Монахиня Елизавета (Сеньчукова)
На утрене – большой фрагмент Евангелия от Матфея (22,15-23,39). Он начинается с на первый взгляд не имеющего отношения к теме эпизода про динарий с изображением кесаря («Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу»).
А седальны на утрене рассказывают о личной катастрофе Иуды:
Совещание беззаконное против Тебя, Спаситель, священники и книжники коварно по зависти собрав, подвигли Иуду на предательство; потому он отправился бесстыдно и говорил о Тебе беззаконным людям: «Что вы мне, – он сказал, – дадите, и я вам предам Его в руки ваши?»…
Иуда сознательно предается сребролюбию… от света отпадает, предпочитая тьму, сговаривается о продаже, продает Бесценного… От его участи избавь нас, Христе Боже…
В этих стихах нам дана история человека, который предпочел «кесарево» «Божьему». Но это не единственное в богослужении Великого Вторника размышление о неправильном распоряжении деньгами. На Литургии Преждеосвященных Даров будет читаться такой же большой отрывок из Евангелия (Мф.24,36-26,2), состоящий из нескольких притч. Одна из них – притча о талантах. К ней авторы богослужений будут возвращаться неоднократно. Некоторые стихиры глубоко толкуют рассказанную Христом историю как призыв к милосердию и, как ни странно, миссионерской деятельности:
Придите, верные, потрудимся усердно для Владыки, ибо Он подает рабам Своим богатство; и каждый соразмерно да приумножит благодати талант: один мудрость да употребляет на добрые дела, а другой служение просвещения да совершает. Да приобщает же верный к слову Божию непосвященного, и да раздает богатство бедным иной: ведь так мы взаймы нам данное приумножим…
Об осуждении сокрывшего талант услышав, душа, не скрывай слова Божия, возвещай чудеса Его, чтобы, умножив благодатный дар, войти тебе в радость Господа Твоего…
Вот, душа моя, Владыка вверяет тебе талант. Со страхом дар прими, отдай в рост для Давшего тебе, раздай нищим и приобрети этим друга в Господе, чтобы стать справа от Него, когда Он придет во славе, и услышать блаженный глас: «Войди, раб, в радость Господа Твоего!»
Интересно, что эти строки перекликаются с призывом к апостолам исполнять сказанное фарисеями, но не подражать им в делах, из первого евангельского чтения: «Итак все, что они скажут вам, исполняйте и храните, по делам же их не поступайте: ибо говорят они и не делают. Связывают они ноши тяжелые и неудобоносимые и возлагают на плечи людей, сами же и пальцем своим не хотят двинуть их», – и с проклятием в адрес фарисеев за неправильную миссионерскую деятельность: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что обходите море и сушу, чтобы обратить хотя бы одного; и когда это случится, делаете его сыном геенны вдвое худшим, чем вы». Так вот, получивший талант веры должен сочетать в себе верное учение, добрые дела, желание проповедовать ради Христа, а не ради собственной славы.
Два сквозных сюжета богослужений этого дня – Страшный Суд, на котором каждому воздастся по делам его: ягнята и козлята, первые из которых послужили Христу через ближних, а вторые – оттолкнувшие Его, пройдя мимо страждущих, и притча о десяти девах. Притчу о десяти девах все помнят: подружки невесты со светильниками в руках ждут жениха, засыпают, но когда он в полночь приходит, оказывается, что лампады у пятерых из них погасли из-за недостатка масла. Девушки по совету подруг бегут к продающим за маслом, а когда возвращаются, свадебный пир уже начался, и жених им не открывает дверей.
Богословы толкуют притчу однозначно: масло – это добродетели, причем в первую очередь – милосердие, по созвучию греческих слов ἔλαιον – елэон (масло) и έλεος – елеос (милосердие). Авторы церковных текстов с ними солидарны. Косьма Маюмский, автор двупеснца (короткого канона, своего рода богослужебная поэма) на утрене призывает:
Пусть в сосудах нашей души будет достаточно елея щедрости, чтобы времени распределения даров не потратить на закупку.
Что любопытно, на службе звучит надежда на прощение даже тех, у кого елея недостаточно – от лица молящегося грешника произносятся слова:
От душевного нерадения задремав, о Христос Жених, не приобрел я светильника, горящего добродетелями, и уподобился девицам неразумным, во время работы мечтая. Сострадательного сердца Твоего не затвори от меня, Владыка, но стряхнув с меня мрачный сон, воздвигни и с разумными девами введи в Твой брачный чертог…
Здесь стоит задуматься об историческом контексте евангельского повествования. Пять девиц, которым не хватило масла, не зря названы неразумными. Для человека того времени притча звучит как анекдот: ночных супермаркетов тогда не было, так что девушки с горящими лампадками могли предложить подружкам пойти купить масла в полночь только в шутку.
Что на самом деле надо было сделать? Ничего особенного. Встать рядом с мудрыми девами и пойти с ними, попросив прощения у жениха. Понятно, что перед Богом покаяние – это не извинения за неподобающий вид на застолье.
Но суть примерно одна: кайся – и у тебя немалые шансы быть прощенным; держись хороших людей – и, освещенный светом их добродетели, увидишь дорогу к Богу.
Вообще образ брачного пира – один из ключевых не только в богослужениях Страстной недели, но и во всей церковной жизни. Само Таинство Евхаристии указывает на брак Христа с Церковью и души с Богом. «Се, Жених…» – песнопение полунощницы в течение всего года. С брачного пира начинаются чудеса Христа – в Кане Он превращает воду в вино. Про брачный пир Он рассказывает множество притч.
Понедельник, вторник и среда Страстной недели отсылают к притче, которая в эти дни не читается – о брачном пире, «званых и избранных», из 22-й главы Евангелия от Матфея:
«Царство Небесное подобно человеку царю, который сделал брачный пир для сына своего и послал рабов своих звать званых на брачный пир; и не хотели прийти. Опять послал других рабов, сказав: скажите званым: вот, я приготовил обед мой, тельцы мои и что откормлено, заколото, и всё готово; приходите на брачный пир. Но они, пренебрегши то, пошли, кто на поле свое, а кто на торговлю свою; прочие же, схватив рабов его, оскорбили и убили их.
Услышав о сем, царь разгневался, и, послав войска́ свои, истребил убийц оных и сжег город их. Тогда говорит он рабам своим: брачный пир готов, а званые не были достойны; итак пойдите на распутия и всех, кого найдете, зовите на брачный пир.
И рабы те, выйдя на дороги, собрали всех, кого только нашли, и злых и добрых; и брачный пир наполнился возлежащими. Царь, войдя посмотреть возлежащих, увидел там человека, одетого не в брачную одежду, и говорит ему: друг! как ты вошел сюда не в брачной одежде? Он же молчал.
Тогда сказал царь слугам: связав ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю; там будет плач и скрежет зубов, ибо много званых, а мало избранных».
Судя по всему, царь не просто звал на пир, но и предлагал нарядную одежду гостям (по крайней мере, психологии героев Христовых притч это соответствует: притчу о талантах, розданных царем своим рабам, мы вспоминали несколько абзацев назад). Гости же либо просто проигнорировали, либо вообще убили посланников. Возможно, отобрав подарки. Царь, разумеется, наказал вконец потерявших стыд друзей, а рабам своим приказал собрать на улицах совершенно незнакомых людей и привести на пир.
И вот уже во время всеобщего веселья выясняется, что один из гостей – без нарядной одежды. На вопрос, как он вообще сюда попал в таком виде, он не отвечает. А дальше следует очень странный приказ царя: выставить его вон, во тьму, связанным. Откуда такая жестокость? Есть толкование, что он просто отбросил дар приглашающего и заявился в рабочем костюме прямо с поля (в наше время – с завода или из офиса), а то и в нищенских лохмотьях, тем самым проявляя неуважение. Но возможен и другой вариант: это был один из тех, кто отказался от посещения брачного пира, а потом передумал. Не зря же хозяин называет его другом. Тогда сцена приобретает новую окраску: опять же, это человек, не умеющий просить прощения. Гость мог подойти к хозяину и извиниться, мог на его вопрос ответить: «Прости, друг, я в последний момент бросил все дела и пришел к тебе», да мог хотя бы щетку попросить почистить свой костюмчик – но, вероятно, по гордости и ложному стыду не стал ничего объяснять. Такое бытовое хамство.
На ту же мелодию, что и «Се, Жених…», поется еще одно песнопение:
Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный, и одежды не имам, да вниду в онь: просвети одеяние души моея, Светодавче, и спаси мя.
Перевод очевидно излишен. Снова и снова Церковь самим богослужением настойчиво повторяет, прямо-таки вдалбливает нам важную мысль: напортачил – проси прощения.
Твои грехи перед Богом – такая же мелочь, как неподходящая одежда и недостаток масла. Но только если ты искренне осознаешь, что был не прав.
Это уже не совсем то, что покаяние (покаянию были посвящены предыдущие сорок дней) – покаяние предполагает исправление, хотя бы потенциально. А на Страстной времени на исправление нет. Брачный пир вот-вот начнется. Пора набраться смелости, подойти к гостеприимному, но строгому Хозяину и попроситься за стол, хотя бы на самый краешек…