О том, как встретить Пасху без сожаления, что подготовился не так, как хотелось, о том, какие внутренние упражнения во время Великого Поста могут помочь в этом — в беседе протоиерея Андрея Лоргуса, ректора Института христианской психологии, которая прошла в культурном центре «Покровские ворота».
Протоиерей Андрей Лоргус
Когда наступает Пасха, иногда возникает сожаление и горечь, что к этому Празднику подготовился не так, как хотелось бы. И именно в пасхальную ночь или, может быть, в первые пасхальные дни, становится ясно, чего не хватает. Но за год, к началу следующего поста, это забывается
На оставшиеся недели Поста нужно попытаться посмотреть, как на возможность сделать что-то для себя, чтобы пасхальные праздники действительно были исполнены того глубокого чувства, которое соответствовало бы смыслу Пасхи.
Для этого есть несколько возможностей. В том числе, — метод рассмотрения богослужебных текстов.
Пасхальное Слово святителя Иоанна Златоуста читается в конце пасхальной утрени, то есть ночью перед началом Литургии. Это очень торжественное Слово. Ничего подобного я не встречал в богослужебных текстах, за исключением, может быть, хвалебного гимна святителя Амвросия Медиоланского. Это не просто слово, а — некая поэма. Краткая, очень лаконичная, очень красивая.
Аще кто благочестив и боголюбив, да насладится сего добраго и светлаго торжества.
Аще кто раб благоразумный, да внидет, радуяся, в радость Господа своего.
Аще кто потрудися постяся, да восприимет ныне динарий.
Аще кто от перваго часа делал есть, да приимет днесь праведный долг.
Аще кто по третием часе прииде, благодаря да празднует.
Аще кто по шестом часе достиже, ничтоже да сумнится; ибо ничим отщетевается.
Аще кто лишися и девятаго часа, да приступит, ничтоже сумняся, ничтоже бояся.
Аще кто точию достиже и во единонадесятый час, да не устрашится замедления: любочестив бо Сый Владыка, приемлет последняго, якоже и перваго: упокоевает в единонадесятый час пришедшаго, якоже делавшаго от перваго часа; и последняго милует, и первому угождает, и оному дает, и сему дарствует; и дела приемлет, и намерение целует; и деяние почитает, и предложение хвалит.
Темже убо внидите вси в радость Господа своего: и первии, и втории, мзду приимите.
Богатии и убозии, друг со другом ликуйте.
Воздержницы и ленивии, день почтите.
Постившиися и не постившиися, возвеселитеся днесь.
Трапеза исполнена, насладитеся вси.
Телец упитанный, никтоже да изыдет алчай; вси насладитеся пира веры; вси восприимите богатство благости.
Никтоже да рыдает убожества: явися бо общее Царство.
Никтоже да плачет прегрешений, прощение бо от гроба возсия.
Никтоже да убоится смерти, свободи бо нас Спасова смерть.
Угаси ю, Иже от нея держимый.
Плени ада, Сошедый во ад.
Огорчи ада, вкусивша плоти Его.
И сие предприемый Исаиа возопи: ад, глаголет, огорчися, срет Тя доле.
Огорчися, ибо упразднися.
Огорчися, ибо поруган бысть.
Огорчися, ибо умертвися.
Огорчися, ибо низложися.
Огорчися, ибо связася.
Прият тело, и Богу приразися.
Прият землю и срете небо.
Прият, еже видяше, и впаде во еже не видяше.
Где твое, смерте, жало?
Где твоя, аде, победа?
Воскресе Христос, и ты низверглся еси.
Воскресе Христос, и падоша демони.
Воскресе Христос, и радуются Ангели.
Воскресе Христос, и жизнь жительствует.
Воскресе Христос, и мертвый ни един во гробе.
Христос бо, востав от мертвых, Начаток усопших бысть.
Тому слава и держава во веки веков. Аминь
Здесь нельзя отказаться ни от одного слова, настолько это сочинение святого Иоанна Златоуста лаконично, ценно и цельно во всех отношениях.
Удивительно выражение «жизнь жительствует». Казалось бы, это такое повторение, параллелизм, как его называют в церковной поэтике. То есть жизнь торжествует свою жизнь, и по-славянски это выглядит как некое ликование жизни, как победа жизни над смертью, по-настоящему пасхальная радость. В русском языке это звучит гораздо скромнее. «Жизнь жительствует» переводится как «жизнь вступает в свои права».
Слово «жительствует» в греческом языке означает у нас, как мне объяснила Ольга Александровна Седакова, означает «гражданствует», то есть вступает в свои права. Жительствует, то есть прописана. Жизнь прописана отныне в жизни. Конечно, перед нами параллелизм, но это же — поэтика, поэма, пасхальный гимн. В этом переизбытке — «жизнь жительствует» — в повторении корня «жизнь», мне видится какой-то сгусток энергии, пасхальной энергии, которая человека возвращает к своему естеству, к глубине своей живой души, которая бессмертна.
И это, может быть, самый важный пасхальный догмат, догмат о жизни, догмат о Божественном даре. Который Бог дарует безусловно. В Пасхальном Слове это очень заметно — безусловность божественного дара.
Ведь, действительно: «Последнего милует и первому угождает. И оному дает, и сему дарствует, и дела приемлет, и намерение целует, и деяния почитает, и предложения хвалит». То есть и первые, и вторые все мзду примите.
«Трапеза исполнена, насладитеся вси веры. Телец упитанный, никтоже да изыдет голодный; вси насладимся пира веры». «Никто же плачет прегрешений» — иными словами «любочестив бо Сый Владыка» каждого человека и постившегося, и ленивого принимает.
Не завидуй!
«И воздержницы и ленивии, день почтите. Постившийся и не постившийся», — неужели из Слова следует, что поститься не нужно? Ведь все равно Господь одарит пасхальным торжеством, все равно Господь одарит тельцом упитанным и воздержницев, и ленивых.
Здесь возникает соблазн осудить другого, как он возникает в притче о блудном сыне (Лк. 15, 11-32), где старший сын осуждает младшего. Он говорит отцу: «Ну, как же так?! Я ведь тружусь, а младший брат все свою часть имения, свою долю, то, что ты зарабатывал, отец, трудом, все проиграл, истратил, ничего не создал. А вот я все тружусь, и я все делаю».
Такой же соблазн возникает и в притче о винградарях, призванных в разное время. (Мф. 20: 1-16) Хозяин одинаково платит и тем, кто пришел в первый час, и в одиннадцатый. В своем Слове святой Иоанн Златоуст делает перифраз притчи, говоря, что Пасхальная радость — для всех, и для того, кто пришел и в первый час, и тот, кто пришел и во второй час, и в последний час — для всех.
Это Пасхальное Слово отвечает на одно из тяжелейших искушений — на зависть.
Искушение работников-виноградарей заключается в том, чтобы сравнить, кто больше сделал. Понятно, что больше сделали те, кто пришли в первый час. И — не соизмеримо меньше с ними те, кто пришли в одиннадцатый час. А плата одна. Справедливо? Нет.
Получается, что это нарушение справедливости. И оно дорогого стоит.
Когда на Пасху те, кто постились тщательно, видят в храме того, кто пришел, может быть, только сегодня подумав: «Не зайти ли мне в храм? Ночью Пасха будет, пойду и я схожу». И вдруг ему говорят: «Тебе столько же, как всем, столько же пасхальной радости, потому что Господь и тебя освободил от смерти». И он ликует и радуется, ведь и не ждал такого дара. Ему, собственно говоря, и нечего было ждать — он совершенно не потрудился, ничего не сделал. И он счастлив, он вошел в радость Господа своего. Но те, которые вокруг, которые строго постились все 7 недель, смотрят на него как минимум в растерянности: «Как же так? Мы-то трудились, мы постились — и нам та же самая плата?»
Это искушение — сравнивать себя с другими. Отсюда и зависть. Так что во время поста хорошо поставить себе цель поучиться не сравнивать, как одну из первых посильных, одну из самых малых добродетелей Великого Поста.
Не сравнивать себя с другими, ни других с собою. Не сравнивать себя по отношению правил и канонов, не сравнивать себя по отношению прошлого года или по отношению к тому, что другие говорили. Потому что сравнение лежит в основе всякой оценки, всякой зависти, всякого осуждения.
Мы сравниваем себя с детства — так нас научили. Это социальный навык. Мы сравниваем свои способности, свой рост, свой вес, толщину, ужину, мы сравниваем красоту или, наоборот, уродство. Мы все время сравниваем друг друга. Нас этому учат родители, нас этому учат в школе. Это достижение нашей культуры, это стереотип нашего поведения. К сожалению, — стереотип нашего мышления.
Как только мы сравниваем, мы сразу обнаруживаем разницу в поведении, в природе, в каких-то качествах себя и других. Себя и каких-то идеалов, себя и каких-то канонов, себя и, может быть, чьих-то требований. И эти сравнения становятся источником нашего дискомфорта. Либо мы видим, что мы больше, шире, выше, богаче, красивее, ниже, слабее, глупее, менее талантливы… И отсюда начинается масса всевозможных неприятностей.
И, в том числе, распространяется на переживание пасхальной радости. Поэтому так важно в пост — учиться не сравнивать. Вообще, не пытаться приложить какие-то сравнительные мерки к себе и другим. Бороться с этим навыком очень сложно, но, на самом деле, гораздо легче, чем с осуждением.
Ведь в основе осуждения лежит, как раз, навык сравнивать. Этот навык сравнивать ведет к другому, более серьезному и более коварному навыку — это навык оценивать, потому что, если мы себя сравниваем с кем-то, то мы себя и оцениваем с кем-то, по сравнению с чем-то или по сравнению с кем-то.
«Плохой» и «хороший»
Оценки мы тащим с собой из детства. Они очень примитивны и очень злы, очень коварны. Например, самая страшная оценка, которой нас в детстве научили, это «плохой» и «хороший». Это чудовищные оценки, потому что они совершенно детские, и во взрослом мире неприменимы, боле того, они кощунственны, потому что ни плохих, ни хороших людей не бывает. Все люди — все живые, все совершают ошибки, все наследуют грех, все совершают грехи. Нет безгрешных, кроме Одного — Спасителя нашего, Христа. Но и к Нему оценка «хороший» тоже не подходит, потому что Он Бог. Здесь применимы совершенно другие категории. И они носят в богослужебном языке другие оттенки, другие смыслы.
Оценка «плохой» — «хороший» ужасна, она нам всегда вредит. И тем более не нужна нам, взрослым людям по отношению к другим.
По отношению к вещам — тем более, потому что вещи, которые мы используем, которые окружают нас, они не плохие и не хорошие, они просто есть или их нет.
Еще одна оценка — способный или неспособный, талантливый или неталантливый. Из евангельской притчи о талантах (Мф, 25:14-30) мы помним, что там ни одного неталантливого не было. Там все были с талантами, с серебром. У кого-то было десять, у кого-то один талант, но все были одарены. Поэтому не может быть человека неталантливого. Не может быть человека неспособного.
Мы можем просмотреть многие свои оценочные суждения, которые являются социальным навыком, которому мы обучены в детстве и в семье, и увидим его погибельность. Потому что, когда мы оцениваем себя, оцениваем других, мы как бы ставим клеймо на человеке или на своих способностях, или на своей душе. И это нам мешает.
Если мы сравниваем себя и оцениваем себя по отношению к другим, то тогда чувствуем превосходство, высокомерие, гордость, и это — погибель, не вписывающаяся в пасхальное торжество.
Если же результатом сравнения является наше унижение, умаление, а оценка, которую в результате этого мы должны себе дать, будет для нас уничижительной, обидной, то тогда мы теряем покой. Какая там радость, когда человек думает, что хуже постился Ивана Ивановича или хуже приготовился, чем Иван Никифорович. И тогда все испорчено, тогда никакой пасхальной радости.
Так вот, вторая добродетель, которую можно воспитать в себе Постом, — это привычка не оценивать.
Не осуждать. Эта заповедь сказана Господом в Евангелии очень четко и очень пронзительно, когда Он говорит о том, что «не судите, и не судимы будете» (Мф. 7,1) и прощайте «до седмижды семидесяти семи раз» (Мф 18, 22).
К осуждению ведут два социальных навыка — сравнение и оценка. Как только мы кого-то оценили, мы тем самым на него ярлык повесили, мы тем самым его готовы осудить и осуждаем. Это происходит буквально автоматически. Если мы научимся не сравнивать, может быть, это нам поможет и не оценивать так быстро, как бы рефлекторно, как бы даже, не задумываясь, по привычке. А, если мы не будем оценивать, может быть, мы сможем и не осудить лишний раз.
Иными словами, я предлагаю некоторую деятельную внутреннюю духовную программу для Великого Поста, которая состоит из нескольких «не»: не сравнивать, не оценивать, не требовать, не суетиться. Можно продолжить этот ряд «не», но речь о коротких, простых, совсем не тех, которые требует Евангелие. Потому что там — уже большая высота, более трудная.
Начинать нужно с простых упражнений в добродетели.
Первые два «не» могут помочь нам научиться не осуждать. Потому что, если мы не оценили и не сравнили, может быть, осуждения и не будет. Тогда мы, может быть, на Пасху не будем никого оценивать, кто сколько постился. Кто пришел в первый час, а кто пришел в одиннадцатый. И тогда, быть может, Слово святого Иоанна Златоуста станет нам совершенно понятно.
И сердце примет его, согласится, и скажет: «Конечно, пусть получает и тот, кто пришел только что. Пусть получает, потому что я не знаю, кто сделал больше — я или он. Я не знаю, я не мерил, я не оценивал. И у меня нет никакого основания судить». Суждение от осуждения — очень близко. А оценка — это суждение. Любой взгляд на человека — это уже суждение, если мы этот взгляд превращаем в некоторую сентенцию. «Вон, идет человек, который…» — это уже суждение.
Как удержаться на границе, чтобы не осудить? На Пасху мы выходим Крестным ходом, идем вокруг храма, а то еще идем вокруг целого квартала. , Какие чувства испытывают верующие, которые идут с хоругвями, с фонарем, со свечками, по сравнению с теми, кто пришел просто смотреть на этих чудаков, христиан: кто с бутылкой пива, кто с сигаретой. Какой ярлык мы им уже в уме про себя приклеили? Какое суждение им вынесли? Слово Златоустово здесь, в нашем осуждающем сердце, не уляжется. Оно просто на этой каменистой почве не сможет ужиться.
Навык не требовать
Эти простые добродетели, мне кажется, посильны: навык не сравнивать, навык не оценивать. Еще один навык — не требовать. Требования — это жесткий императив, который мы обращаем и к себе, и к другим. И, конечно, Великий Пост — это время, когда мы очень требовательны, прежде всего, к себе. Так должно быть. Вот есть дисциплина поста. Церковь предлагает нам определенные духовные упражнения.
Мы же и от себя требуем, и от других.
Что такое требование в своей психологической сути? Достаточно жесткий, агрессивный поступок, потому что он энергичен, требует акта воли. Для того чтобы требовать у себя, мы тратим половину того, что мы могли бы использовать для дела. Но, что испытывает тот человек, от которого требуют? Когда мы говорим ребенку: «Ты должен учиться!» — ребенок испытывает страх, испуг, потому что от него требуют.
И кто требует? Старший. Для ребенка взрослый — это всегда сильный, всемогущий. По мере роста ребенка всемогущество убывает в обратной последовательности. Но, тем не менее, для ребенка взрослый — это тот, кто всегда сильнее его, опытнее, социально значимее, интеллектуально значимее, эмоционально значимее. Ребенок всегда в нижнем иерархическом положении. Когда от него взрослый требует чего-то, сердце ребенка сжимается.
Примерно то же мы чувствуем, когда требуем чего-то от себя. «Всё! — Говорим мы себе. — В первую седмицу Поста буду поститься строго». И сразу внутри ощущаем некий холодок, всё сжалось, как-то сразу поскучнело. Для большинства людей требования к себе, уставные требования — воспринимаются очень жестко.
Требование — это очень сильное оружие. По отношению к себе, конечно, мы можем требовать, хотя я не очень уверен, что это полезно в больших количествах. Потребовать от себя чего-нибудь немного, чего-нибудь малого, пока нет навыка, пока нет привычки к волевому усилию, — это другое дело.
А вот требовать от других… Нам кажется, что правила общежития, мораль, нравственные правила, правила церковные, евангельские — они все время предусматривают какие-то обязанности, чувство долга. Они предусматривают определенную последовательность поступков, которые человек должен совершить. И вот это «должен» ломает все наши отношения. Потому что, если человек знает, что, допустим, его жена или его сестра, или его дети «должны» сделать нечто, то мы начинаем от них это требовать. Если они это не сделают, тогда как минимум, мы их оценим. А там, где оценка — и осуждение. Требования очень портят наши отношения с другими.
Естественно, у нас есть обязанности. И сознание своих обязанностей — это мера нашей взрослости. Сознание своей ответственности — это уже зрелость.
Требовать от другого иногда действительно нужно. Начальник должен порой требовать от подчиненного, родители должны требовать от детей. Но здесь важно соблюдать меру и здравый смысл необходимости и делать это нечасто.
Все-таки стоит Великим постом потренироваться не требовать от других. Ожидать можно, просить, но не требовать.
Что произойдет, если мы не будем требовать? Во-первых, мы не будем тратить так много сил на справедливость, на восстановление должного. Но мы откроем для себя другое измерение — измерение возможного. Потому что должное висит над ними, как тяжелый камень. А возможное открывается перед нами как путь, как дорога. Для духовной жизни более подходящая метафора.
Способность обнять всех, кто рядом
Нужно ли требовать от себя? Наверное, в какие-то моменты нужно, но увлекаться этим не стоит.
Вполне посильно отказаться от привычки требовать хотя бы на время Великого Поста. Великий Пост — это возможность, чтобы что-то изменить в своих отношениях. Если я не требую, то и не буду ожидать того, что хочу получить. А, если не буду ожидать, тогда и не буду оценивать человека — выполнил он мое требование или нет. Если у меня нет требований, тогда у меня нет таких жестких ожиданий. Тогда, если и выполнит что-то, то я буду воспринимать это как подарок. Потому что я этого не требовал, и даже не ожидал.
И тогда те, кто не выполняют требований, законов, канонов, те, которые не постятся, которые не соблюдают, тогда они будут восприниматься так же, как те, которые постятся и все соблюдают. Это, как раз, то, о чем пишет Златоуст в своем Пасхальном Слове. Может быть, упражнение «не требовать от других» поможет нам достичь к Пасхе необходимого мирного настроения.
Вспомним пасхальные стихиры: «Радостно друг друга обнимем». Это выражение пасхальной радости — целовать и обнимать друг друга. Что нам мешает это сделать? Осуждение. Требования. Не прощенные обиды и так далее.
Так что к пасхальной радости нужно готовиться в недели Великого Поста.
Думаю, что одно из измерений великой пасхальной радости — это как раз способность обнять всех, кто в этот момент рядом. Не вообще все человечество, а тех, кто рядом, невзирая на их готовность, невзирая на их усердие, невзирая на их благочестие или богомольность. Если мне что-то мешает обнять этого человека с любовью и радостью, значит, у меня есть осуждение, какие-то претензии и требования к людям.
Может быть, даже эти требования чисто внешние. Почему женщины приходят в храм в брюках?! Почему вот эти люди не приходили Постом?
Не суетиться
Еще одно упражнение, которое я предлагаю — не суетиться. Не торопиться. Не торопиться и не ожидать, потому что суета состоит в ожиданиях того, что должно произойти.
Мы любим контролировать свою жизнь, составляем планы и хотим, чтобы каждое построенное нами задание выполнялось в срок. Иногда наше раздражение, которое возникает от того, что что-то вовремя, в срок не состоялось, достигает даже ненависти, даже какого-то психоза. Будет гораздо легче, если мы не будем суетиться, торопиться, не будем постоянно ожидать, что все должно быть в срок — может быть, автобус пришел не в срок, электричка опоздала, в метро задержка какая-нибудь или на работе что-то.
Когда мы не в ладах со временем, то наше внутреннее состояние похоже на льдинки, плывущие по воде, каждая плывет по своей траектории. Мы теряем цельность. Естественно, теряя цельность, мы теряем и радость. Суета вообще вредит человеку. Но суета Великим Постом вредит не самому Посту, она вредит Пасхе, пасхальному торжеству и пасхальной радости.
Так что еще одно упражнение Великого Поста — не суетиться, не торопиться. Насколько это реально для делового человека, для работающего человека? Я не предлагаю опаздывать на работу. Я не предлагаю манкировать своими служебными обязанностями, нет. Конечно, все надо выполнять по возможности. Я не предлагаю отлынивать от домашних дел, которых постом тоже бывает немало, а уж, тем более, перед Пасхой.
Что значит не суетиться? Значит ли это замедлить действия? Нет. Это какое-то другое качество.
Есть понятие в христианстве — целомудрие. Целомудрие иногда связывают с сексуальной невинностью. На самом деле целомудрие нечто более сложное и более объемное. Это такое особое состояние души человека, который не растратил свою целостность, и в этой целостности сохранил или приобрел мудрость. Целомудрие — это добродетель целостности личности. У нас традиционно понимается целомудрие, которое можно потерять после первой брачной ночи.
А в церковном смысле целомудрие как раз созидается, а не теряется. Потому что это целостность, которая выстраивается. Это все равно, как собрать узор, как собрать целостный пазл. Так человек собирает свою личность, собирает свою душу. Поэтому целомудрие — это стяжаемый навык, а не даруемый.
Суета не дает формироваться целомудрию, мешает нашей целостности. Суета приводит к раздробленности, к рассеченности и лишает нас всякой возможности ощущать себя целиком, всесторонне.
А чувство целостности как раз нам в Пасху особенно нужно. Потому что Пасха — это важнейшая точка и всего годового круга, и, вообще, важнейшая точка всей церковной догматики.
Напрасные страхи
С чего начинается христианство? Оно начинается с Воскресения Христова. Если бы не догмат о телесном Воскресении Христовом, то тогда апостолы так бы и остались в недрах ветхозаветной церкви. И первоначально так и было. Они себя воспринимали как часть церкви той, ветхозаветной. Они приходили в Иерусалим, приносили жертвы, как полагалось по закону, совершали омовения, пели, читали псалмы и так далее. Они не ощущали себя отделенными. Это произошло постепенно, когда они стали осознавать, что главное в их вере теперь уже не совместимо с тем, что исповедуют фарисеи, саддукеи, иудеи. Главное теперь в их вере — это Воскресение Христово.
Почему апостол Павел и обращается к евреям, говоря им : «Если Христос не воскрес, то тщетна ваша вера». Полагая Воскресение Христово как главный догмат.
Мы в Пасхальном Торжестве исповедуем этот главный догмат. Он говорит о том, что мы не умрем, что смерти больше нет, и что нам нечего ее бояться, потому что она лишь только эпизод в нашей жизни. Есть жизнь. Потом эпизод смерти. Потом опять жизнь. А потом еще воскресение телесное. Никакой смерти, как катастрофы, как конца, как уничтожения, как ничто — больше нет.
Все наши страхи, в конечном итоге, сходятся и основаны на страхе смерти. Самый тяжкий груз, самая страшная страсть нашей души — это страх смерти, страх небытия, страх исчезновения и обессмысливания всего того, что мы любим, ценим. Если мы перестаем смерти бояться, то изменяется весь фон нашей внутренней жизни: фон самоощущения, самовосприятия, восприятия окружающего мира, людей, событий. Потому что ни одно из них, в принципе, не ведет к самому худшему, то есть к смерти. Потому что смерти нет, она побеждена. Никакое угрожающее нам событие не угрожает нам по-настоящему.
Тогда что нам остается? Как Давид — «скакаху и плясаху», потому что эта пасхальная радость вызывает у нас только одно — мы освобождаемся от собственной тяжести. Мы освобождаемся от привязанностей к земле, от страха смерти. Избавившись от тяжести страха смерти, мы невольно подпрыгиваем вверх, как подпрыгивает воздушный шар, когда у него обрывается ниточка, за которую он привязан к земле. Вот это Пасха. Если мы не подпрыгиваем на Пасху к Небесам, значит, чего-то нас еще увязывает, держит. И это может быть, как раз, и суета, может быть, и осуждение, может быть, и нелюбовь, и ненависть к кому-то.
Много ли можем сделать Великим Постом, чтобы этот пасхальный смысл в себе удержать? Очень много. Но у каждого мера своя. Я предлагаю малые шаги, простые упражнения: не суетиться, не требовать, не торопиться.
Здесь и сейчас
Когда начинается пост, иногда приходит мысль: «Да, длинный пост! Скорей бы уж Пасха, скорей бы эти 7 недель прошли». А иногда мы говорим: «Боже мой, как быстро бежит время». Чего же мы хотим? Мы хотим, чтобы оно быстро шло или, чтобы оно медленно шло, двигалось? Мы плохо дружим со временем, не знаем, как с ним дружить.
Один из навыков тайм-менеджмента — жить здесь и сейчас. Потому что здесь и сейчас нет будущего и нет прошлого, а есть только настоящее. Но это искусство, которое, наверное, возможно только либо очень удачным бизнесменам, либо святым, которые по-другому подходили к этому вопросу. Это очень трудно, но все-таки, если мы поупражняемся в том, чтобы не суетиться, не торопиться и не торопить время: «Скорее Пасха, скорее Пасха, скорее Пасха», думаю, результат будет.
Апостола Петр на горе Фавор воскликнул: «Господи! хорошо нам здесь быть» (Мф. 17, 4). Что эти слова означали? Что никуда больше не надо ходить. Спускаться с горы больше не надо, не надо больше идти в жизнь, не надо ходить за хлебом, не надо вообще ничего делать — хорошо здесь быть, давайте здесь останемся навсегда.
Вот, если бы так мы могли сказать себе в любой момент Великого Поста: «Как хорошо нам здесь быть!». Думаю, тотчас Пасха наступила бы.
Желаю и себе, и всем ощутить драгоценность времени Церкви. Именно это и есть цель поста. У Церкви особое время, потому что у нее — особое пространство. Мир Церкви, он как бы в этом мире, но и в то же время отдельно.
Думаю, что Пасха — это замечательный экзамен для нас. Экзамен и нашего исповедания, экзамен нашей готовности — готовности к любви, готовности к милосердию к тем, кто и не постился, и не готовился, и вообще пришел не в брачной одежде. Это и экзамен в смирении. Потому что если мы сами не постились и не готовились, и ничего у нас не получилось — и куличи не испекли, и яйца не покрасили — но получили в подарок кто яичко, кто куличик, и со смирением радуемся. Не унываем от того, что вот не получился праздник как надо, как должно.
Когда приходится в Великую субботу освящать куличи и пасхи, и люди на столах раскладывают свои принесенные дары, невольно приходится иногда ловить взгляд, как пришедшие сравнивают свои корзинки или тарелки. А кто-то улыбается. Ему хорошо, его все радует, и то, что у него, и что у соседки, и что напротив, поэтому он даже не смотрит туда. Тогда он, наверное, поступает, как говорит Златоуст о Господе: «Любочестив бо Cый Владыка, последнего принимает, яко же и первого. И упокоевает в единодесятый час пришедшего, яко же делавшего от первого, и последнего милует, и первому угождает. И оному дает, и сему дарствует».
Жизнь нам — дар, и Пасха — дар. Мы его получаем ни за что. И если кто-то думает, что Великим постом он зарабатывает себе Пасху, то ошибается, потому что Пасха дана всем. Главным условием, может быть, для получения дара, нужно только одно: желание этот дар принять — без осуждения, без сравнения, без оценок других, но с любовью и с благодарностью и смирением.