Чтобы попасть 9 мая на Красную Площадь, нужно пройти сквозь несколько кордонов милиции: Тверская перекрыта и заполнена гуляющими людьми, как Красная, Манежная и Театральная площади. Ветераны празднуют День победы, к ним постоянно подходят люди, поздравляют и дарят цветы. Ветераны горячо благодарят, целуют детей и рассказывают о том, как они воевали. Молодые люди окружают стариков и внимательно слушают.
Зарубин Леонид Александрович, радист
Я в Бога верю, больше, чем в торжество коммунизма
— Вы в Бога верите?
— То, что Бог существует, никто доказать не может. Но я в Бога верю. Во всяком случае, больше, чем в торжество коммунизма. И у меня на войне были такие случаи, которые убедили меня в существовании Бога. Но я о них не хочу рассказывать.
— Как началась война, вы помните?
— Как сейчас! Мне было 18 лет, у меня была бронь до окончания войны, потому что я делал самолеты. Я окончил семилетку, поступил учиться училище и стал работать на авиационном заводе, собирал знаменитые штурмовики ИЛ-2 . У меня была бронь, но я рвался на фронт. Потому что у меня отец участвовал еще в гражданской войне, мать тоже была пулеметчицей, а я считал, что не могу сидеть дома и протирать штаны, поэтому тоже добровольцем ушел на фронт. Причем, даже расчет не взял на заводе. Потом мать мне писала на фронт, что к тебе приходили с завода, а она ответила, что он давно на фронте.
— Как вы там воевали, как жили?
— Могу вам рассказать такое, что вы даже не поверите.
— Расскажите, пожалуйста.
— Не хватало пищи, не хватало воды, но были сухари. Так вот, мы искали лужу, которая почти высохла, но там была жидкая грязь, мы опускали туда сухари, они напитывался влагой, немножечко разбухали, мы ели их и, таким образом, мы утоляли и голод и жажду. Разные ситуации были, полевая кухня могла застрять где-то. Иногда сами готовили. Особенно хорошо с питанием было в Венгрии, у них на чердаках были запасы пищи: окорока копченые, сало копченое, и мы пользовались этим. Мне иногда приходится вспоминать неприятный случай, когда меня вызвал командир, дал пару солдат и сказал: «идите реквизировать скот у населения», — армию-то кормить чем-то надо. Это мне напоминало картинку из букваря, где нарисована старая женщина, которая бежит за жандармом, который уводит у нее корову. Вот в роли такого жандарма я и оказался (смеется).
Я был радистом. Мы воевали на танке «М 2 А 2» — Шерман. В комфортном отношении они были лучше, но наши были надежнее, особенно ходовая часть. Даже песенка такая была:
«Америка России подарила «М3С»: ужасно тихоходный и высокий до небес».
Наша тридцать четверка была низкая, приземистая, а Шерманы высокие и у них узкая ходовая часть, они были рассчитаны на хорошие дороги. Потом мы на гусеницы танков, которые приходили в Россию через Баку, на Горьковском заводи приваривали шипы. Но у Т-34 радист сидел на полу, а у Шермана было сиденье. Они не плохие, в умелых руках они грозное оружие. У них орудие было хорошее. Когда мы испытывали его на полигоне, то он прошивал броню танка с тысячи двухсот метров. На них был спаренный пулемет на башне, около главного орудия, у радиста пулемет, на башне был еще зенитный пулемет и на башне гранатомет.
— В каких боях вы участвовали?
— Например, в боях за Будапешт и Вену. Были моменты, когда целые кварталы переходили из рук в руки, был еще момент, когда я попал под бомбежку штурмовиков ИЛ- 2, которые я сам собирал в Москве. Получилось это, потому что в штаб пошла информация о том, что квартал захватили немцы, а мы снова его отбили, но информация об этом не успела дойти до штаба, и был отдан приказ бомбить.
— Что бы вы посоветовали нашему поколению, что бы не повторилась Война?
— Как говорит известная пословица: «хочешь мира — готовься к войне». Надо воспитывать людей. Должно быть духовно-нравственное воспитание в школе. Молодым людям нужно быть здоровым телом и душей, нужна военная подготовка, патриотическое воспитание, кроме того, каждому получить какую ни будь военную специальность.
Анна Васильевна, связист:
Во время Сталинградской битвы многие молились Богу
— Как началась война, помните?
— Это был 1941 год, я была под Москвой, в Воскресенске, там был меланжевый комбинат. Нас оправили работать ткачихами на станки. И когда началась война, было страшно. Мы добровольно написали заявления, что хотим на фронт, а когда пришли на площадь у вокзала, и увидели, что там женщины воют, провожая своих мужей, а по радио объявляют: «Такой-то замполит убит», то мы попросили обратно свои заявления. Дети были, нам тогда 18-ти не было.
— Где вы воевали?
— В кавалерии на Кубани. Пришли домой, а там повестка: направляли в Сталинград. Так я попала на юг, участвовала в Сталинградской битве. Я маленький человек: работала в штабе связистом. Мы принимали секретные сообщения, регистрировали и отдавали командованию. Когда горел Сталинград, то зарево его было видно далеко. Когда мы потом приезжали после войны, то он был полностью сравнен с землей, люди, которые возвращались в родной город после войны, жили там долгое время в землянках. Мы приходили и если видели холмик, или что дымок идет из земли, то значит, там человек живет. Когда мы купались, то на берегу Волги, в песке, можно было легко найти осколки снарядов.
— Вы верите в Бога?
— Да.
— Вы были крещены в детстве?
— Конечно! Мне же 86 год. Тогда все крестились. Только после войны боялись крестить. Когда у меня дочь родилась (а муж коммунист), он запретил ее крестить. К бабушке приехали, а она и крестила ее. Когда сын родился, он запоносил от молока, был полный, а стал худой, думали, что умрет и муж сказал, что надо крестить, а то умрет некрещеным и грех будет. А когда крестили, то он поправляться стал и сейчас ему 56 лет уже, живет хорошо.
— Вы молились во время Сталинградской битвы?
— Молилась. Во время Сталинградской битвы многие молились Богу.Тогда все молились. И сейчас, когда тяжело, мы все вспоминаем Бога. Я молитвы не знаю, только «Отче наш». Перед сном читаю. А так, перекрестишься три раза: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа» и «Аминь» скажешь и пойдешь. Я всегда помогаю людям и делаю добро, и мне все помогают.
Алексей Павлович, летчик:
Вижу, что немец мне показывает «мол, снижайся», а я ему шиш показываю, и они выстрелили
— Где вы воевали?
— Пошел учиться на летчика. Летал на ястребке ЯК-5 . Ну, какой я летчик? Мне 18 лет было, мы учились несколько месяцев. Вот если тебе сейчас глаза завязать и перед тобой трактор проедет, и самолет пролетит, то ты не отличишь один от другого. А у них асы.
Когда началась война я жил в деревне в Белоруссии недалеко от границы, не далеко от Гродно, рядом был аэродром. Мы увидели, что самолеты высоко летят, а не знали, что война началась, тогда еще не объявили ее, но мы знали, что она начнется. Самолеты летели бомбить Киев. И мы вдвоем единственные поднялись в воздух (не то что герои, просто мы были патрулем), и немцы разбомбили наш аэродром и только вдвоем мы спаслись, а остальные погибли.
Нас часто сбивали. Перед войной я ходил на Тушинский аэродром под Москвой и видел затяжные прыжки. Когда напали немцы, то мы взлетели, и я увидел немецкий самолет и вижу, что немец мне показывает «мол, снижайся», а я ему шиш показываю, они выстрелили и попали в хвост.
А мне 18 лет, это первый бой и я не знал, что делать и прыгнул затяжным, как видел в Тушино. Они подумали, что я не мог спрыгнуть с парашютом, а что-то сбросил, и самолет погиб со мной. Я не рассчитал прыжок и попал с парашютом на дерево. Деревья в Белоруссии высокие. Не знаю, сколько там провисел. Меня сняли с дерева и думают, что я мертвый и не знают, свой я или чужой, шпион? Но меня сняли, пришла медсестра, перевернула меня, видит, что я дышу, и оживили меня. Этой же ночью, в два часа, пришел «особняк», (а знаешь кто такой? Пулю в лоб, и все). И он спрашивает меня: «Кто такой? Где твоя часть? Где твой самолет?» Я не знаю, что ответить: самолет погиб, часть погибла, обозлился и сказал ему: «Я тебе не буду отвечать». И если человек виноват, он не уверен в себе, а если он так отвечает, то он свой, и он наполовину он мне поверил, что я не шпион. Потом пришли, разобрались, в соседней части как раз нужен был пилот и меня взяли туда. Много где воевал.
Михаил Дементьевич, артиллерист и партизан:
Партизаны и женщины воюют добровольно
Веселый старик в солдатской форме и пилотке.
— Где вы воевали?
— Два ствола, — показывает на погоны, — это артиллерия. Гвардии капитан.
— Как началась война?
— Я не аналитик, тогда мало что понимал и пользуюсь уже послевоенными размышлениями. Гитлер наступал клиньями, захватывая самые важные города. Прошло всего несколько недель, а война 4 раза прошла через мою деревню. Там ничего не осталось. Недалеко от моей деревни был аэродром, его сразу разгромили. И когда мы полгода прожили под фашистами, то я пошел в партизаны. Я ушел в партизаны в 1942 году, мне было 16 лет. Я из крестьянской семьи и у меня были 4 сестры, и я один сын, а у крестьян на старшем сыне держится все хозяйство. И когда я сказал, что иду в партизаны, то мать встала в двери, расставила руки (показывает, как она это сделала), и сказала: «Не пущу». Отец сказал: «Не надо Мария, если мы его не пустим, то он все равно убежит», — и они отпустили меня.
— Вы верите в Бога?
— Нет, я считаю, что религия величайший памятник человеческому невежеству. Я социалист и считаю, что победа коммунизма неизбежна, но капитализм сопротивляется, подобно тому, как сопротивлялся рабовладельческий строй феодализму. Ведь рабов всем хочется иметь.
— Как выглядела партизанская группа?
— Сначала нас было немного. Человек 15. Потом стало много, около трехсот человек. Партизаны и женщины воюют добровольно. Там не военкомат их мобилизовывает. Поезда под откос пускали и за грех не считали. Жалею, что мало пускали! Была поддержка из центра, когда разведчик пролетал над территорией и видел поезд, то сообщал нам по радио, мы туда подходили и уничтожали поезд. То есть была связь с центром, радиостанции поставляли, оружие, продовольствие.
Потом мы соединились с основными частями, и я стал артиллеристом. Мне тяжелое наследство досталось, если бы я сам выбирал, то выбрал полегче.
— Как кончилась война, помните?
— Как не помнить! Это было что-то! Мы были в Германии, и когда объявили, что кончилась война, то все начали палить из всего, чего только можно и один даже хотел гаубицу зарядить, но командир запретил это, иначе мы бы наломали дров!
Ирина Николаевна Калина, художник:
Люди не хотят знать историю
Подхожу к пожилой женщине с огромным букетом красных цветов в руках.
-Здравствуйте! Можно вас поздравить с праздником Победы?
-Да, мне было бы очень приятно.
Ирина Николаевна Калина родилась в 1928 году. Отец был наркомом в Белоруссии. Когда началась война, ей было 14 лет. Рассказывает, что перед войной был жуткий страх у людей. Когда началась война, их всех эвакуировали в бомбоубежища и метро, которые использовали как бомбоубежища. Спали на станциях, ограниченное количество воды и пищи, утром взрослые уходили на работу. Когда они возвращались на следующее утро из метро на работу, то все боялись, что их домов уже нет. Все дети тоже работали. Через какое-то время женщин и детей эвакуировали из Москвы. Она с мамой попала в Болдино, и они работали в колхозе.
Рассказывает, как был голод. Когда они учились, им, детям, очень хотелось, есть, они мечтали о хлебе. «Какие вы счастливые, что не испытали этого!», — говорит она. Она не была крещена, так как это запретил отец. Крестилась самостоятельно в 28 лет, после того как отсидела в концлагере 4 года.
Ирина не помнит, чтобы во время войны кто-то молился. Когда она была маленькой, посадили ее отца, когда выросла, её посадили тоже, обвинив в том, что она – «ребенок врага народа». Следователь говорил: «Он – волк, а вы – волчата». Он считал, что она ненавидит советскую власть, за то, что её отец был казнен. На мой вопрос, что она считает настоящей причиной того, что её посадили, как она сегодня к этому относится, честно отвечает, что СССР нужны были рабы – бесплатная рабочая сила. Тогда она была молодой и красивой могла работать и привлекала к себе внимание.
Попросил ее подробнее рассказать о том, как ее отправили в концлагерь. Ирину привезли в Казахстан, местность Джаскан. Лагерь «Карагандалаг» находился в степи. Там был мужской и женский отдел. Было очень тяжело. Мужчин умирало очень много, а женщины почему-то почти не умирали. Умерла только одна, которая до этого блудила. Работа была очень тяжелая. Ей предлагали, как она рассказывает, «стать наложницей». Но она обладала сильной волей, и поэтому отказалась. Начальник лагеря в качестве мести бросил ее в карцер. Когда она попала в тёмную камеру и дотронулась до стены, то её рука почувствовала иней- температура была около нуля. Она сидела всю ночь, и, чтобы не сойти с ума от холода, вспоминала телефоны друзей в Москве.
В лагере её отправляли на самые тяжелые работы. В этот период она, как и многие другие, думала о самоубийстве. Чтобы его не допустить, заключенным запрещали иметь какие-то вещи кроме одежды и следили что бы во время сна руки не находились под одеялом.
Кормили их три раза в день, для того только, чтобы они не умерли с голоду – кусочек хлеба и баланда, которая состояла из рыбьих костей и гнилых очистков капусты. Когда я потом рассказал об этом моим друзьям, они возмутились: «Кто у них был повар?!»
Когда через 4 года срок заключения подошел к концу и её освобождали, то ее подруги, кто оставались в концлагере, по её словам, выли, как звери. Ирина говорит, что самое страшное – потерять свободу.
Она не помнит, чтобы во время войны была церковная жизнь. Её мать рассказывала, что она видела, как взрывали Храм Христа Спасителя. Как она относится сейчас к этому событию и вообще к истории России 20 века? «Люди не хотят знать историю, но ее нужно знать, для того, чтобы понимать её, чтобы покаяться в тех фактах нашей истории, за которые нам должно быть стыдно».
Когда в 90-е годы она захотела узнать, что было с её отцом, она пришла в КГБ. Следователь, очень вежливый, вынул папку и сказал: «Вот дело. Вы можете взять его хоть сейчас. Но я Вам не советую этого делать, так как, это очень страшно. Многих родственников, которые, так же, как и Вы, приходили узнать судьбу своих родных, увозили в институт Склифосовского». И она решила не читать дело, чтобы не знать, что сделали с ее отцом.
Мария Ивановна, сестра милосердия и учитель мужества
Рассказывает, что во время войны она была сестрой милосердия. Работала в медицинском поезде, перевязывала раненных, участвовала в битве под Курской дугой. После Сталинградской битвы Волга была красной от крови, по её воспоминаниям. Она говорит: «Не дай Бог, чтобы повторилась война, нужно делать всё, чтобы не было войны». Молился ли кто-то тогда Богу? – Нет, не помнит, тогда было не до этого. Потом она стала верующей. Очень радуется тому, что сейчас храмы открыты. В настоящее время проводит уроки мужества в школах.
Ветеран, имя назвать оказался. Служил в Севастополе. Говорит, что Севастополь был освобожден в 1944 году. В Бога не верит, говорит, что не помнит, чтобы тогда кто-то молился. К современному возрождению фашизма относится отрицательно. Говорит, что это предательство Родины. «Столько жертв было положено, для того, чтобы победить фашизм». На вопрос «Как это преодолеть?» говорит, что нужно читать хорошие книги и изучать историю.
Александр Гаврилович Селезнев, полный кавалер ордена Славы
В начале Тверской, около Думы, вижу старого человека, бледного, как смерть, идущего к кордону милиции. Он одет в наглухо застегнутый черный плащ, никаких орденов, а ветеранам сегодня положено быть с орденами. Подхожу с сомнением:
— Поздравляю вас с Праздником победы!
— Спасибо.
— Вы воевали во время войны?
— Нет, по Москве прогуливался…
Меня удивляет такой неприветливый ответ, но все-таки продолжаю разговор, стараясь быть очень вежливым.
Александр Гаврилович Селезнев все-таки рассказывает, что возвращается из Кремля, где президент и премьер-министр сегодня торжественно принимали ветеранов войны. Показывает автограф президента на пригласительном билете. Оказывается и медали у него есть, только они под плащом.
— Приходится плащ надевать, хоть жарко. Недавно был случай, когда одного ветерана ударили по голове и сняли все ордена.
— Как можно сегодня так относиться к людям, которые спасли страну?!
— Сейчас много тех, которые не знают истории, живут одним днем, кроме того, кризис, на работу устроиться трудно, а жить-то как-то надо.
Удивляюсь его великодушию, впрочем, частому у людей его поколения, которые дожили до наших дней. Александр Гаврилович — полный кавалер ордена Славы. Он родился в Кашине в 1922 году. На следующий день после начала войны пошел в армию. Служил разведчиком, воевал под Курской дугой, дошел до Праги, пять раз был ранен. Сегодня ведет уроки мужества в школах Москвы.