«Византийские порядки», — вздыхают некоторые либералы, сталкиваясь с российским хаосом. Бюрократия, воровство, бесправие и обскурантизм — всему виной Православие и Византия! Эта тема не нова, но по-прежнему актуальна. Вспомним хотя бы высказывание В.В Познера о том, что «одна из величайших трагедий для России — принятие Православия», помешавшего нам развиваться наравне с «цивилизованной» Европой. Действительно ли все дело в Православии? Не стоит пенять на Византию, просто мы плохо учились — считает доктор филологических наук славист Виктор ЖИВОВ.
По следам Гиббона
Сталкиваясь в литературе XIX века с негативными оценками византийского влияния, мы должны отдавать себе отчет в том, что писатели того времени очень плохо себе представляли Византию. Основным источником для них была книга Эдварда Гиббона, в который он очень негативно описывал византийскую культуру. Гиббон был умным человеком, крупным ученым, но у него были свои представления о Византии: развратные нравы, излишняя религиозность. И когда Чаадаев говорит в своем «Первом философическом письме»: «По воле роковой судьбы мы обратились за нравственным учением, которое должно было нас воспитать, к растленной Византии», он черпает свои сведения, превратные, именно из этой книги. Так же как и многие последующие поколения русских авторов.
Сегодня мы имеем совершенно другой взгляд на византийскую цивилизацию. Наши знания существенно отличаются от того, что знали о ней европейцы на рубеже XVIII-XIX веков. Византия на протяжении всего своего существования была самой интеллектуальной страной Европы, страной высочайшей философской культуры, хранительницей античного наследия. Русь после падения Византии становится в каком-то смысле ее преемницей, она транслирует византийское наследие. Но здесь стоит сделать очень важную оговорку: она усваивает лишь его отдельные части.
Как византийское Православие повлияло на русскую культуру? Очень просто – оно создало русскую культуру такой, какой мы ее знаем сейчас. Русская культура сформировалась как православная культура восточнославянского населения. Но нельзя игнорировать и тот факт, что Русь трансформировала то византийское наследие, которое она усваивала. Иконопись, которая, безусловно, имела византийские основы, была трансформирована на восточнославянской почве. Так же, как и архитектура, аскетическая традиция.
Принятие византийской культуры на Руси было очень избирательным. Когда Константин Великий, первый христианский император, основывал Константинополь, он перенес туда многие языческие статуи, потому что для него город был немыслим без античных скульптур. Главное, чего не унаследовала Русь от Византии, это светскую византийскую культуру, которая была, по большому счету, продолжением позднеантичной. Русь игнорировала греческую литературу, философию, и даже византийское богословие она усваивала очень осторожно. Чтобы понимать святоотеческие тексты, нужно было владеть языком греческой философии, нужна была определенная философская подготовка, которая давалась в византийской школе и которой не было у восточных славян. Что-то, конечно, переводилось, но, как правило, переводили аскетические произведения, а не собственно философские или богословские. В целом богословие само по себе не вызывало на Руси какого-то серьезного интереса. И это естественно, потому что христианину вообще не нужно много богословия. Богословие становится необходимым, когда Церковь борется с ересями. Вся история византийского богословия есть история борьбы с различными еретиками, история поиска богословских формулировок, история полемики. На Руси ересей практически не было. Так называемые «жидовствующие» появляются только в XVI веке, то есть спустя почти пять столетий после Крещения. Самая большая и сложная богословская книга, написанная в Московской Руси, «Просветитель» святого Иосифа Волоцкого, по богословскому уровню просто несопоставима с греческими отцами.
В чем упрекнуть?
Несерьезно говорить о «византийской бюрократии» или «деспотизме» на Руси. Да, Византия была наследницей Римской империи, это было организованное государство, обладавшее очень умелым и профессиональным классом бюрократов. Может, византийская бюрократия была и не самой симпатичной социальной группой в мировой истории, но это были профессиональные образованные люди, элита византийского общества. Киевская Русь ничего подобного не усвоила. Прежде всего она не усвоила имперской идеи. Обряд возведения на престол появился у нас значительно позже, как и идея империи, которая возникла уже в связи с политической идеологией Москвы как Третьего Рима. Для Киевской Руси это абсолютно нехарактерно. И уж точно ничего похожего на византийскую бюрократию ни в Киеве, ни в Москве никогда не было. Бюрократия появилась при Николае Первом. А ведь это века!
Что же касается московского деспотизма, он проявлялся в двух моментах. Первый — отсутствие независимых от высшей власти общественных институций вроде Парижского парламента, и второй — расправы царей над разными людьми, как правило аристократического происхождения. Конечно, эти расправы были жестокими, впрочем, как и повсюду в средневековой Европе. Посмотрите на Генриха VIII или Елизавету Английскую. Но простого крестьянина такой деспотизм практически не касался, и в первую очередь ввиду отсутствия той самой бюрократии, о которой мы говорили. До крестьянина ни бюрократия, ни государственная власть тогда просто не могли дотянуться.
Тоже варвары
До какого-то момента западноевропейские варвары продолжали оставаться такими же темными и необразованными с точки зрения античной учености, как и мы. Если посмотреть на Францию X-XI веков, она не производила лучшего впечатления, чем Киевская Русь. Но совсем скоро здесь расцветет средневековая философия, взгляды людей будут обращены к античному христианскому наследию, что предопределит развитие западной цивилизации на многие столетия. Зачем же этим варварам вдруг понадобилась философия? Зачем им понадобилась систематика, богословские трактаты, «суммы теологии»? Ведь так внимательно и серьезно, как читали на Западе в XII-XIII веках блаженного Августина, на Руси не читали ни одного церковного автора: ни святого Василия Великого, ни святителя Иоанна Златоуста.
В течение всего раннего Средневековья западная Церковь была кровно заинтересована не просто в миссионерстве, но и в просвещении варваров, которые на нее наступали. Церковь старалась хотя бы немного превратить этих варваров в римлян. И это создало каналы, через которые тонкий ручеек христианской учености передавался из поколения в поколение: от Античности к Средневековью. Византийцы, напротив, были плохими миссионерами. Своих варваров они презирали: «Варвар никогда не станет настоящим христианином». Западные варвары, в отличие от восточных, располагались не за границей, а внутри территории бывшей Римской империи. Если славяне интересовали Византию исключительно как объект для церковного миссионерства, то западная Церковь вынуждена была инкультурировать своих варваров, потому что жили они не где-то далеко, а здесь, где когда-то находились старые еще античные центры учености. К примеру, французский город Тур даже в VII веке сохранял свои римские корни, и потомки античных вельмож продолжали там играть важную роль в управлении обществом. У славян никаких византийских вельмож поблизости не было. От западной Церкви будущие французы и немцы получили то, что славяне не приняли от Византии: основы античной культуры. Столкнувшись с новыми ересями, западная Церковь, изначально куда более централизованная, чем восточная, обращается к философии, систематическому богословию, создает образовательные институты. Церковные институции, органы централизованного управления там всегда играли более важную роль, чем на христианском востоке, ориентированном на харизматическую духовность, не нуждавшуюся в институциональном аппарате. Централизованный церковный аппарат и античный «фундамент» европейского Средневековья предопределили появление схоластики, а затем и возрождение. Для Руси же Римская империя продолжала оставаться чужим языческим прошлым, которое целиком отвергалось. Это во-первых.
Во-вторых, на Западе все-таки читали на латыни. Мы, с одной стороны, имея церковнославянскую письменность, могли читать книги и слушать богослужение на достаточно близком и понятном языке. Грамотность в русских городах развивалась очень быстро, значительная часть населения была грамотной (на Западе латынь оставалась достоянием немногих интеллектуалов). Но объем литературы на церковнославянском не сравним с объемом литературы на латыни. Там могли читать римских античных авторов, философов, и это тоже сыграло свою роль.
Возможно, если бы турки не захватили Константинополь, если бы Византия продолжала существовать после XV века, просвещение на Руси двинулось бы другим путем. Может, не было бы этой относительной замкнутости, изолированности от западной и центральной Европы на протяжении XV, XVI веков. Не было бы определенного «отставания». Но в любом случае это не собственная вина Византии и уж точно не вина Византийского Православия.
Записал Дмитрий РЕБРОВ
СПРАВКА
Виктор Маркович ЖИВОВ, доктор филологических наук, заместитель директора по научной работе Института русского языка им. В. В. Виноградова при Российской академии наук, заведующий сектором истории русского литературного языка. Родился в Москве в 1945 году в семье журналиста, переводчика и литературоведа Марка Живова. Выпускник отделения структурной и прикладной лингвистики филологического факультета МГУ, занимался структурной типологией языков и фонологией, известен как автор многочисленных работ по истории древнерусской культуры, истории русской литературы XVIII века.