Страстная седмица. Великая среда: Если ты Его любил, почему продал, словно беглого раба?

Утреня Великого Четверга уже в начале являет нам свои особенности. После двупсалмия, шестопсалмия и великой ектеньи поется Аллилуйя. Казалось бы, это нормально, потому что хотя Великий пост в узком смысле уже кончился, но еще поется Постная Триодь, поэтому Аллилуйя здесь для нас вещь привычная. Но после Аллилуйя поется тропарь Великого Четверга. Это уже некоторая особенность, что-то из ряда вон выходящее, потому что обычно у нас Бог Господь поется с тропарем, а Аллилуйя — с особыми Троичными песнями, а Аллилуйя с тропарем — это нечто особенное, и это важно почувствовать. Текст тропаря Великого Четверга все слышали в храме, и во время Четыредесятницы он входит (впрочем, в славянских книгах ошибка: в греческих сказано не «во святую Четыредесятницу», а «во святой Четверток», в правило перед Святым Причащением, поэтому, думается, он всем знаком:

«Егда славнии ученицы на умовении вечери просвещахуся, тогда Иуда злочестивый, сребролюбием недуговав, омрачашеся, и беззаконным судиям Тебе, праведнаго Судию, предает. Виждь, имений рачителю, сих ради удавление употребивша: бежи несытыя души, Учителю таковая дерзнувшия. Иже о всех благий Господи, слава Тебе».

В первой части этого тропаря говорится о канве событий, о том, что происходит: ученики просвещаются на Тайной вечери, а Иуда омрачается сребролюбием, любовью к деньгам и единственного праведного Судию отдает судиям беззаконным.

Вторая часть тропаря не менее важная, в ней содержится обращение, но уже не к участнику евангельских событий. А к кому? К каждому из нас: «Виждь, имений рачителю» — посмотри ты, который заботишься о приобретении, об имуществе, на того, кто ради имений, ради приобретения употребил удавление, кто из-за любви к имуществу и деньгам покончил с собой. «Бежи несытыя души, Учителю таковая дерзнувшия» — убегай этого, стремись, чтобы у тебя не было такой несытой души, которая на такое решилась, ради любви к деньгам решилась предать Учителя. Этот тропарь являет нам одну из самых ярких особенностей Страстной седмицы. Богослужение Страстной седмицы не только излагает евангельские события, не только толкует Св. Писание, не только обращает наше внимание к ветхозаветным пророческим преобразованиям, не только говорит о догматах, о тайне искупления рода человеческого. В этой седмице присутствует одна очень важная, постоянная тема. Все центральные тексты, самые знаменитые, самые яркие, возникающие на пике службы, обращены к каждому из нас, к нашей душе. Казалось бы, вместе с Четыредесятницей прошло время аскезы, самовоспитания и самоуглубления, и мы теперь должны полностью обратиться к тому, что было в жизни Христа, однако важнейшие тексты обращены вглубь души, сегодня говорится о каждом из нас — в тропаре Великого Четверга, в светильне четырех начальных дней Страстной.

Естественно, отсутствуют обычные кафизмы, потому что они отменены, они кончились в Великую Среду, а вместо кафизм на богослужении читается Евангелие от Луки, 108 зачало. Обычный 50 псалом, и начинается знаменитый канон, называемый по первым словам первого ирмоса «Сеченое сечется». В отличие от трех первых дней Страстной седмицы, когда на утрени были неполные каноны (в Понедельник и Среду — трипеснец, а во Вторник — двупеснец), Великий Четверг содержит на утрени полный канон (формально из девяти, фактически из восьми песен). Это канон прп. Косьмы Маюмского, одного из знаменитейших гимнографов. Читается он, естественно, с припевами, потому что, как мы помним, по Уставу на Страстной и Пасхальной все каноны на утрени звучат с припевами. На Страстной припев: «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе». Канон этот интересен для нас тем, что содержит толкование и изложение всего того, что связано с установлением таинства Евхаристии. Стихиры этого дня все про Иуду и про беззаконных иудеев, а в каноне образ Иуды появляется, конечно, время от времени, но все же это богословие евхаристическое, это обращение к событию таинственному, неизглаголанному, непостижимому. После третьей песни произносится малая ектения, а затем седальны. После шестой — малая ектения, потом кондак, икос.

В Триоди после шестой песни помещен синаксарь, который в приходском служении опускается. Ему предшествуют стихи, которые по своей краткости и глубине достаточно успешно соперничают с другими литургическими текстами, поэтому всегда интересно к ним обратиться. Здесь не один цикл стихов, а целых четыре. Эти стихи — не то, что мы себе представляем в виде стихотворения, а буквально две строчки, и ничего формально поэтического в славянском переводе мы в них не увидим, ни метра, ни рифмы, но все равно это стихи. Стихи первые, «на священное умовение»:

Непостижимо, как Бог умывает ноги ученикам, в то время как Его нога попирает древнее прещение, древнее запрещение входить в рай. Он Сам побеждает древнюю клятву, попирает ее ногой, но Он же наклоняется к ногам Своих учеников и их умывает. Тут нам явлено одновременно непостижимое величие Божества и Его самоуничижение.

Следующие стихи «на таинственную вечерю», т.е. об этом таинственном ужине, на котором была совершена Пасха иудейская и установлено таинство Евхаристии.

«Сугубая вечеря» значит двойная вечеря. Эта трапеза несет двойной смысл — она является исполнением ветхозаветного указания о совершении Пасхи, мистической трапезы, связанной с воспоминанием исхода Израиля из Египта, и являет нам Пасху новую — вкушение Тела и Крови Господа.

«На преестественную молитву стихи» — следующая тема Великого Четверга. Ведь Господь и ученики после Тайной вечери пошли, воспевше псалом, в Гефсиманский сад. Молитва в Гефсиманском саду называется преестественной — превыше естества, потому что она сопровождалась кровавым потом Спасителя. Здесь так говорится:

«Молитва и страшилище (молитва и в то же время нечто нас ужасающее, нечто для нас страшное) труды кровей: Христе лицу яве моляся. Смерть, врага прельщая в сих».

Господь молился до кровавого пота, молитвой он побеждал, преодолевал смерть и врага рода человеческого. Последние стихи «на предательство». Господь молится, ученики спят, и вот приходит толпа вооруженная, ей предводительствует Иуда. «Что требе ножей, что древес, людолестцы, На хотящего умрети во избавление мира?».

Что вы вышли с ножами, с кольями на Того, Кто сам хочет умереть во избавление мира? Людолестцы означает «прельщающие, обманывающие людей».

Когда заканчивается чтение канона (естественно, по Уставу это должно быть пение), то в последний раз на Страстной седмице звучит знаменитый ексапостиларий: «Чертог Твой вижду, Спасе мой». Он назначен для утрени Великого Понедельника, Великого Вторника, Среды и Четверга. И хотя большинство текстов Седмицы уже прозвучало, они не повторятся, этот текст проходит через все четыре дня, и на каждой утрени он должен петься по три раза, «косно и со сладкопением», т.е. этот текст, безусловно, программный, и в первые три дня он становится для нас дорогой к Сионской горнице, к богослужению Великого Четверга:

«Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный, и одежды не имам, да вниду вонь. Просвети одеяние души моея, Светодавче, и спаси мя».

Заметим, что этот текст на Страстной седмице повторяется 12 раз за четыре дня, а составлен он от первого лица, от лица каждого из нас: это я сейчас вижу Твой чертог, прекрасную горницу украшенную, горницу брачного пира — чертог украшенный, но по-прежнему не могу в него войти и прошу: «Просвети одеяние души моея…» Мы помним, что на брачном пире всем давали у входа эту брачную одежду, так что не имел ее только тот, кто не хотел (Мф. 22, 2-14). И здесь звучит смиренная молитва о том, чтобы Господь, единственный Просветитель, дал эту светлую одежду душе. Этот текст, конечно, из самых ярких и самых важных.

После хвалитных псалмов следуют стихиры на хвалитех. Эту утреню в целом можно было бы назвать будничной; на ней есть хвалитные стихиры, что всегда допустимо на будничной утрени. Как ни странно, в стихирах о таинстве Евхаристии или почти ничего не сказано, или сказано очень мало. Если взглянуть на эти стихиры, то практически все они начинаются со слова «Иуда». Богослужение этого дня в очень большой степени посвящено Иуде, и иногда приходилось слышать ропот весьма достойных уставщиков с огромным опытом: «Как жалко, что в день Тайной вечери все про Иуду, насколько лучше было бы после этого канона еще и еще раз возвращаться к событиям Тайной вечери». Но можно предположить, что эта тема для нас полезна, необходима, потому что здесь постоянно говорится о той страшной метаморфозе, которая в Иуде зрела и произошла. Гимнографы пытаются поставить нас перед тем несоединимым, что соединилось в нем, и чего мы должны изо всех сил бояться и, зная эту опасность, избегать такого участия в Тайной вечери, какое принял Иуда. Очевидно, Церковь предполагает, что предательство можно повторить, если не такое, как Иудино, то нечто подобное, можно как-то вступить на этот путь. Иуде посвящены хвалитные и следующие за ними стихиры на стиховне:

«Нрав твой льсти исполняется, беззаконный Иудо: недугуя бо сребролюбием, приобрел еси человеконенавидение. Аще бо богатство любил еси, почто ко Учащему о нищете пришел еси? Аще же и любил еси, вскую продал еси Безценнаго, предав на убиение? Ужаснися, солнце, возстени, земле, и движащися возопий: незлобиве Господи, слава Тебе» (3 стихира на стиховне).

Здесь говорится о парадоксе, который можно увидеть и в себе: если ты любишь богатство, то почему ты пришел к Тому, Кто учит о нищете? А если ты Его любил, то почему ты Его продал, да еще так дешево, как беглого раба?

В стихирах говорится о том, как Иуда участвовал в Тайной вечери, и говорится также, что он все-таки не причащался Тела и Крови Господней, а принял только тот кусок хлеба, который протянул ему Христос, омочив в солиле и указав этим предателя. И здесь содержится такое предупреждение для нас:

«Да никто же, о вернии, Владычния вечери тайноненаучен, никто же отнюд яко Иуда льстивно да приступит к Трапезе: он бо укрух прием, на Хлеба уклонися. Образом убо сый ученик, вещию же сый убийца» (4 стихира на стиховне).

После стихир на хвалитех читается вседневное славословие, обычная ектения просительная, и стихиры на стиховне, уже цитированные выше. И затем обычное окончание утрени: Благо есть, еще раз тропарь Егда славнии ученицы, сугубая сокращенная ектения и окончание.

После Утверди Боже начинается чтение первого часа, который замечателен тем, что на нем читается паримия, чего практически никогда не бывает. А тут на первом часе есть прокимен; паримия и еще один прокимен, такова особенность первого часа в Великий Четверг. Тропарь на часе читается, естественно, тот, который был на утрени, и кондак Триоди: «Хлеб прием в руце предатель», тоже посвященный Иуде. Этим заканчивается утреннее богослужение Великого Четверга.

Мы рассмотрели утреню и первый час. Естественно, в свое время совершаются часы. Устав говорит о них так: «Прочие же часы поются трипсалмны просто», — т.е. не великопостные, не Великие, а обычные часы. На них употребляется один тропарь и один кондак Великого Четверга. К ним же присоединяется и чин изобразительных. Почему в этот день назначены изобразительны? Вы знаете, что изобразительны это особая краткая служба, в просторечии называемая «обедница». Если литургия это обедня, то нечто меньшее, заменяющее обедню, это обедница.

Изобразительны назначаются в двух случаях: если литургии в какой-то день нет вообще, или если литургия совершается на вечерне. Например, Великим Постом в обычные понедельник, вторник и четверг совершается чин изобразительных, потому что в эти дни нет литургии. Зато в среду и пяток св. Четыредесятницы изобразительны тоже совершаются, но по другой причине: литургия Преждеосвященных Даров есть, но совершается она на вечерне. Что это значит? Определенные дни года избраны Уставом как дни особенно строгого, совершенного поста, и именно в эти дни литургию назначено совершать на вечерне, т.е. она должна быть позже обычного времени литургии. Конечно, не в 6-7 часов вечера, как мы могли бы себе это представить, но где-то в 3-4 часа пополудни, во второй половине дня, а не в первой, как это бывает обычно. Естественно, человек, желающий причаститься, сохраняет пост, и таким образом эти дни года проходят в особенно строгом, совершенном посте. Если вспомнить, какие это дни, то очень легко можно понять, почему именно они выделяются из течения всего церковного года. Это два Сочельника — Рождественский и Крещенский, Великий Четверг и Великая Суббота, и дни Преждеосвященной литургии — будние дни Четыредесятницы, естественно, очень строгие и постные.

Сейчас мы говорим о Великом Четверге; вспомним: в Среду совершалась вечерня с литургией Преждеосвященных даров, потом было повечерие, полунощница, утреня, первый час, о которых мы сейчас говорили, потом третий, шестой и девятый час. От вечерни до девятого часа прошел полный круг церковного дня, а литургии в нем не было. Почему? Потому что литургия в Великий Четверг должна быть на вечерне; церковный день прошел, все службы исчерпаны, а литургии не было. Тогда после девятого часа назначается чин изобразительных, чтобы круг церковного дня не прошел хотя бы без воспоминания о литургии.

Литургия Великого Четверга — это совершенно уникальная служба. Это день установления таинства Евхаристии, поэтому назначен самый торжественный чин, который только может быть — литургия Василия Великого.

Каков порядок этой службы? Естественно, начинается она возгласом Благословенно Царство, но после него следует чтение 103 псалма, потому что сначала нам нужно отслужить вечерню; далее — великая ектенья. Кафизмы, естественно, нет, потому что рядовое чтение Псалтири отменено. И затем следуют воззвахи и стихиры на Господи, воззвах. Стихиры эти повторяют стихиры Великой Среды и снова говорят об Иуде. Надо сказать, что там есть одна-две стихиры о беззаконных иудеях, которые предали Господа на распятие и смерть. И вот один текст как бы объединяет эти две темы, и представляет Иуду достойным порождением «льстивого рода». Там говорится:

«Рождение ехиднов воистинну Иуда, ядших манну в пустыни, и ропщущих на Питателя: еще бо брашну сущу во устех их, клеветаху на Бога неблагодарнии: и сей злочестивый, небесный хлеб во устех носяй, на Спаса предательство содела…»

По тексту этой стихиры, Иуда все-таки причастился: здесь говорится, что у него в устах был «небесный хлеб».

«О нрава несытнаго, и дерзости безчеловечныя! Питающаго продает, и Егоже любляше Владыку, предайте на смерть: воистинну онех сын беззаконый, и с ними пагубу наследова. Но пощади, Господи, души наша от таковаго безчеловечества, Едине в долготерпении неизреченный» (стихира на Господи, воззвах на Славу, и ныне).

Затем прокимен. Прокимны здесь очень яркие, соответствующие богослужению этого дня:

и второй: