Игумен Арсений (Соколов)
Каждый день в Дамаске – погибшие и раненые. Из пригородов Восточной Гуты и Джобара нещадно обстреливают христианские кварталы города, в том числе Баб-Туму, где расположена Марьямия – главный храм Антиохийской Православной Церкви и резиденция патриарха. Вечером, в самый час пик на одну из автобусных остановок падает мина. Семеро погибших, еще двое умирают от осколочных ранений в больнице. «Вот эта девушка больше никогда не сможет ходить», — Виолетта показывает мне на своем смартфоне фотографию подруги, оказавшейся среди прочих на той злосчастной остановке. Ноги со множеством осколков ей уже ампутировали.
– Нет, на канон никто сегодня не придет, — констатирует Зося, староста и «ангел-хранитель» представительства Русской Православной Церкви в Дамаске.
Но почему-то в ее словах – ни тени недовольства или сожаления. Быть может, потому, что она знает – лучше уж им, и так немногим прихожанам представительского храма, остаться сегодня вечером дома, не рисковать своей жизнью по дороге в церковь. 13 погибших, несколько десятков раненых – такова статистика жертв минометных обстрелов лишь за сегодняшний день. Обстрелов, почти непрерывно ведущихся из мятежного пригорода сирийской столицы, Восточной Гуты. А еще Зося знает, просто по семилетнему опыту войны, что рано или поздно обстрелы прекратятся, и можно будет безбоязненно передвигаться по городу.
Ну что ж, начнем? «Помощник и Покровитель бысть мне во спасение…», — подтягивают за мной насельницы нашего представительства – вдовы Зося и Екатерина с тремя их дочерьми – Анастасией, Виолеттой и Бутуль. Все они – беженцы из тех самых пригородов, из которых их теперь день и ночь лупят начиненными гвоздями самодельными минами мятежники.
Кто им поможет? кто их прикроет от этих мин? – Только Тот, о ком мы сегодня поем: «Сей мой Бог, и прославлю Его, Бог отца моего, и вознесу Его».
Несколько восковых свечек, несколько зажженных у иконостаса лампад, несколько смиренных, тихих голосов, воспевающих Всевышнего и Всесильного Бога в русском храме Дамаска – самой, как здесь принято хвастать, древней изо всех столиц мира.
С рассветом нового дня прекращаются удары правительственной артиллерии, бьющей с горы Касьюн по пригородам, и воздух над Дамаском начинает дрожать от грохота военных самолетов – истребителей, бомбардировщиков, перехватчиков. Хорошо мне знаком этот грохот еще со службы в советской армии, большую часть которой пришлось провести на аэродроме. Здесь, в столичном районе Малки ни на грохот этот, ни на рвущиеся на расположенной неподалеку площади Омейядов мины, кроме меня, кажется, совсем никто и не обращает внимания. В уличной пекарне, расположенной в соседнем с представительством доме, все так же бойко продают мануши и самодельную пиццу, в овощной лавке напротив все так же расторопно торгуют капустой и баклажанами, зеленью и морковью. К лавке подкатывает небольшой автофургон, распахиваются его скрипучие дверцы и из них выволакивают большие сетчатые мешки, набитые картошкой и луком. Продолжается торговля. Будто нет никакой войны.
Подходит к концу первая седмица Великого поста. Наступает еще один рассвет. На кустах и деревьях, растущих вдоль протекающей у стен представительства речки под названием Барада, весело чирикают птицы, солнце светит уже совсем по-весеннему, значит пора высаживать в грунт семена укропа. Не обращая внимания на глухие разрывы мин и грохот двигателей проносящихся время от времени над головой самолетов, начинаем приводить в порядок представительский садик. Пара наемных сирийских мужичков бойко орудует лопатами, вскапывая под укроп и петрушку импровизированные грядки, другие сгребают в кучу отвалившиеся от зимних ветров сухие ветви пальм и охапками оттаскивают их за ограду. Ото всей этой возни просыпаются издавна живущие в нашем саду черепахи. Этой весной у них приплод – две маленьких, со спичечный коробок, черепашки. Одним словом, жизнь продолжается.
– А вы бывали когда-нибудь в Восточной Гуте? — задаю я Зосе давно заготовленный вопрос.
– Была, как же, – отвечает она. – Только давно, еще до войны. Если б вы видели, как там весной цветут сады.
– Ничего, даст Бог, еще увидим, — обнадеживаю я Зосю. – Не в этом году, так в следующем.
Игумен Арсений с прихожанками