Великая среда — день предания на страдания и смерть Господа и Спаса нашего Иисуса Христа.
Ночь на среду Господь провел в Вифании (Мф. 26, 6-17).
Здесь в доме Симона прокаженного в то время, когда в совете первосвященников, книжников и старейшин было уже решено взять Иисуса Христа хитростью и убить Его, — некая жена «грешница» возлила драгоценное миро на главу Спасителя и тем уготовала Его на погребение, как судил Сам Он о ее поступке.
Закончив все вышеприведенные речи ученикам Своим, Господь предрек скорое наступление часа Своих крестных страданий в словах, приводимых только одним Еванг. Матфеем: “весте, яко по двою дню Пасха будет, и Сын Человеческий предан будет на пропятие”. Праздник Пасхи начинался 14 Нисана вечером и в тот год приходился на пятницу (см. Иоан. 19:14): отсюда можно заключить, что слова эти были произнесены во вторник вечером или в среду.
ПАСХА была самым главным и торжественным праздником у евреев. Праздновалась она в память чудесного избавления от еврейского “пейсах”, что значит: “прохождение”, “пощада” в память того момента, когда Ангел, погублявший египетских первенцев, видя кровь закланного агнца на дверных косяках и перекладинах еврейских домов, проходил мимо и таким образом щадил первенцев еврейских (Исх. гл. 12). В соединении с праздником опресноков, который начинался на второй день Пасхи, Пасха праздновалась 8 дней — с вечера 14-го по 21-е число месяца Нисана, соответствующего концу нашего марта месяца и началу апреля. В 10-й день Нисана отцы семейств должны были избрать по агнцу однолетнему, без порока, который и закалался в 14-й день, во дворе святилища, по надлежащем приготовлении, а затем испекался.
В память первоначального окропления кровью его косяков и порогов, впоследствии при праздновании Пасхи кровью закланного агнца кропили жертвенник, почему агнец и закалался при скинии, а потом при храме. Приготовленного агнца ели всего сполна, не оставляя ни костей, ни жил и т. п. с пресным хлебом и горькими травами. Это вкушение начиналось тотчас по захождении солнца вечером 14 Нисана. Прежде всего приступали к чаше, наполненной вином, разбавленным водой: воздав хвалу Богу, глава семейства пил из нее, а за ним по очереди все присутствующие: это называлось “первая чаша”. После сего умывали руки, благодаря Бога. Затем начинали понемногу вкушать агнца пасхального, с пресным хлебом, горькими травами и родом густого соуса из фиников, смокв, винограда и уксуса, произнося славословие, после чего блюда уносились и снова поставлялась чаша с вином и водой. Блюда уносились, чтобы возбудить любопытство детей и на расспросы их рассказать историю праздника (Исх. 12:26-27).
Глава семейства рассказывал историю еврейского рабства в Египте, избавление от него и установления в память этого праздника Пасхи. Когда снова вносились блюда, он произносил: “это — Пасха, которую мы вкушаем в память того, что Господь пощадил домы наши в Египте”; возвышая пресные хлебы и горькие травы, он объяснял, что первые напоминают поспешность бегства евреев из Египта, а последние — горечь египетского рабства. Засим пели первую часть так называемой аллилуйи, именно псалмы 110-114, произносили краткую молитву и снова пили вино из чаши, что называлось “вторая чаша”. Затем опять умывали руки и снова вкушали агнца, травы и хлеб: от агнца ничего не должно было оставаться до следующего дня. Опять умывали руки и пили третью чашу, называвшуюся “чашей благословения”, так как испивая ее, глава семейства в особенной молитве благословлял Бога за Его особенную благодать. В заключение испивали четвертую чашу, называемую “галлел”, так как вслед за ней воспевали вторую часть аллилуйи, т.е. псалмы 115-118. Эта пасхальная вечеря, по общему убеждению литургистов, легла в основу чина нашей христианской Евхаристии — таинства Причащения.
Слова: “Предан будет на пропятие” указывают на Божественную прозорливость Господа. Он знал день Своей смерти, хотя сами враги Его говорили: “но не в праздник, да не молва будет в людех”.
Все три синоптика передают потом о совещании, какое было у первосвященников и старейшин иудейских о погублении Иисуса. Боясь возмущения народа, который мог вступиться за Господа, они решили взять Его хитростью, тихонько от народа и по миновании праздника. Найдя предателя, они, одержимые неистовой злобой, не стали ждать окончания праздника. Св. Матфей говорит, что это совещание было в доме первосвященника, глаголемаго Каиафы, именно во дворе. Дворы на Востоке, находившиеся внутри здания, нередко служили местами собраний. Собственное имя Каиафы было Иосиф, а Каиафа было прозвище или фамилия. Он был зятем прежнего, смененного римским проконсулом первосвященника Анны, или Анана.
Далее первые два Евангелиста св. Матфей и св. Марк повествуют о помазании Господа миром некоей женой в дому Симона прокаженного. Это помазание церковное предание отличает от того помазания, которое было совершено Марией, сестрой воскрешенного Лазаря, за шесть дней до Пасхи и еще до входа Господа в Иерусалим. Этот Симон прокаженный называется так потому, что, по-видимому, был исцелен Господом от проказы. По церковному же преданию, запечатленному очень умилительно в богослужебном последовании Великой Среды, жена, приступившая ко Господу с тем, чтобы помазать его драгоценным миром, была кающейся грешницей.
Она принесла миро в алавастровом сосуде. Миро представляло собой благовонную жидкость из масл и пахучих веществ, обыкновенно — из лучшего оливкового масла в соединении с благовонными смолистыми веществами вроде нарда или смирны и разных цветов. Алавастр это род мрамора, замечательного своей легкостью, прозрачностью и красотой. Из него приготовлялись разные вазы, урны, курильницы и сосуды для хранения ароматических веществ. Помазание миром на Востоке употреблялось не только в смысле высшего значения, как при помазании царей и первосвященников, а и в обыденной жизни людьми богатыми и знатными, ради удовольствия. Помазывали обыкновенно волосы на голове, лоб, лицо, бороду, одежду (Пс. 22:5; 132:2; Еккл. 9:8 и др.), а в знак выражения особого почтения кому-либо — ноги.
“Ученицы Его негодоваша, глаголюще: чесо ради гибель сия бысть?” — не зная мыслей и чувств глубочайшего благоговения жены-грешницы, ученики осудили ее поступок, зная, что Учитель их не терпел роскоши и выше всего ставил дела милосердия и благотворения. Но они в этом случае ошиблись. Господь оправдал ее поступок, как происходивший от теплой веры и сердечного сокрушения. “Нищих всегда имеете с собой”, и, след., всегда можете творить им добро: “Мене же не всегда имате” — это прикровенное указание на близость Своей смерти. Кроме того, этому действию Господь дает и еще особое символическое значение: “возлиявши бо сия миро сие на тело Мое, на погребение Мя сотвори” — ибо в древности был обычай умащать тела мертвых благовониями. В награду за ее поступок Господь предрек ей всегдашнюю память об ее поступке между христианами, что мы и видим, ибо повествование об этом не только записано в Евангелии, но включено и в наше богослужение: в последовании Великой Среды Церковь прославляет поступок этой жены, проводя как бы параллель по контрасту между ним и предательством Иуды, совершенным в тот же день, сразу после этого.
“Тогда шед един от обоюнадесяте, глаголемый Иуда Искариотский, ко архиереом, рече: что ми хощете дати, и аз вам предам Его?” — “Тогда”: этим словом выражается не столько последовательность событий, сколько их внутренняя логическая связь. Иуда ожидал от Господа Иисуса Христа земных благ, мирского богатства и владычества: его корыстолюбие теряло терпение, видя полную нестяжательность Учителя: он начал сам вознаграждать себя из ковчежца, тайно присваивая себе вметаемые в него пожертвования, по свидетельству Евангелиста Иоанна (Иоан. 12:6). Случай в доме Симона прокаженного окончательно дал ему понять, что он напрасно ждет обогащения от Учителя добровольной нищеты и самоуничижения.
Досада на Господа, обманувшего, как ему казалось, его надежды, и желание использовать хоть какой-нибудь случай к наживе, сделали его предателем. Уже зная о решении синедриона схватить Господа, он сам пошел к первосвященникам, чтобы предложить им за деньги свои услуги — предать им Господа без народа, в уединенном месте. “Что ми хощете дати?…” — эти слова указывают на его досаду и злобу против своего Учителя, которого он решил во всяком случае предать, не споря о цене. Поэтому ему и назначают в общем совсем ничтожную сумму — цену беглого раба — “тридесять сребреник”, т.е. тридцать серебрянных, так называемых “священных сиклей”, в каждом из которых было всего по 80 копеек приблизительно, а всего, следовательно, около 24 рублей серебром. Такую цену положили, по-видимому, чтобы показать все свое презрение к Господу Иисусу Христу, и в расчете на скупость и сребролюбие предателя, который не станет торговаться. И Иуда действительно оказался сговорчивым, не требовал большего, и “оттоле искаше удобна времене, да Его предаст”, Удобного случая, т.е. такого, когда можно будет схватить Иисуса наедине, без обычно окружавшего Его народа. Назначением такой цены исполнилось пророчество Захарии в 11:12-13 о 30 сребренниках, коими неблагодарный народ оценил отеческое попечение о нем Иеговы.
Архиеп. Аверкий Таушев.
Здесь же, в противоположность бескорыстному поступку жены «грешницы», родилось в неблагодарной душе Иуды, одного из двенадцати учеников Спасителя, преступное намерение предать беззаконному совету своего Учителя и Господа. Поэтому в церковной службе Великой среды прославляется жена «грешница» и порицается и проклинается сребролюбие и предательство Иуды.
Святитель Иоанн Златоуст
Иуда протянул руки к беззаконным; та искала оставления грехов, а этот взял сребренники. Грешница принесла миро для помазания Господа; ученик соглашался с беззаконными. Она радовалась, тратя миро многоценное; этот заботился продать Неоценимого. Она Владыку познавала, а этот от Владыки удалялся. Она освобождалась от греха, а этот делался пленником его.
В то время, как все прочие жены приходили только за получением исцеления телесного, она (грешница) пришла исключительно за тем, чтобы воздать честь Иисусу, и получить душевное исцеление. Она не имела никакого повреждения в теле, и потому особенно всякий должен ей удивляться. И не как к простому человеку подходит она к Иисусу, — иначе не отерла бы своими власами ног Его, — но как к такому лицу, которое выше человека. Поэтому и принесла к ногам Христовым главу свою, часть тела, которая драгоценнее всего тела…
Они (ученики) слышали, как Иисус говорил: милости хочу, а не жертвы, и порицал иудеев за то, что они оставляли важнейшее — суд и милость и веру, как на горе разсуждал с ними о милостыне, и из всего этого выводили заключение и разсуждали друг с другом: если не допускает всесожжений и древнего богослужения, то тем менее допустит помазание елеем. Но так думали ученики, Иисус же, видя мысли жены попускает ей приблизиться. И, так как благоговение ее было велико и усердие невыразимо, то Он, по величайшему снисхождению Своему, позволил ей излить миро на главу Свою. Если Он не отказался соделаться человеком, был носим во чреве, питался млеком, то чему удивляться, если и этого не отвергает? Как Отец Его принимал курение и дым, так и Он принял блудницу, одобряя, как я прежде сказал, ее расположение…
Умолчано о подвигах бесчисленных царей и полководцев, которых памятники еще сохранияются; неизвестны ни по слуху, ни по имени те, которые построили города, соорудили стены, одержали победы на войнах, воздвигли трофеи, покорили многие народы, хотя они и поставили статуи и издали законы; но то, что жена блудница излила елей в доме некоторого прокаженного в присутствии десяти мужей, все воспевают во вселенной. Прошло столько времени, а память об этом событии не истребилась; и персы, и индийцы, и скифы, и фракияне, сарматы, и племя мавров, и жители Британских островов повествуют о том, что сделала жена блудница в Иудее — тайно, в доме. Велико человеколюбие Господа! Он принимает блудницу, блудницу лобызающую ноги, возливающую елей и отирающую власами, принимает и упрекает тех, которые обвиняют ее…
Иуда не тронулся этим и не убоялся, когда услышал, что Евангелие будет проповедано повсюду (а сказанное заключало в себе не выразимую силу); тогда как жены, и жены блудницы, оказывали такую честь Иисусу, он совершал диавольское дело… Вот какое великое зло сребролюбие! Оно именно сделало Иуду и святотатцем, и предателем. Услыште все сребролюбцы, страждущие болезнию Иуды, — услыште и берегитесь этой страсти. Если тот, кто находился со Христом, творил чудеса, пользовался таким учением, низвергся в такую бездну от того, что не был свободен от этой болезни, то тем более вы, не слышавшие даже Писания и всегда прилепляющиеся к настоящему, удобно можете быть уловлены этою страстию, если не будете прилагать непристанного попечения. Иуда ежедневно находился с Тем, Кто не имел, где главы преклонить, ежедневно был научаем делами и словами тому, что не должно иметь ни золота, ни сребра, ни двух одежд, — и при всем том не вразумился. Как же ты надеешья избежать этой болезни, когда не употребляешь сильного врачевания и не прилагаешь сильного старания?
Ужасен, по истине ужасен этот зверь. Впрочем, если захочешь, легко победишь его. Это не есть похоть врожденная, как то доказывают освободившиеся от нее. Естественные влечения всем общи; а эта похоть происходит от одного нерадения; от него рождается, от него возрастает, и когда уловит пристрастных к ней, заставляет их жить противоестественно. В самом деле, когда они не признают единоплеменников, друзей, братьев, сродников, словом — всех, а с ними вместе не знают и самих себя, то не значит ли это жить противоестественно? Отсюда ясно, что противоестественна и злоба, и болезнь сребролюбия, подвергшись которой, Иуда сделался предателем. Как же он сделался предателем, спросишь ты, когда призван Христом? Бог, призывая к Себе людей, не налагает необходимости, и не делает насилия воле тех, которые не желают избрать добродетели; но увещевает, подает советы, — все делает и всячески старается, чтобы побудить их сделаться добрыми; если же некоторые противятся этому, Он не принуждает. Если ты хочешь узнать, отчего Иуда сделался таким, то найдешь, что он погиб от сребролюбия.
Отчего же, спросишь, он уловлен этою страстию? Отого, что был безпечен. От безпечности происходят такие перемены, тогда как от ревности происходят перемены противоположные…
Все это сказано мною для того, чтобы показать, что если мы будем бодрствовать, то никто не может сделать нам вреда, и что не от бедности, а от нас самих бывает нам вред. Поэтому умоляю вас всеми силами истреблять болезнь сребролюбия, чтобы нам и здесь сделаться богатыми, и насладиться вечными благами, которых да сподобимся все мы благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь.
«Егда грешная, — воспевает в этот день Святая Церковь, — приношаше миро, тогда ученик соглашашеся пребеззаконным; овая убо радовашеся, истощающи миро многоценное: сей же тщашеся продати Безценнаго; сия Владыку познаваше, а сей от Владыки разлучашеся; сия свобождашася, а Иуда раб бываше врагу»; «о Иудина окаянства, от негоже избави. Боже, души наша».
Тропарь — см. Великий понедельник.
Кондак, глас 4-й:
Паче блудницы, Блаже, беззаконновав, слез тучи никакоже Тебе принесох: но молчанием моляся, припадаю Ти, любовию облобызая пречистеи Твои нозе: яко да оставление мне, яко Владыка, подаси долгов, зовущу Ти, Спасе: от скверных дел моих избави мя.