11 сентября отмечался День трезвости. Когда-то давно, больше ста лет назад, он был установлен Священным Синодом. Еще раньше, повсеместно стали появляться общества трезвости. И в Талдоме, в краеведческом музее, есть фотография 1907 года, на которой изображено открытие при приходе такого общества. Года четыре назад про День трезвости в нашей стране опять вспомнили.
Его опять установили, отмечают. Мне не кажется, как некоторым, что это нечто, насаждаемое сверху, а значит ненастоящее, неработающее. Мне кажется, что такой день – это лишь очередное напоминание нам всем, что трезвость и трезвение – это полузабытые добродетели в русском народе, которые пора возрождать.
Если родителей не спасти, то детей еще можно уберечь
Ко мне часто на исповедь приходят женщины, которые жалуются на пьющих мужей и сыновей. Трезвость и семья – вот что взаимосвязано, переплетено.
Я хорошо помню опыт собственной семьи. Помню счастливое детство, лет до пяти-шести, и то, что было после того, как отец запил. Еще пять лет спустя они с мамой развелись. Это был крах, катастрофа, разрушение моего счастливого детского мира. В подсознании воспоминание сидело крепко. Каждый раз, когда на исповедях мне открывалась реальность других людей, я все больше понимал какая это всеобъемлющая и сложнейшая проблема.
Начало двухтысячных годов было временем какого-то безумия, его пиком. Государственная монополия на продажу алкоголя снята и передана в частные руки. В стране происходили жуткие вещи, настоящий беспредел. К секспросвету добавилась открытая пропаганда алкоголя.
Тогда я познакомился с обществом трезвости и понял, если родителей не спасти, то детей хоть как-то еще можно уберечь. Среди них нужно сеять семена здравомыслия, целомудрия, трезвости, как христианской добродетели. Ведь если у человека есть духовная трезвость, то из нее неминуемо вытекает физическая.
Мы создали на приходе общество трезвости. Жизненный и пастырский опыт вошли в резонанс с обстановкой в стране и я понял, многие беды у нас от внутренней расслабленности, расхлябанности, от духовной нетрезвости.
Священник Илия Шугаев. Фото: mepar.ru
“А давай выпьем за здоровье отца Илии”
И вот я ходил с этой проповедью много лет. Причем в церковной среде часто труднее говорить о трезвости. Даже на собраниях в благочинии слышал смешки и ерниченье в свой адрес. Когда священники собирались вместе за трапезой, то и дело раздавались: «А давай выпьем за здоровье отца Илии, за успех его дела…»
Впрочем, несколько лет спустя, один из тех, кто больше других надо мной посмеивался, как то однажды подошел и поблагодарил меня:
«Понимаешь, трезвенник у нетрезвенника вызывает одну реакцию – раздражение, – сказал он мне. – Кто-то будет изображать из себя более святого, будет с презрением смотреть на выпивающих. Это всегда задевает. Но то, что ты никогда не надмевался, не огрызался в ответ, но был тверд в своей позиции – достойно уважения».
Проповедь трезвения действительно вызывает наибольшее сопротивление у верующих. Тем более, что есть в нашем языке и культуре устойчивые выражения. Некоторые из них – прямые цитаты из Писания. «Вино веселит сердце человека» – эти слова 103 псалма мы слышим на каждой вечерне и они сидят у нас в голове. Эти слова даже стали поговоркой, сопровождающей распитие не только вина, но и водки.
И когда православному скажешь о трезвости, он тут же назовет три-четыре аргумента против. Обязательно вспоминают и про претворение воды в вино в Кане Галилейской, и о том, как апостол Павел советует апостолу Тимофею употреблять немного вина, и да, слова царя Давида, куда же без них?!
Помню, как мы по благословению правящего архиерея владыки Ювеналия объехали всю епархию с пастырским семинаром по поводу трезвенной работы. В большинстве случаев все проходило хорошо, но были ситуации, когда лектор, заняв чуть более поучительную позицию, вызвал у духовенства ропот: «Что это вы нам впариваете?»
Мне порой даже кажется, что донести идею трезвости куда проще до человека неверующего, без стереотипов. Впрочем, утверждение трезвости – вовсе не антиалкогольная пропаганда. Это не история о том, что нельзя, потому что вредно. Это не проповедь запрета. Это идея о том, что трезвость – это хорошо, потому что добродетельно.
Увы, современный подросток сегодня стоит не перед выбором: пить – не пить, а перед выбором: пить много или пить мало.
Понятие «трезвенник» ассоциируется у нас с чем-то отрицательным и опасным. «А ты что не пьешь, может, ты бывший алкоголик? Или язвенник? А может ты сектант ненормальный…»
Но трезвость – это не когда нельзя, а когда и не хочется, и не нужно, когда тебе не нужны внешние стимуляторы для радости, когда внутренние проблемы и конфликты решаешь без психоактивных веществах. Трезвость – это не унылое похмелье, когда перепил и больше нельзя, трезвость – это радостное и бодрое состояние тела, души и духа.
Я не идеалист, я понимаю, что проповедь о трезвости как христианской добродетели не может принести плоды ни завтра, ни послезавтра. Краткосрочной реакция может быть лишь на запретительные меры. Но я надеюсь, что дети тех, кому я проповедую сегодня, в сердце которых бросаю зерна, будут жить иначе, лучше.
Кажется, я здесь нужен
Воспитание у меня было советское. С пионерско-комсомольских времен было желание трудиться ради счастливого будущего, быть полезным, служить всеобщему благу. Пока учился, наивно полагал, что человеческое счастье состоит в научно-техническом прогрессе. Был уверен, что вполне могу и даже обязан реализовать себя в этом, поэтому позже поступил в МФТИ.
Правда еще в 1984 году, а учился я тогда в девятом классе, стал иногда слушать BBC и «Голос Америки». Застойные времена сменялись политическими волнениями, вот-вот наступит перестройка, в стране не пойми что происходит. Хочу во всем разобраться, а обсудить не с кем. И вот я слушаю «Голоса» и вдруг случайно попал на религиозную передачу.
Только что нас поливали грязью, а тут словно перенесли в иное измерение, где царят спокойствие, мир и какая-то внутренняя тишина. В одночасье перестал слушать политические рубрики, сосредоточился исключительно на религиозных. Но только на первом курсе, когда у меня умерла бабушка, мы с сестрой в тайне от мамы крестились.
Помню, закончилась зимняя сессия. Лежу на диване, отдыхаю, на стенку гляжу, где на тот момент у меня появился православный календарь. 18 января, освящение воды. «О, – думаю, – схожу-ка в храм». Прихожу, а там толпа, никто войти не может. Собрался развернуться. «Ну не судьба, – думаю, – не прорвешься тут». Вдруг бабулька какая-то подлетает, хватает за руку со словами «хорошо, что пришел, будешь помогать».
Протаскивает меня сквозь эту плотную человеческую массу прямо в центр храма. Поставила к одному мужичку, с которым мы сдерживали толпу во время и после молебна. Так мы и стояли: одну партию людей запустим, другую держим, другую запустим, новую сдерживаем. Стоял я и мысль у меня была единственная: «так много людей, а помочь некому, так много мужской работы, а мужиков нет. Кажется, я здесь нужен».
Постепенно я разочаровался в науке как источнике счастья для человечества. Хотел бросить институт, но духовник отговорил, сказал, что начатое следует доводить до конца.
Помню я своему научному руководителю в институте заявил, что «наверное не буду доучиваться…» «Да ты с ума сошел! Такая работа проделана. Диплом всегда пригодится. Ну, может, только в семинарии не пригодится…», – отговаривал он. А я ему в ответ: «А я как раз в семинарию и собрался». Он смеялся, не верил, потом просто очень удивился, понял, принял.
Помочь тем, кому помогать не торопятся
Семинария произвела на меня большое впечатление. Когда живешь в приходе, ты первый парень на деревне. Молодёжи мало, все вокруг прыгают, охают «ах какой ты умненький, да какой хорошенький, да ты наша надежда, да ты радость». И у человека смещается представления о себе. В семинарии я увидел множество замечательных людей, которые духовно были на много голов выше меня. Я погрузился в новый для себя мир, понял куда расти. Никаких сомнений, как жить дальше, не было.
К 25 года у меня уже пульсировала мысль, что я готов к семейной жизни, у меня есть потребность реализовать себя в отцовстве, в созидании малой церкви, но главное – в служении Церкви Христовой. Я имею силы и на первое, и на второе.
Двадцать пять лет для брака поздновато, конечно, но я стал присматриваться к девушкам. В семинарии я пел в смешанном хоре, где рядом с семинаристами пели девушки из регентской школы. На спевках общались друг с другом. Одна из девушек запала в сердце. Я чувствовал, что она мне близка по духу, взглядам. Она уже заканчивала учебу и вот-вот должна была навсегда уехать в Красноярск. Я понял, что могу упустить возможность связать свою жизнь с ней. На первом курсе Академии, в 1997 году, мы поженились.
Когда мы приехали в Талдом, где население едва насчитывает 15 тысяч человек, где живешь, как в большой деревне, она, выросшая в большом городе с миллионным населением, долго привыкала, но не плакала. А когда родились дети, также без ропота оставила регентское служение и переключилась полностью на семью.
А когда уже все шестеро стали подрастать, а у нас появилось ощущение, что начинается расслабленная жизнь, хотя силы и желание воспитывать и растить детей еще есть. Мы почувствовали, что чему-то научились, хотя и понимаем, что имеем массу недостатков как родители. Когда маленький ребёнок бегает по дому – это особая атмосфера. Вот и у нас возникло ощущение, что чего-то не хватает в нашем доме, точнее кого-то.
Начались разговоры: а чего, собственно, не хватает? Поняли, что не хватает детей. Обсудили, решились. К тому же попали в волну на нашем приходе. Многие знакомые стали брать приемных детей. Мы заразились. Прошли ШПР. К своим шестерым взяли троих приемных. Сразу решили, что будем брать не одного, а братьев-сестер, потому что их берут реже, народ боится. Так что наша цель была помочь тем, кому помогать не торопятся. Достались местные детки.
Пока мы думали, кого взять, Господь Сам послал нам деток. В одной семье выявился случай. Мама с алкогольной проблемой бросала четырёхмесячного ребёнка одного в квартире. Начали процедуру изъятия и ребенок оказался в больнице. Его нужно было срочно устраивать в семью.
Маме давали время на размышление, чтобы пролечилась, устроилась на работу, но она этой возможностью не воспользовалась. Потом появилось еще двое детей, чью судьбу надо было срочно решать. Родителей лишили родительских прав. Оба они попали в тюрьму, а бабушка с детьми не справлялась. Так что мы никого не выбирали, взяли тех, кого предложили.
Молодежь нужно любить
Плодить нищету! Эта осуждающее и презрительное словосочетание, что тридцать, что десять лет назад, что сейчас, по-прежнему витает в воздухе. И если не озвучивается, то подразумевается многими. Но много лет назад я решил для себя с этим глупым стереотипом побороться, причем не только собственным примером.
В конце 90-х годов я стал ходить по школам с лекциями о семье. Сначала разово, потом систематически. У меня было желание рассказать подросткам о том, что такое любовь, что такое семья, в том числе развенчать довольно странные негативные представления о многодетности.
Мне было жутко обидно, что специалистами в физике и математике становятся единицы, хотя физику и математику изучают все и до 11 класса, а в брак будут вступать все, но эта тема никак не изучается в школе.
О семейной жизни в школе мало что правильного и ценного тогда говорилось.
Я приходил в школу и примерно за месяц читал цикл лекций. Иногда мне ставили уроки вместо заболевшего учителя, но чаще преподаватели сами отдавали свои уроки, понимая важность семейного просвещения для детей. В школы директора пускали спокойно, да и дети меня принимали.
У подростков не было никаких провокаций, попыток сорвать уроки, да и я старался. Придумывал дискуссионные темы, приглашал собеседников. Девочки, понятное дело, слушают всегда куда более внимательно. Мальчишки обычно психологически девочек моложе, но протеста я у них никогда не вызвал.
Я давно понял: молодежь нужно любить и нужно любить с ними общаться. С подростками нельзя говорить сверху вниз, следует уважать их мнение, нужно допускать диалог и никакое «я тут умный, а вы тупые» не пройдет. Любая встреча должна превращаться в совместное размышление. Спустя пять лет, в 2007 году, из лекций я составил книгу, которая имела несколько переизданий.
Я понял, что если говоришь правильные вещи, то они входят в резонанс с тем, что написано у детей в сердце. Вокруг себя и с телевидения они видят какие-то модели семейного поведения, но их это не устраивает, и вдруг им священник говорит о любви, о чистоте и целомудрии, и это совпадает с их внутренним пониманием настоящей любви.
Записала Дарья Рощеня