Правда, скоро нашлись критики.
— Превратили церковь в казино! Гирлянды вокруг, игрушки! Невозможно молиться!
— Откуда в православном храме вертеп? Разве вы не знаете, кто это придумал?
— И кто же?
— Франциск Ассизский! Католический святой, а католики, известно, в прелести!
Архимандрит Савва (Мажуко)
И каждый год из глубин духовной жизни и аскетических опытов выныривают неодолимо хмурые и тревожные лица, щедро сыплющие анафемы на наш простенький вертеп. Что делать! Спорить бесполезно! Уж если атрофировался у человека орган радости, логикой и цитатами из отцов его не воскресить.
И всякий раз я жду от борцов с вертепами самый главный козырь, который обычно никто так и не достаёт: вертепы беззаконны, потому что про них ничего не сказано в Писании. То есть не про макеты Вифлеемской пещеры, а про саму пещеру нет ни слова в Евангелии.
Когда меня заставили сочинить вопросы для рождественской викторины, там был и такой:
в каком из Евангелий говорится о пещере Рождества?
Кто вот прямо сейчас ответит – сразу простится десять крупных грехов! Правда-правда! Можете включить самые крупные!
— А кто из евангелистов вообще говорит об этом событии?
— Только Матфей и Лука. Причём у Матфея рассказ довольно сух и не особенно лиричен. Чего стоят бесконечные перечисления израильских родов! Вместо этого длинного списка вполне можно было бы вписать подробности такого важного события. Вся история Рождества у Матфея умещается в первой главе, в которой всего двадцать пять стихов: семнадцать отданы родословию и только восемь весьма сдержанных стихов отведены для рассказа о рождении Бога.
Здесь нет ни слова о переписи, о явлении ангелов пастухам, о Вифлеемской гостинице – ничего! Даже имя архангела не названо! В следующей главе говорится о загадочных волхвах, но, хоть мы и привыкли связывать их приход с событиями Рождества, хронологически правильнее отнести их посещение на дни после Сретения.
— А как же пещера?
— Остаётся искать у Луки. Возьмите библейскую симфонию, откройте слово «пещера» и посмотрите, как часто его использует евангелист Лука.
— Ни разу! Где же про вифлеемский вертеп?
— Греческое слово «спэлайон», то есть «пещера», знакомое нам благодаря спелеологам, в евангелиях встречается не часто, и ни разу в рассказе о Рождестве!
У Матфея читаем: «написано: «дом Мой домом молитвы наречется, а вы сделали его вертепом – σπήλαιον — разбойников» (Мф 21:13). Эта же фраза есть и у Луки 19:46. Милое греческое слово перевели нашим родным и понятным «вертеп».
Но есть и пример использования этого слова без «криминальной окраски»: пещеру, в которой погребают Лазаря евангелист Иоанн тоже называет σπήλαιον (Ин 11:38). Значит, слово использовали в двух случаях: погребальный склеп и притон разбойников, и наши предки, говоря о вифлеемской пещере, различали оба значения.
— И что же Рождество?
— Остаётся только внимательно изучить текст Луки. Там говорится о том, что Иосиф с Мариею пошли из Назарета в Вифлеем, чтобы поучаствовать в переписи, и далее:
«Когда же они были там, наступило время родить Ей;
и родила Сына Своего Первенца,
и спеленала Его,
и положила Его в ясли,
потому что не было им места в гостинице» (Лк 2:6-7).
Всё. Дальше рассказ о явлении ангелов пастухам. Там нет ни слова о пещере.
— Откуда же взялась пещера? Нас опять обманули?
— Не будем торопиться!
Предание о вифлеемском ветрепе появилось в глубокой древности. Первое указание на то, что Христос родился в пещере, находим у св. Иустина Философа в «Диалоге с Трифоном Иудеем» (гл. 78), а также в апокрифе «Протоевангелие Иакова». Оба текста были написаны в середине второго века.
Для первых читателей Евангелия был важен не стенографический отчёт о событии, а пророческие знаки, которые начали сбываться. Ключевое слово в рассказе Луки – σημειον – «знамение», «знак». Ангелы говорят пастухам:
«и вот вам знак – σημειον:
вы найдёте Младенца в пеленах, лежащего в яслях» (Лк 2:12).
Ангелы прямо говорят о великой радости для всех людей, о том, что родился Спаситель, Который есть Христос Господь, и подтверждением ангельских слов является вот этот знак: найдёте в яслях Малыша в пелёнках.
Это очень странный рассказ. Если вам что-то сказал ангел – какие ещё гарантии и подтверждения нужны? Архангел Гавриил, например, за лишние вопросы вообще лишил хорошего, но мнительного человека возможности говорить, а здесь – знаки, подтверждение, доказательство, к тому же – какие странные знаки выбраны для подкрепления правоты ангельских слов – пелёнки, малыш, ясли.
— Кстати, а что такое ясли?
— Это слово встречается в Новом Завете только четыре раза и только у Луки. И послушайте, как неуклюже звучит: φάτνη («фатни») – «кормушка для скота», «корыто», «ясли».
Мы так привыкли к рождественскому волшебству, что первоначальное значение этих слов уже давно стёрлось, а ведь, о чём идёт речь: притон разбойников, склеп, пелёнки, корыто – вот наш праздничный антураж! Однако первые читатели и слушатели Евангелия очень хорошо понимали эти знаки. Они смотрели на историю Рождества из перспективы Пасхи Крестной и Пасхи Воскресения, а для христианской общины это были дни единения в Евхаристии и ликования от избытка Жизни, победившей смерть.
Пещера Рождества не просто исторический нюанс, сохранившийся в предании, но, прежде всего, знамение, знак: Бог пришёл, чтобы умереть! Рождество есть умирание Бога, предел смирения Творца, и об этом говорится в каноне на малом повечерии в канун Рождества, когда в церкви вдруг неожиданно поются ирмосы из канона Великой Субботы «Волною морскою». Вот откуда вертеп!
Пещера Рождества пророчествует о пещере Погребения!
Потому ангелы так настойчиво указывают на пелены Младенца: это знамение последней ласки любящих учеников Спасителя, которые спеленали тело Учителя и положили в гроб, высеченный в скале.
Пелены Рождества – откровение о Плащанице!
Но смертью Его мы исцелились! Рождество – предчувствие Пасхи, которая насытила этот мир Жизнью и Истиной, откровением о Любви, призывом к Любви! И полноты Любви и Жизни, единения с Богом и близкими мы приобщаемся в Евхаристии.
Хлеб Бессмертия, Пища Живая была дана в городе, который назывался Вифлеем, что значит «Дом Хлеба».
Рождество – предсказание о Евхаристии!
Знамение Евахристии – Младенец, положенный не в колыбель, не в кроватку, а в кормушку для домашнего скота. Унижает ли нас такой образ? Если мы честны с собой, — нет! Младенец Христос родился в очень опасном месте. Мир, сотворённый цветущим садом, за несколько столетий был превращён в вертеп разбойников, в место бесконечных войн, унижений, кровопролития и несправедливости. Люди так легко и стремительно теряют человеческий облик, что многим из нас для восстановления иногда приходится пройти через стадию одомашнивания и врачевания диких нравов. Но Евхаристия – лекарство бессмертия – делает нас единокровными Богу и единотелесными – так близко Бог подпускает нас к Себе, что отдаёт Свою кровь на хранение христианам.
Пусть это всё знаки и образы, но они настолько живые и подлинные, что ликует сердце, переполняется радостью от простого и скромного созерцания рождественского вертепа. И даже если вы ничего не поняли в рождественской службе и беспечно проспали святую ночь, у вас под руками есть Евангелие, а перед глазами – рукотворная вифлеемская пещерка – тот минимум созерцания Христа, который доступен даже детям.