Из истории харбинской обители в честь Владимирской иконы Божией Матери
Владимирская икона Божией Матери – одна из величайших святынь Русской земли. По церковному преданию написанная апостолом и евангелистом Лукой, пришедшая на Русь в XII веке как благословение Цареградского Патриарха Луки Хризоверга, она прославилась многими чудесами. С этим сдержанным и глубоким образом связана память об избавлении Москвы от нашествия Тамерлана и от полчищ Махмет-Гирея, этим образом благословлял освободителей столицы от польско-литовских захватчиков плененный архиепископ Галасунский Арсений…
Крестные ходы и молебны 1812 года, и снова – среди прославленных икон древнейшая – Владимирская.
Перед ней совершались всенощные накануне помазания на царство и избирались Предстоятели и Патриархи Русской Православной Церкви. Неизменная спутница народу в испытаниях, Владимирская икона стала символом покровительства Пресвятой Богородицы над Русью, символом домостроительства Божия – возвращения мира и восстановления порядка…
Удивительно и участие этой иконы в судьбе русской диаспоры, оказавшейся в эмиграции в Китае. Среди скорбей, нищеты и непосильных трудов верующим было явлено чудо, а вслед за этим, как свеча среди мрака, поднялась и просияла обитель в честь Владимирской иконы Богоматери в Харбине.
Пути небесные
Иногда как будто незначительные впечатления оставляют глубокий след, приобретают особый смысл со временем. Одним из таких впечатлений для игумении Руфины (Кокоревой) – настоятельницы Иоанно-Богословского монастыря в Чердыни, в Пермской губернии, стали слова простой богомолки, молившейся перед Владимирским образом: «Весь свет обойдет – а вернется»[1].
После октябрьского переворота обитель постигла участь тысяч других: пришлось выдержать и «визиты» непрошенных гостей, и реквизиции… На несколько месяцев, когда Пермь была занята войсками добровольческих формирований[2], мелькнула надежда на освобождение, но с отступлением Белой армии[3] сестры против воли вынуждены были покинуть монастырь. – Надежды на гуманность большевиков к тому времени уже не оставалось[4], и они подчинились настоятельной просьбе командования Сибирской армии, относившегося к матушке с большим уважением.
Несколько лет провели монахини в скитаниях, двигаясь на восток за отступающей Белой армией. На долгие месяцы «кельей» для них стала теплушка Тобольского полка. Несколько остановок, несколько попыток возобновить монашескую общину: в Новониколаевске, в Чите и во Владивостоке…
Игумения Руфина была узнаваема в каждом своем шаге, в каждом жесте – не о спокойствии думала она, а о том, как помочь тем, кому приходится еще тяжелее. Сиротство, голод, болезни вокруг. Прежде, в Чердыни, в Иоанно-Богословском монастыре был приют для детей-сирот. Шефом его была Великая княгиня Татиана Николаевна. Вот и теперь, в Новониколаевске при тесноте и скудости средств матушка почти сразу открыла детский приют и ясли на 150 малышей, испросив благословение на создание Марфо-Мариинской обители. (К огорчению сестер, начатое дело пришлось оставить, когда фронт сместился на восток.)
Между тем, самим сестрам приходилось несладко. К тому времени, когда оказались во Владивостоке, средств у обители почти не осталось, но и в этих обстоятельствах игумения Руфина осталась такой же, какой была прежде – щедрой, бескорыстной. Ожидая приезда задержавшихся в Чите в карантине во время тифа сестер, при страшно дефиците и взвинченных ценах, она отдает последние свои деньги за каравай теплого душистого хлеба для того, чтобы подкрепить их, уставших за время пути. Здесь в городе ей удалось исходатайствовать небольшой участок рядом с «Морским» кладбищем и создать при церкви общину в честь Смоленской иконы Божией Матери – Одигитрии – Путеводительницы.
Основной заботой сестер становится помощь при совершении треб и уход за могилами. На жизнь зарабатывали каторжным трудом – полосканием белья в проруби. Матушка не делала различия между собой и остальными, не устранялась от поденной работы, и тогда-то и приобрела болезнь, мучившую ее годами и послужившую, в конце концов, причиной ее смерти.
Но и во Владивостоке остаться им было не суждено. Власть сменилась, и можно было ожидать всего.
Знакомые успели предупредить ее об опасности, и тогда игумения стала хлопотать о разрешении на выезд в Харбин. Комиссар Приходько, заведовавший пропусками, встретил ее сурово: «Как это вы Меркулова и Дитерихса иконами благословляли истреблять нас? Это нам известно».
Однако благодушие матушки подействовало обезоруживающе: она спокойно объяснила, что благословляет всякого верующего как носительница духовного сана. Смущенный Приходько, закрыв дверь кабинета, рассказал о том, что с детства у него сохранились лучшие воспоминания о монастырях, и что он уважал игумению Уфимской женской обители, благословлявшую ему горячие просфоры.
При посторонних комиссар принимал грозный вид, а с глазу на глаз сам подсказал матушке «обоснование» для отъезда – она едет будто бы для «ликвидации» подворья женского монастыря в Харбине[5]. Разрешение на выезд было получено, и в начале лета 1923 г. игумения Руфина приехала в Китай.
«Малая Россия»
В первые же недели она слегла. Сказалось длительное перенапряжение сил душевных и физических. Сестры едва сдерживали слезы – она таяла на глазах, им же часто не на что было купить еды, а плата за помещение была непомерной. Благо, нашлись люди позаботившиеся о переводе ее в городскую больницу. Но доктора из числа русских эмигрантов считали положение безнадежным.
Узнав об этом, сестры дали ей обещание отслужить Пресвятой Владычице двенадцать молебнов в Иверской церкви. Состояние больной немного стабилизировалось.
В период болезни матушки, в августе 1924-го, обитель была перенесена на Церковную улицу, и при ней была открыта Домовая церковь в честь Тихвинской иконы Божией Матери. Тогда же Высокопреосвященнейший Мефодий, митрополит Харбинский, утвердил обитель во имя Тихвинской иконы Божией Матери. Но события изменили этот замысел.
Однажды произошло чудо. Во время сильного приступа в забытье игумения Руфина произнесла несколько слов, вызвавших у присутствующих слезы. Это были слова сожаления о человечестве, не знающем радости неземной жизни. Когда же она пришла в себя, она рассказала, что видела святых в белых одеждах и Господа в великой славе там, где нет уже ни боли, ни страданий и испытала милость и любовь к себе наследников Неба.
С тех пор силы стали понемногу возвращаться к ней, а 26 августа на руках у нее в миг обновилась старинная потемневшая от времени Владимирская икона Божией Матери. Образочек простой – в потертой ризе из фольги, висевший когда-то в алтаре.
Вскоре произошло событие, повлиявшее на развитие обители. К игумении Руфине обратился настоятель домовой церкви в честь Св. Великомученика Димитрия Солунского одной из гимназий, которую власти собирались закрыть, и предложил, если матушка найдет возможным, объединить два храма под покровом обители.
Для сестер это было спасение: тогда же было найдено новое просторное помещение в Новом Городе. Понемногу поправились дела, стали поступать пожертвования.
Между тем, от Владимирской иконы люди получали явную помощь. Было два удивительных случая: поднялась разбитая параличом женщина и получил исцеление мальчик, который не мог ходить из-за сильных болей в ноге.
Эти события были приняты как изъявление воли Царицы Небесной, и по благословению митрополита Мефодия Харбинская обитель была переименована во Владимирский женский монастырь. Будто малая «Россия» с ее древним духовным символом, община стала любимым местом молитвы для верующих русских людей.
В 1927 г., когда нашлись жертвователи, появилась возможность перевести монастырь в пока еще не свое, но, все же, отдельное помещение на Почтовой улице.
В харбинский период в жизнь обители вошли продолжительные ночные бдения. Ценные воспоминания об этих «праздниках сплоченного народа», притекавшего сюда со всех концов города оставил о. Кирилл Зайцев:
«Всенощная, поздно начинающаяся и еще удлиненная чтением акафиста, заканчивающаяся уже ближе к полуночи. Перерыв, заполненный исповедью молящихся — и «без расхода» литургия, в которой подлинно «участвовала» вся толпа молящихся, т.к. почти вся она подходила к чаше, приобщаясь Св. Тайн. И кого тут только не было! Рядом с искони богомольной старицею, привычной молельщицею, истово и уверенно-скромно подымавшей подвиг всенощного молитвенного бодрствования — юница из церковного молодняка, еще только тянущаяся к Богу и напрягающая все свои хрупкие силы, чтобы выстоять службу…Рядом с уравновешенным почвенным церковником — новообращенный интеллигент, церковный «возвращенец», ощущающий себя как бы в катакомбах и экзальтированно воспринимающий все кругом него происходящее…Все молятся…и как молятся! Действительно, что-то от первохристианства витает в храме. Братьями и сестрами во Христе ощущают себя молящиеся, едиными усты единым сердцем устремленные к Богу. При позднейших встречах кажутся знакомыми люди, один раз лишь замеченные на совместном ночном молении — и не просто знакомыми, но близкими и чем-то родными…Моментами казалось — не выстоишь! Велик был соблазн поддаться усталости…сдаться…Но стоило себя пересилить, как все внезапно и как-то незаметно менялось. Дух побеждал плоть и она послушливо несла бремя, только что казавшееся непереносимым. В душе рождался покой; тишина неизъяснимая воцарялась во всем существе…»[6]
Молилась и матушка – не только о сестрах, о ближних, о родине, далекой и горячо любимой, молилась и о том, чтобы исполнилось давнее ее желание – возобновить приют для сирот.
Беда не знает возраста
Замыслу матушки суждено было осуществиться. На этот раз детский приют был назван в честь Святой равноапостольной княгини Ольги и в память об Ее императорском Величестве Великой княгине Ольге Николаевне, носившей в себе образ милосердия и мученически погибшей вместе с семьей.
Многочисленные случаи исцелений и помощи от Владимирской иконы привлекали в обитель не только русских эмигрантов, но и китайцев, принимавших святое крещение.
Матушка принимала девочек-сирот и детей из малообеспеченных семей эмигрантов. В 1929-м, во время конфликта между Китаем и СССР, в Харбине появилось множество беженцев и детей, нуждавшихся в помощи. Ситуация усугубилась в 1932 г., когда красные партизаны стали совершать набеги на русские поселки Трехречья в Северном Китае. Участились случаи расправ над эмигрантами… Сироты в чужой стране, без языка, без средств к существованию. Страшная судьба ожидала бы их, если бы не Владимирская община.
За годы существования приюта сестры воспитали 600 детей.
Воспитанников приюта старались поставить на ноги, дать им основы образования и практические навыки — учили рукоделию и ремеслам. Обучение и духовное воспитание были нераздельны. Основой основ были Закон Божий и молитва, и еще память о родине, привитая через лучшие произведения русской культуры и литературы. Показателен один эпизод. Как-то одна малышка, бегая по парку, куда их привели в первый раз, от восторга спрашивала у старших: «Это Россия, да?»
…Россия. Матушка часто вспоминала слова той безвестной богомольной женщины, сказанные в Чердыни у Владимирской иконы: «Весь мир обойдет, а вернется». Она всей душой желала возвращения на родину. Но обстоятельства были не благоприятны. В СССР начался период «большого террора». Но и в Харбине оставаться было опасно. В 1932 г. город заняли японцы. Жизнь для православных становится почти невозможной. И матушка задумала перевести обитель в Шанхай, а оттуда – в США.
Для Шанхая открытие отделения Владимирской обители было духовным подарком. Из-за нужды, переживаний, при безверии и маловерии в эмигрантской среде участились случаи самоубийств. И появление таких молитвенников, подвижников как Владыка Иоанн (Максимович) и матушка Руфина духовно «встряхнуло» многих.
Святителю Иоанну предстоял еще очень долгий путь – на его плечи легли заботы, связанные с перемещением русской диаспоры на Филиппины и в США.
А матушка Руфина совершала последние шаги своего земного служения. Перед кончиной она постоянно пребывала в молитве, превозмогая боль. Бдения ее длились целыми ночами. Сестрам и «деткам» своим она оставила коротенькое наставление: «Живите в мире, любви и согласии. Любите больше всего Бога и отдайте Ему свою душу и сердце»[7] Просила не оставлять молитвы к Пресвятой Богородице, твердо веруя, что Ее ходатайством зарубцуются раны, соединится разорванная ткань, и когда-нибудь, как символ прекращения смуты соберет всех русских, живущих по ту и по эту сторону, в соборной молитве Владимирская икона Божией Матери.
[1] Цит. по: В. Вяткин. Путем совершенной любви. От Перми до Шанхая. Светлой памяти игумнии Руфины (Кокоревой). Пермь: Издание Пермского Епархиального управления. 2000. С. 46-47
[2] В конце декабря 1918 года после боя между войсками Белой армии и красными (коммунистической ротой и двумя ротами китайцев), губернская Пермь была занята войсками генерала Колчака. Причинами того, что в ЦК будет оценено как «пермская катастрофа», явились не только умелые действия командующего 1-м Сибирским армейским корпусом, генерала-лейтенанта А.Н. Пепеляева, но и то, что с 23 на 24 декабря в Перми началось восстание, поднятое членами подпольной офицерской организации, которую возглавляли Любашев, Симонов и Белобродский. Весь штат специалистов Округа путей сообщения и несколько полков в полном составе перешли на сторону белых. Всего на сторону Сибирской армии в Перми перешел 701 офицер. Учитывая стратегическое положение Перми, поражение для большевиков было весьма значительно. При этом стратегически-важный объект — мост через Каму достался победителям неповрежденным, его успели захватить до запланированного противниками взрыва. «Пермская катастрофа» на долгое время оставит у руководителей ЦК чувство недоверия к Перми.
[3] В июне 1919-го армия Колчака отступала, однако большевиков ожидала страшная картина – приняв решение уничтожить всю речную боевую флотилию, белые вылили в устье р. Чусовой около 200 тыс. пудов (свыше 30 тыс. тонн) нефти и горючих масел, и, когда Пермь, пала, подожгли. Двое суток полыхал пожар на водной глади от станции Левшино до взорванного железнодорожного моста. Продвижение красной Волжской флотилии было остановлено, и таким образом была обеспечена возможность для отступления.
[4] В качестве государственной политики «красный террор» был реализован с первых месяцев после октября. Одним из главных положений большевистской платформы еще до 1917 г. было перерастание войны между государствами в войну между классами. Выражением этой стратегии служит фраза Л.Д. Троцкого: «Советская власть — это организованная гражданская война» (Цит. по: Пайпс Р., Коммунизм. — М.: Московская школа полит. исследований. 2002. С.56-57). Террор, возведенный в ранг политики, как правило, закамуфлирован с помощью пропаганды. Объектами его становились любые социальные группы, представлявшие с точки зрения новой власти «угрозу для ее сохранения».
31 октября 1917-го первомучениками Церкви стали отец Иоанн Кочуров, священник из Царского Села, убитый после молебна о прекращении междуусобной брани и протоиерей Петр Скипетров (2 февраля 1918-го), обратившийся к солдатам со словами увещания во время попытки вооруженного захвата Александро-Невской Лавры. (См.: В.П. Филимонов. Святой преподобный Серафим Вырицкий и Русская Голгофа. С.-Пб: «Статисъ», 2008. С. 47).
Затем последовал Декрет СНК «Об отделении Церкви от государства и школы от церкви» 20 января (2 февраля) 1918 г., который и стал первым сигналом к наступлению на Православную Церковь. Отовсюду поступали известия о выпадах в отношении духовенства, попытках ограбления, покушениях на священников. Так, например, 20 января, в день открытия второй сессии Поместного Собора, пришло известие о вооруженном нападении на священника в с. Борисове Московского уезда: группа молодых людей перешла от угроз к действиям — священник был ранен, а нападавшие пообещали расправиться не только с ним, но и с его помощниками и с «буржуями». В то же время поступило сообщение о беспорядках в Крыму. Один священник был расстрелян на основе обвинения в том, что лента на лампаде в храме «не того цвета». (См.: Архиепископ Андроник. Как должно жить и действовать русским людям. Составитель Королев В.А. М.: Содружество «Православный Паломник», 2003. С. 51).
С лета 1918-го убийства священников и монахов во многих епархиях исчислялись уже десятками. 18-й нанес церкви незаживающие раны: без суда расстрелян Митрополит Киевский Владимир, заживо погребен архиепископ Андроник Пермский, архиепископ Воронежский Тихон повешен на царских вратах, викарный епископ Исидор (Колоколов) в Самаре…посажен на кол (См.: В.П. Филимонов. Святой преподобный Серафим Вырицкий и Русская Голгофа. С.-Пб: «Статисъ», 2008. С. 47-48), архиепископ Астраханский Митрофан сброшен со стены, архиепископ Нижегородский Иоаким повешен вниз головой в севастопольском соборе. (См.: Неделя 36 по Пятидесятнице. (10 февраля Святая Православная Церковь празднует память Собора новомучеников и исповедников Российских.) //Никольский благовест. № 44 (94) 10 февраля. 2002.// http://www.nikolay.orthodoxy.ru/blagovest/94.htm)
И без числа — расстреляны, растерзаны толпой, замучены священники, монахи, миряне …Иеромонаха Нектария, преподавателя Воронежской Духовной семинарии, «причащали» расплавленным оловом и забивали ему в голову гвозди, архимандрита Аристарха из храма Спаса Нерукотворного в Борках скальпировали, протоиерея Евграфа Плетнева из Семиречья вместе с сыном сожгли на медленном огне в пароходной топке. (См.: В.П. Филимонов. Святой преподобный Серафим Вырицкий и Русская Голгофа. С. 49), семидесятидвухлетнего священника Павла Калиновского забили плетьми; семь инокинь из монастыря Святителя Митрофана Воронежского в 1919 г. были сварены заживо в котлах с кипящей смолой. (См.: Неделя 36 по Пятидесятнице. (10 февраля Святая Православная Церковь празднует память Собора новомучеников и исповедников Российских.) //Никольский благовест. № 44 (94) 10 февраля. 2002.// http://www.nikolay.orthodoxy.ru/blagovest/94.htm)
Продолжением стало Постановление наркомата юстиции о вскрытии мощей 14 февраля 1919 г., вызвавшее издевательства над святыми останками в 1919 г. и как следствие – сопротивление со стороны верующих. По некоторым оценкам 1–ая волна гонений унесла в расстрелах более 15 000 жизней только в 1918–19 гг.. Общее число репрессий около 20 000. Почти все столкновения, все аресты заканчивались расстрелами. (См.: Н.Е. Емельянов. Оценка статистики гонений на Русскую Православную Церковь (1917–1952 годы). http://www.goldentime.ru/nbk_31.htm).
Однако оценки масштабов большевистского террора расходятся. Образованная в июне 1919 года командующим Вооруженными силами юга России генералом Деникиным Особая комиссия по расследованию деяний большевиков постаралась собрать за несколько месяцев своей работы свидетельства о зверствах, совершенных большевиками на Украине, Дону, Кубани и в Крыму, т.е. на небольшой части территории России, и сделала заключение о 1.766.118 замученных; таким образом, и общее число пострадавших, и число пострадавших по религиозным мотивам (или с учетом принадлежности к Православной Церкви) может быть значительно больше цифры 15 000.
[5] Рассказ об обстоятельствах выезда записала со слов игумении Руфины ее последовательница – настоятельница Шанхайской обители игумения Ариадна. (Жизненный подвиг игумении Руфины. Воспоминания игумении Ариадны. // Светоч любви. — Шанхай, 1937-1941. С. 9)
[6] Священник о. Кирилл Зайцев. Ночные моления в женской обители в Харбине. // Светоч Любви. Однодневный сборник, посвященный Светлой памяти Всечестной Игумении Руфины. Сан-Франциско. День Успения Божией Матери. 15/ 28 августа 1949. С. 83-85
[7] Жизненный подвиг Игумении Руфины (Воспоминания Игумении Ариадны). Светоч Любви. Шанхай. 15/ 28 VIII. 1937-1941. С. 24
При подготовке статьи были использованы следующие материалы:
1. Игумения Руфина. Русское Православное женское монашество XVIII – XX вв. Составила монахиня Таисия. Издание Троице-Сергиевой Лавры. 1992 (Печатается по: Russian Orthodox Womens’ Monastcism of the 18-20 Centuries by Nun Taisia. Издание Свято-Троицкого монастыря. Джоджанвилль. H.I. США. 1985)
2. Вяткин В. Путем Совершенной Любви. От Перми до Шанхая. Светлой памяти игумении Руфины Кокоревой). Издание Пермского Епархиального управления. 2000
3. Жизненный подвиг Игумении Руфины (Воспоминания Игумении Ариадны). Светоч Любви. Шанхай. 15/ 28 VIII. 1937-1941
4. Светоч Любви. Однодневный сборник, посвященный Светлой памяти Всечестной Игумении Руфины. Харбин. День Успения Божией Матери. Август 6 года Кан-Дэ (1939)
5. Светоч Любви. Однодневный сборник, посвященный Светлой памяти Всечестной Игумении Руфины. Сан-Франциско. День Успения Божией Матери. 15/ 28 августа 1949
6. Архимандрит Тихон (Затекин). Верхотурский Свято-Покровский женский монастырь. По благословению Архиепископа Екатеринбургского и Верхотурского Викентия. Издательский отдел Нижегородской епархии. 2008
Читайте также: