот так и со мной произошло, — улыбается Диана.
Она говорит, что всегда старалась вести здоровый образ жизни. Но приоритеты все же расставила неправильно — старалась зарабатывать больше, повышать качество жизни.
— Я была трудоголиком. На протяжении нескольких лет до болезни работала не только на радио, но и организатором банкетов. Находилась на работе подолгу, иногда по 16 часов в сутки. Раньше в ресторанах и клубах можно было курить. Гости праздновали, дым коромыслом в буквальном смысле, — вспоминает она. — Возможно, это и стало пусковым механизмом к раку. Плюс переработки, стрессы, отсутствие нормального отдыха.
В 2011 году у Дианы появились слабость, вялость, кашель. Она думала, что просто устала. Но тревожные симптомы не проходили, а лишь нарастали.
— Пошла по врачам, обследовалась долго. Но специалисты лишь разводили руками — никто не мог сказать, что со мной, — объясняет Диана.
Тогда еще в Красноярске не было онкологической настороженности и даже провести обычный онкоскрининг было большой проблемой. Радиоведущая пыталась лечиться сама, обращалась в платные клиники, даже решила, что это диабет, которым болела ее бабушка. Были подозрения и на туберкулез, так как в Красноярске эпидемия этого заболевания.
— В начале января 2012-го стала скакать температура, то поднимется до 37-38 градусов, то опустится. Я продолжала обследоваться, тратила огромные деньги на анализы. Становилось хуже, появился кашель. Фтизиатр отправил на рентген. Нет, не туберкулез. УЗИ брюшной полости: печени, почек. Все нормально, кровь хорошая.
Проходит март, апрель, уже полгода как я болею, а никто не знает — чем.
В апреле мне посоветовали сходить на бронхоскопию. Это такая кишка, которую через нос или горло вводят в бронхи, чтобы забрать материал. Начали делать, врач: «Девушка, а у меня зонд не проходит, натыкается на что-то». Все, кто был в кабинете, побледнели.
Сделали биопсию, отправили к онкологам. Диана пришла к Гамлету Арутюняну, доктору наук, академику, который тогда был заместителем главного врача по хирургии Красноярского онкодиспансера.
— Он как-то приходил к нам на радио, давал интервью. Посоветовал: «Сделайте компьютерную томографию». Я отвечаю: «Так у меня рентгенов куча!» — «Нет, сделайте томографию». А там очередь на несколько месяцев, делаю платно. Буквально на следующий день мне звонят: «Срочно подъезжайте». Доктор не берет денег и сообщает: «У вас образование в правом легком с куриное яйцо, есть подозрение на метастазы», — говорит Диана.
Экстренная операция состоялась только в мае, метастазы подтвердились.
— После операции назначили лучи, а сделать не могут, в легком образовалась жидкость. Потом пневмоторакс, ставят дренаж, чтобы жидкость откачивать. Пока со мной мучились, метастазы пошли по лимфатической системе. В итоге «химию» нельзя, потому что у меня появился золотистый стафилококк, лучи нельзя, потому что у меня жидкость в легком, антибиотики от стафилококка нельзя — сильнейшая аллергия на них. Что со мной делать дальше, никто не знает, — вспоминает она.
Откачали жидкость из легкого, подобрали антибиотики
Диана признается, что по жизни всегда старалась контролировать ситуацию, перепроверять, находить источники, читать, интересоваться. В том числе и относительно своего диагноза. Поэтому, когда в Красноярске случился ранний рецидив, решила ехать в Москву.
Ей чудесным образом повезло. Никита Исаев, политолог и экономист, с которым она была знакома, познакомил ее с представителем Минздрава. Тот посоветовал врача в онкоцентре Блохина. Доктор оказался торакальным хирургом и, заинтересовавшись таким сложным случаем, принял ее. Откачали жидкость из легкого, подобрали антибиотики от стафилококка, назначили химиотерапию и отправили лечиться обратно в Красноярск.
В Красноярском онкоцентре Диана пролежала четыре месяца. Метастазы ушли после химиотерапии. Но доктора предупредили, что возможен рецидив, и предложили сделать позитронно-эмиссионную томографию (тогда в Красноярске ПЭТ-центра не было). Обследование показало, что в организме снова появились метастазы. «У нас томограф такой, что видит большие образования. Вам бы в Израиль», — намекнули московские врачи.
— Я никогда в жизни так не молилась, — говорит Диана. — Загранпаспорт сделали быстро. Приношу документы, объясняю ситуацию, говорю, что мне срочно лететь. Через четыре часа паспорт у меня. Первую поездку в Израиль мне оплатил Никита Исаев.
В Израиле провели полное обследование. Результатов нужно было ждать четыре дня.
— Что я пережила за это время, представить сложно. Ездила в Иерусалим к Стене Плача и рыдала: «Как так, я даже замужем еще ни разу не была, столько планов… Неужели это конец!?» В Тель-Авиве, в съемной квартире, каждое утро ко мне на окошко прилетал голубь и ворковал. Я, с трудом вставая с кровати, его выгоняла, а он не улетал.
На пятый день, когда должны были объявить результаты, голубь принес оливковую ветвь.
— Удивительно, где он ее взял? Ведь в Тель-Авиве практически нет оливковых деревьев. Я эту ветвь беру, кладу на подоконник, звоню узнать результаты. И мне говорят, что там ничего нет. Метастазов нет! Голубь и ветвь. Благая, добрая весть! Есть надежда на новую жизнь! Я все поняла, Бог дал мне знак и пытался утешить меня…
По заключению израильских врачей, химиотерапевтического лечения больше не требовалось. Но нужна была долгая реабилитация, иначе Диана могла умереть от банального гриппа: иммунитет на нуле, аутоиммунные расстройства. Девушка не могла есть, пища совсем не усваивалась, дышала с трудом, так как трижды перенесла пневмонию. В России такой реабилитации нет. В Израиле Диане назначили препараты и расписали схему, она принимала их дома.
Как только появились силы, стала заниматься ЛФК. Когда стало еще легче — выучилась и стала тренировать других пациентов. Сейчас Диана как волонтер проводит занятия по фитнесу в молодежном центре.
Мы стали кормить бомжей — теперь они приличные люди
— Главное, что произошло со мной во время болезни — я стала по-настоящему верующим человеком. Я поверила в спасительную жертву Христа. Когда заболела, было ощущение такое, что я качусь с ледяной горки вниз. Вот представь, ты зимой летишь с высокой горы. И понимаешь, что остановиться не можешь. Можешь хвататься руками, тормозить ногами, кричать, чуть замедлиться, но остановиться никак. Я понимала, что умираю…
Все эти попытки подобрать лечение во время консилиумов, непонимание того, что со мной происходит, опасный диагноз, тяжелое лечение и вновь ухудшение, рецидивы… На фоне всего этого я еще очень плохо себя чувствовала. После операции у меня не было 2/3 легкого, на этом месте стояла спираль, которая держит бронхи. В какой-то момент она соскочила, образовался гнойник в легких, началось серьезное воспаление.
Температура была 39-40 в течение двух месяцев. Никто не верил, что я выживу. Родным сказали: «Готовьтесь», — вспоминает Диана.
Она говорит: «Мы только думаем, что хозяева своей жизни. На самом деле — нет. Не ты своей жизнью управляешь, а Тот, Кто ее создал — Господь Бог». С началом физического восстановления Диана пришла к деятельному служению. Не только молитвой в храме, но и помощью тем, кто в ней остро нуждается. В этом ей помог руководитель — он сам пережил тяжелое заболевание и познакомил коллегу с сообществом бизнесменов-христиан, которые поддерживали благотворительные проекты.
— Я горела желанием начать и, долго не раздумывая, уже после химиотерапии собирала деньги на подарки детям-сиротам. Организовала стойку сбора средств на подарки в крупном торговом центре, не до конца понимая, что для меня это может быть смертельно опасно из-за нулевого иммунитета. Большое скопление людей, вирусы… Признаюсь, раньше мне вообще мало что было известно про благотворительность, — говорит она.
После сбора подарков для сирот Диана прочитала о Докторе Лизе, которая помогала бездомным в Москве.
— Мы с товарищами кормили красноярских бомжей, обрабатывали им раны, перевязывали, раздавали йод, зеленку, бинты, антисептик — самое необходимое. Помогали восстанавливать документы, разговаривали о жизненных ценностях и Божьей любви, которая «никогда не перестает». Так здорово смотреть сейчас на этих мужиков, которые валялись под забором, а теперь — приличные люди, работают, семьи завели.
19 января 2014 года Диана и ее друзья приехали в хосписное отделение Красноярской больницы. Им хотелось создать в хосписе уютную домашнюю обстановку, чтобы жизнь там была комфортной. Собеседница «Правмира» надеется, что им это удалось.
Волонтеры сотрудничают с центром социальной адаптации для бывших заключенных. Их тоже приглашают в хоспис в качестве волонтеров. Жесткий отбор, инструктаж, курсы паллиативной помощи — это обязательные условия.
— Сейчас мне иногда знакомые доктора звонят: «У меня пациентка тяжелая. Вы не могли бы с ней пообщаться, поддержать как-то?» — рассказывает Диана. — Я приезжаю, делюсь опытом, рассказываю о себе, говорю, что есть Христос, который любит и помогает руками людей. Иногда ведь человек просто сходит с ума от неизвестности или от того, что ему предстоит умереть. Он это понимает, но не может принять. Хуже всего, когда это одинокая мама с маленькими детьми или родители, у которых умирает от рака единственный ребенок.
Мне говорили, что шанса родить не будет
— Диана, ты каждое воскресенье в хосписе, твой телефон не замолкает вот уже два часа, что мы общаемся. Ты готова тратить на это свою жизнь?
— Не тратить. В этом и есть теперь смысл моей жизни. А не в том, чтобы как у большинства — повысить уровень своей жизни, накапливая материальные блага.
Вера в Иисуса Христа стала тем самым рычагом, за который я ухватилась, когда катилась с этой ледяной горки, понимаешь. Это тот фундамент, на котором я начала строить новую жизнь. Раз Бог дал мне возможность жить дальше, значит, моя жизнь должна быть полезна кому-то еще.
— Во время лечения ты продолжала работать на радио?
— Да, хотя это звучит диковато. Медики удивлялись, когда я сбегала из больницы на радио вести эфиры. Благо, радио не телевидение. Никто не видел, что я в платке, без волос, опухшая от гормонов.
Вела иногда мероприятия в парике, никто не догадывался о том, через что я прохожу. Я пила обезболивающие, ставила себе уколы во время перерывов, бывало, плакала от боли и слабости. Мое мировоззрение на тот момент уже менялось, я перестала жить завтрашним днем и жила настоящим. И в каждом дне мне хотелось сделать максимум, отдать как можно больше любви тем людям, которые хотят ее получить.
Только представь, нас каждое утро слушают до 200 000 человек. И я должна сказать им что-то такое, чтобы их день задался. Как-то их вдохновить. Вот это и было для меня самым главным стимулом.
— Как ты решилась родить дочь после такого диагноза?
— Сейчас это делают многие, мой случай не уникален. Конечно, российские врачи, как правило, говорят: «Нет, рожать в таком возрасте после такого диагноза опасно». Я на тот момент была в ремиссии три года. Наблюдалась в четырех клиниках, и везде мне отказали. Но сдаваться не хотелось.
Да, я пожизненно инвалид второй группы, да, мне 36 лет, но почему нет?!
Мне говорили: «У вас никаких шансов, такого не бывает». А я отвечала: «Тогда я буду первой».
Была какая-то внутренняя уверенность. Помогли опять-таки израильские врачи. Они собрали консилиум по моему случаю и сообща дали добро. После пятилетней ремиссии вероятность возникновения рака у меня точно такая же, как у любого другого человека. Поэтому я хочу еще детей.
— Кто поддерживал тебя?
— Друзья, практически за все платили они. Очень сильно помог мой директор. Пока я лечилась, он платил мне зарплату, больничные, «держал» за мной место. Это была колоссальная помощь и поддержка, в том числе благодаря которой я и выплыла.
— Что бы ты посоветовала тем, кто борется сейчас?
— Во-первых, рак не приговор. И в любой ситуации нужно бороться, интересоваться, искать варианты.
Во-вторых, любая клетка организма только совсем небольшой процент живет для себя и больше 80 процентов «работает» на организм. Если клетка начинает зацикливаться только на себе, это раковая клетка. Она питается организмом, уничтожая его, и не понимает, что таким образом вскоре погибнет и сама.
Представьте, что организм — это Бог, а клетки — это мы, люди. В тот момент, когда мы перестаем отдавать больше, чем брать, мы становимся раковыми клетками, потребителями. И очень быстро приходим к своему концу. «Не будьте “раковыми клетками” общества, будьте здоровыми клетками», — вот мой девиз сегодня.
Фото из семейного архива Дианы Виденкиной