Самое простое – пересказать догматическое учение о Личности Иисуса Христа, изложить основы христологии. Это было бы правильно. И предельно лживо. Не потому, что я сомневаюсь в православной догматике – да не будет! – просто то, что лично я хотел бы сказать о Христе, никак не касается соотношения природы и ипостаси, воли и энергии. Повторю: это темы безусловно важные и нужные, но я не люблю говорить о том, что меня по-настоящему мало волнует, не хочу притворяться, будто мне это интересно – так не честно.
Архимандрит Савва (Мажуко)
В самом вопросе меня озадачило нечто иное: не то, что я думаю о Христе, а – думаю ли я о Христе, сколько времени и места посвящаю Ему в своих размышлениях?
– Кто ты такой, чтобы думать о Христе? Ему надо молиться, а думают о Нем пусть люди святые и непорочные.
– Да разве мы чужие?
Принято считать, что христианин живет Иисусом. С этим согласятся верующие, и так мыслят нас люди светские, как и тот журналист, который искренне полагал, что оказывает услугу своим «православным» вопросом человеку предельно религиозному, да еще и священнику. Это ведь так понятно: где христианин, там и Христос. Только в жизни получается не так стройно. Как-то всё время на что-то отвлекаешься, заполняешь память и внимание совсем другими лицами и событиями.
Кажется, я, наконец, понял, почему пустынники Египта и Палестины среди прочих духовных упражнений высоко ценили заучивание текстов Писания наизусть. Известно, что в монастыри святого Пахомия принимали только тех, что знал Псалтирь на память, и немало было монахов, заучивших текст всей Библии. Конечно, даже такое благородное дело может выродиться в азартный мнемонический спорт. Но мне понятен мотив: он не в том, чтобы поразить силой памяти, а в попытке удержать во внимании Христа, ведь Писание – всё о Нем, только о Нем.
И как же удержать память об Иисусе, как научиться созерцать Христа, когда ты постоянно увлекаешься чем-то более удобным и не таким взыскательным?
Слово «созерцать» одного корня с глаголом «зреть», то есть видеть. Но ведь я Его ни разу не видел, хотя и не раз встречал! Не значит ли это, что я должен создать некий зрительный образ Иисуса и научиться удерживать его в воображении, представлять Его благородное лицо и фигуру в голубом хитоне? Если так, то какой именно образ: иконный, скульптурный, заимствованный из гениальных картин Рафаэля? От чего мне оттолкнуться?
Как бы ни был прекрасен и трогателен священный образ Спаса из Звенигорода, даже на это живое свидетельство художника-боговидца я не могу опереться. Иконописный подлинник Спасителя хорошо известен: длинные волосы до плеч, небольшая бородка, добрые глаза, синий плащ поверх бордовой рубашки. Но если бы этот портрет вы показали святому Антонию Великому или Иоанну Златоусту, они бы удивленно спросили: «Кто это?» Дело в том, что до VI, а может, и до VII века христиане не знали современного изображения Христа, того самого образа, который для нас настолько привычен, что даже люди далекие от религии без труда скажут, кто тут нарисован.
«Спас» из Звенигородского полуфигурного деисусного чина. Андрей Рублёв
У подвижников первого тысячелетия перед глазами было другое изображение Христа: образ Спаса-Эммануила – символическое изображение совсем юного паренька, безбородого и безусого, кроткого отрока, почти младенца. Христианская древность запомнила Христа Мальчиком. Икона Спаса-Эммануила – лицо Младенца, а маленькие дети похожи друг на друга. Эта младенческая вселикость скорее указывала не на реальный портрет, а на всечеловечность Христа, на то, о чем с восторгом писал апостол Павел:
«Нет уже Иудея, ни язычника;
нет раба, ни свободного;
нет мужеского пола, ни женского:
ибо все вы одно во Христе» (Гал 3:28).
Как появился современный иконный лик Спасителя, существует множество исследований, их нетрудно найти. Важно другое. В созерцании Христа христиане древности никогда не опирались на зрительный образ. Более того, любое фантазирование и провокация воображения запрещались и считались опасной практикой.
Спас Эммануил. Фреска в храме Спаса на Крови. Фото: Interfase / Wikimedia commons
– Как же они созерцали Христа, если сознательно отказывались представлять Его зрительный образ? Как можно созерцать, если ты намеренно закрываешь себе глаза?
– Для учеников Христа не столько важен Его Пречистый Лик, сколько Его таинственное Присутствие, ведь даже почитание икон связано, прежде всего, с опытом Присутствия в образе Того, Кто здесь изображен.
– Но ведь и присутствие тоже можно себе вообразить, и таких людей мы встречаем немало.
– Безусловно! Поэтому так важно разобраться, что такое Присутствие, как мы его открываем, где критерий подлинности и как это связано с созерцанием Христа?
Как это объяснить? А вот послушайте.
Несколько испуганных женщин прибежали рано утром к апостолам. Перебивая друг друга, срываясь на слезы и объятья, они рассказали, что Учителя нет в пещере, гроб пуст, и там еще ангелы сидели и говорили так красиво и стройно, что я ничего не запомнила, но Христос воскрес! Понимаете? Воскрес!
Что должны были сказать ученики, если эти девочки столько натерпелись за последние дни, а одна из них вообще недавно была одержимой? Сомневались. Думали. Переглядывались. Но надеялись сверх всякой надежды. И вот уже двое идут по дороге в Эммаус и ни о чем другом не могут говорить, как об этих невероятных происшествиях. И некий странник – эх, вспомнить бы лицо! – как-то незаметно вошел в разговор и так умело цитировал пророков, что, выходит, случилось всё по написанному. А что же он там зачитывал из Писания? – Что же я не запомнил! Конечно, мы его и отпустить не могли – нельзя так, чтобы не накормить человека! Только взял Он хлебушек – немного подсохший по случаю субботы – и так мирно и уютно хрустнула лепешка, и я словно прозрел – это же Он! Это же Ты, Иисусе! И я ведь знал, всегда знал, что это Ты! Как пылало сердце, когда Ты говорил, ведь никогда так не говорил человек, как Ты, Господи! В хлебе благодарности и благодарения Ты открыл Себя! Милостью на милость ответил нам, потому что открыл Себя в ответ на гостеприимство!
Лука и Клеопа не опознали Христа зрительно, но только сердце узнало Спасителя. Иисус открыл Себя в Евхаристии. И до сих пор открывает. Литургия – место Присутствия Христа, место Встречи с Воскресшим.
А еще была молодая Мария Магдалина, которая пришла к пещере погребения раньше всех, потому что всем сердцем любила Господа нашего. И Он стоял рядом с ней лицом к лицу, и даже огромная любовь и благодарность не помогли ей опознать Того, Кто победил смерть. Магдалина узнала в садовнике Бога, только когда Он произнес ее имя: «Мария!» – и в ответ: «Раввуни!», что означает «учитель». Как и в случае с апостолами, Христос открывает Свое Присутствие только тогда, когда Сам захочет, но всегда это личная история, это ответ – на любовь, на гостеприимство, – а иногда призыв, как это было с апостолом Павлом или с братьями-рыбаками.
Присутствие Христа – предельно личное, глубоко интимное и неотменимое событие.
Мы не можем его до конца выговорить, облечь в понятную и исчерпывающую словесную форму. Посмотрите, как к Иисусу пришли Его первые ученики, особенно в книге евангелиста Иоанна. Учитель произносит что-то загадочное, понятное одному лишь этому человеку, и ученик идет за Ним.
Вспомните таинственную фразу, которую услышал Нафанаил: «Видел тебя под смоковницей» – что за смоковница, о чем тут говорится, как это прояснить? Это тайна двух: Бога и Нафанаила, как и тайна откровения Магдалине, и призыв Матфея, и слезы Петра. Богословы приучили нас к тому, что всем этим словам есть разумное объяснение, надо только отыскать нужный том из патрологии Миня. Но это тайна. И она ничуть не больше тайны моего призвания, моей встречи со Христом.
Господь позвал меня лично, и христианство начинается именно с этого. Благовестие Христовой истины не в информации, которую я услышал, усвоил, одобрил и согласился, не в флаге, которому я присягнул на верность, а в личном призыве, который всегда переживается как опыт Присутствия – вхождения в мою биографию Того, Кто лично ко мне обратился и лично меня позвал. Бог открывается как Тот, Кто меня любит – в этом и есть суть Евангелия и главное откровение для каждого человека. Господь любит не просто некий абстрактный мир, сотворенный космос и умирает не за некое соборное человечество, но, прежде всего, лично за меня. И опыт этого откровения, событие Присутствия Христа в моей жизни и есть отправная точка и мысли о Христе, и молитвы Христу, возлюбившему меня и предавшему Себя за меня.