Мы не знали, что видимся в последний раз
Игумения Гавриила (Глухова), настоятельница Гродненского Свято-Рождество-Богородичного ставропигиального женского монастыря:
— Владыка Филарет — личность историческая. Такие люди рождаются не раз в столетие, а раз в несколько сотен лет.
В 1982-м я стала послушницей в Рижском монастыре, а через два года владыка Филарет попросил, чтобы меня отпустили на послушание к нему в Отдел внешних церковных сношений. Так я и отправилась в Серебряный Бор к нему в резиденцию — бывший дом митрополита Никодима (Ротова), это и по сей день резиденция председателя ОВЦС. Там я пробыла с владыкой чуть больше четырех лет: видела его труды, видела его бессонные сутки.
Серебряный Бор, 1978 год. Сестра митрополита Ольга и игуменья Гавриила
Он бесконечно работал. Понимаете, ОВЦС — это церковный МИД. И здесь владыке Филарету можно дать много определений, но главное из них — миротворец. Он не разжигал костер ненависти к советской власти со стороны Запада и Востока, он пытался все погасить любовью, как бы сложно ни было. Когда он ездил в заграничные поездки, говорил: «Все у нас в Церкви и государстве хорошо. У нас есть взаимопонимание. Церковь молится о Богом хранимой стране нашей, власти и народе».
Вот маленький пример. Обычно владыка уезжал с пятницы по воскресенье в Белоруссию, а остальные дни проводил либо в ОВЦС, либо в заграничных поездках. Однажды в какой-то из выходных он остался в Москве, но все равно не отдыхал и принимал иностранные делегации. К вечеру я, хоть и была молода, себя неважно чувствовала — сказалась усталость. И вот владыка заметил, что у меня неприветливый, нездоровый вид. Гости, должно быть, восприняли меня как недовольную.
Через несколько минут он их на кого-то оставил, пришел ко мне и так очень строго сказал: «Если я еще один раз увижу твое такое кислое faciem (лат. лицо — прим. ред.)… — и дальше продолжил ласково, у него было милостивое сердце. — Ты пойми, что для них, представителей Запада, мы являемся примером русского монашества. Они увидят, что ты такая затюканная, несчастная, и у них сложится впечатление, что в нашей стране монашество и Церковь гонимы. А ты выйди — как бы ты себя ни чувствовала, — улыбнись, красиво обслужи, а потом решай свои проблемы и вызывай врача. Лечись, делай что угодно, но чтобы твоего уставшего вида никто не видел. Ты для гостей — все монашество Русской Православной Церкви!»
Владыка Филарет (впереди) в самолете с Патриархом Пименом. Рядом — протоиерей Федор Соколов
И сразу расскажу, как этот совет пригодился. Вскоре от ОВЦС меня послали в командировку в Испанию. Мы были на экскурсии в одном из соборов Мадрида, и вдруг подходит к нам группа католических священников и просит разрешения потрогать меня за руку, за подрясник. «Пожалуйста!» — улыбаюсь я. Они фотографируются, а потом объясняют свое удивление: «Мы буквально на днях видели монахов из Румынии, когда расстреляли Николая Чаушеску. Послушайте, это же забитые люди. Действительно, Чаушеску диктатор, он издевался даже над церковниками. Но мы не можем поверить, что вы из Советского Союза — с улыбкой, такая энергичная, приветливая, общаетесь с нами, с католиками!» Я вспомнила потом слова владыки Филарета… Как бы ты себя ни чувствовала, но ты должна знать, что представляешь Церковь. Ты можешь быть единственной русской монахиней, которую эти люди увидят, и у них сложится впечатление обо всех. И это лишь один из маленьких примеров, как владыка учил жить.
Он не щадил себя, но жалел других. Да, порой видеть его усталость я больше не могла. Он работает, работает — бывает, засыпает в четыре часа и говорит: «В шесть — разбуди». И это повторялось изо дня в день. В лучшем случае он спал два часа, потом быстренько завтракал и опять ехал в отдел.
Приходилось иногда злоупотреблять терпением и выключать все электрические пробки. Представьте, свет погас, и я спокойненько ушла спать. Владыка не трогает. Вот я бы точно позвонила или постучала: «Ну-ка немедленно вызывай мастера!» Утром открываю дверь, чтобы его разбудить, и чувствую — пахнет свечами. Он сидел, работал и не сделал мне ни единого замечания. Вот это любовь, вот это милосердие… Однажды снова смотрю — он еле живой. На этот раз я и свечи все спрятала, даже украшающие. Владыка потерпел полчасика, а потом не выдержал: «Немедленно включай свет. Немедленно». Что оставалось делать?
У него не было никаких отпусков или выходных, для него отпуск — это послушание в церкви. Единственное, по требованию Патриарха Пимена и врачей он на десять дней уезжал лечиться в больницу. Первые полтора-два дня отсыпался, потому что было полное переутомление, а потом снова принимался за работу.
Чем человек более воспитан, тем он более скромный. В жизни владыка был очень простым, хотя происходил из настоящего дворянского рода, этот титул Вахромеевым пожаловал император. Он родился в 1935 году в Москве, в его послевоенном детстве самой любимой игрой был футбол: но гоняли не мяч, а консервную банку. Когда детей звали обедать, мальчикам, его друзьям, не полагалось садиться за один стол с людьми дворянского сословия, их кормили теми же блюдами, но отдельно в другой комнате. И владыку это всегда очень коробило. Став архиереем, он обязательно приглашал к столу всех — и водителя, и сторожа, и дворника. Он показывал, что для него нет людей выше или ниже рангом, все дети Божьи. Он ребенку поцелует ручку, бабушку обнимет, нищему даст копейку, за обиженного заступится…
Как-то мы говорили с его сестрой Ольгой Варфоломеевной, она рассказала, как их семья прятала гонимого астраханского епископа Федора. «Береги! Береги! Ты золотой сосуд носишь под сердцем. Будет великий перед Господом», — кивнул он маме будущего митрополита Филарета, когда она носила его под своим сердцем.
Блаженная Валентина Минская еще в 60-х годах предсказывала: «Придет в Белоруссию такой черный, — а у него тогда была действительно черная борода, ему ведь всего-то 43 года исполнилось, когда он здесь оказался. — Придет, столько сделает! Храмы, монастыри откроет, поднимет всю православную Белую Русь на высоту духовную, а потом…» — и закрыла глаза. Ничего не сказала больше.
Владыка Филарет в 1968 году в Ленинграде
Я была с владыкой Филаретом в Австрии в 2008 году, когда ему меняли коленный сустав, мы с ним больше двух месяцев пробыли в больнице. Патриарх Алексий был еще жив, он тогда уехал на лечение в Испанию и каждый день звонил мне или владыке: интересовался здоровьем, подбадривал.
В начале ноября Святейший служил в Мюнхене первую литургию после воссоединения с зарубежной Церковью и пригласил туда владыку Филарета — прошло недель пять после операции, он уже сам передвигался, но с палочкой. И мы собрались, но владыка смутился, во всем он был деликатен: «Неудобно… скажут, что Филарет с палкой приехал». Святейший тогда отправил к нам из Мюнхена епископа Илариона (ныне председатель ОВЦС) и архиепископа Феофана, они привезли владыке в подарок просфору и открытку, написанную рукой Патриарха. Святейший любил посылать такие открытки из дальних поездок, но только самым близким.
Владыка был очень терпеливым. После операции ему необходимо было разрабатывать коленный сустав на специальном приборе, но, к сожалению, это было болезненно, поэтому он не всегда «с радостью» делал эту процедуру. И вот, когда звонил Святейший, втайне от владыки я выходила на балкон и скорее просила, чтобы он уговорил его сделать процедуру для его же пользы. Святейший, конечно же, находил подход, и сразу после общения по телефону с Патриархом владыка журил меня: «Ну что, нажаловалась? Давай этот прибор…»
Митрополит Филарет с игуменьей Гавриилой
4 декабря 2008 года примерно в 19:40 по австрийскому времени (в Москве 21:40) владыка Филарет последний раз беседовал по телефону с Патриархом Алексием. Я долго не могла дозвониться Святейшему, но что-то подталкивало меня — надо! Наконец-то Святейший ответил. Я, как обычно, спросила его о самочувствии, а в ответ — молчание. Потом сказал коротко: «Очень устал». Я передала трубку владыке Филарету и стала свидетелем дружеского разговора старшего и младшего брата, а не разговора Патриарха с подчиненным митрополитом. Святейший докладывал, что сегодня служил литургию в Успенском соборе Кремля, затем ездил в Донской монастырь служить молебен у мощей Патриарха Тихона, а вечером принимал митрополита из Греции.
— Ваше святейшество, ну разве так можно? Вы не бережете себя!
— Владыка, а вы врачей слушаете?
Это был их последний разговор, а 5 декабря пришла новость о смерти Патриарха. Вот как дословно Святейший говорил о владыке Филарете: «Мы пришли в Церковь, когда за веру в Бога уже не расстреливали и в тюрьмы не сажали, но сколько мы пережили, рассудит только Бог и история».
Владыка был одним из кандидатов на Патриарший престол, но везде со смирением уступал, он же и выдвинул кандидатуру митрополита Кирилла на синоде в Переделкине: «Что нам рассуждать, местоблюстителем должен быть молодой».
Знаете, он очень любил преподобного Серафима Саровского, так же, как он, называл людей «радость моя». К девушкам обращался с почтением: «Барышня». Не важно, у кого какое было настроение, он всегда улыбался. У любого мужчины спрашивал: «Ну, как семья? Как жена? Цветы даришь? Не обижаешь?» Скажет два-три слова, но эти слова попадали в точку. Каждый удивлялся: «Откуда знает? Да владыка святой!»
Он заболел коронавирусом 5–6 декабря, но признаков не было, температура поднялась только 15-го. Все к нему приехали на именины, никто из нас не заразился… Мы ничего не знали и не догадывались, что видимся в последний раз: целовали руку, обнимались.
Именины владыки 14 декабря
Владыка завещал похоронить себя в Жировичском монастыре. Он так полюбил Белоруссию, что решил с ней остаться и телом. Слышала, что владыка будет лежать в открытом гробу — ведь прошло уже больше месяца, тест у него отрицательный, так что никакой опасности нет. Это большое утешение, что мы сможем проститься.
Однажды мы в омофоре владыку запутали
Священник Святослав Рогальский, доцент кафедры библеистики и богословия Минской духовной академии:
Священник Святослав Рогальский
— Владыка Филарет появился в моей жизни в 1992 году, вскоре после того, как я принял крещение. В одно из воскресений я увидел, как он выходит из кафедрального собора. Его облик, его благословляющие руки впечатлили меня очень сильно. Через два года меня пригласили в этом соборе прислуживать, владыка меня заметил — и я стал его иподиаконом.
Я сразу понял, насколько это хорошая и важная школа для человека, который собирается связать свою жизнь с Церковью. У меня была возможность, как и у всех людей, которые общались с владыкой Филаретом, наблюдать его в различных ситуациях: и за богослужением, и в повседневной жизни, и при общении с людьми, которые приходили к нему на прием — а в то время их приходило очень много, и приемный день у него был почти каждый.
У его кабинета толпились в очереди и прихожане, и чиновники, и духовенство. С каждым человеком он общался лично. По себе знаю: у тебя много проблем, которые ты не знаешь, как решить, и твой мир рушится, ты говоришь с владыкой, он дает несколько мудрых советов, и ты понимаешь, что все твои проблемы растворились.
Я наблюдал, как он принимает людей. Однажды к нему пришел взвинченный мужчина, явно настроенный на крупный негативный разговор. Владыка сразу предложил ему чаю, подарил какую-то книгу, после чего тот вышел из кабинета совсем другим. Нам было интересно узнать, а как ему это удалось? И владыка сказал очень мудрую фразу: «Человек должен уйти от тебя с миром, иначе твой разговор был впустую».
В 90-х – начале 2000-х к владыке Филарету приезжало много делегаций из-за рубежа, его хорошо знали по всему миру. Мы тоже помогали их сопровождать и видели, как он с ними общается, какое искреннее гостеприимство оказывает и как они это ценят, хотя они другой культуры и другой христианской конфессии. Он умел — в хорошем смысле слова — привлечь людей к Церкви и показать им красоту православия. Это очень важные моменты, они для любого священнослужителя и даже для человека светского — огромное сокровище, которое осталось на земле в то время, как владыка Филарет предстоит и молится за нас перед престолом Божиим.
Он приучал нас быть ответственными и сам вообще всегда следовал своему многолетнему принципу: если хочешь сделать хорошо, сделай все сам. По ночам он сидел над документами, а утром рано вставал на службу. Это такая повседневная реальность. Не было даже намека на то, чтобы переложить обязанности с одних плеч на другие. Этому он учил и нас. Мы, молодые ребята, которые помогали ему на богослужении, начали понимать с первых служб, что должны быть очень внимательны, ведь если что-то где-то забудем или не так сделаем, то в богослужении будет неточность или сбой, и это на самом деле трагедия.
Конечно, мы допускали ошибки. Как-то облачали владыку Филарета на Крещение и неправильно сложили омофор — такую длинную ленту со множеством пуговиц. Если ее сложить неправильно, пристегнуть ты ее уже не сможешь. И мы в этом омофоре владыку запутали. Протодиакон читает положенную молитву: «На раму Спасе, заблуждшее взем естество…» Это говорится об овце, которую Христос принес в стадо. Владыка Филарет поправляет омофор и говорит: «Да… действительно заблудшее естество».
И у владыки был распорядок дня, в котором для себя лично времени у него не оставалось. Мне несколько раз приходилось проживать день вместе с ним, и я понимал, что в таком ритме долго бы не протянул, хотя мне было 20 лет.
Мы его любили и уважали. Нельзя сказать, что боялись, но именно уважали. Он был очень добрым и мягким, но с точки зрения духовной жизни — очень строгим. Трепетно и благоговейно относился к богослужению. Он не мог продолжать молиться, стоя у престола, если на семисвечнике гасла какая-нибудь лампада. Мелочь, иногда и не заметишь, а он всегда обращал внимание. Нам просто было стыдно его обидеть или рассердить.
Священник Святослав Рогальский и митрополит Филарет
Ответственность формировалась очень быстро, это огромный урок на всю жизнь. Несмотря на то, что я по его благословению учился на богословском факультете Европейского гуманитарного университета и в Минской духовной академии, стажировался в швейцарском институте Боссэ, хочу сказать, что возможность видеть владыку Филарета в разных ситуациях, наблюдать за тем, как он общается с людьми, как он разрешает конфликты, — это самая ценная школа жизни, которую я могу смело положить против всего полученного образования. Она дала несравнимо больше, потому что это опыт живой Церкви.
Мы ведь прекрасно понимали, что живем в тепличные времена, когда можно ходить в храм и открыто верить, а владыке Филарету приходилось работать в совершенно других условиях. Благодаря таким людям, как владыка Филарет, стереотипы ломались, и люди видели, что Церковь действительно Божия и ее не одолеть.
Мы постоянно бывали с ним в районных центрах и самых дальних закутках, благодаря ему я объездил всю Белоруссию. Часто совершали богослужения в храмах, которые не отапливались или отапливались слабо, все это его не смущало.
Интересно, как люди светские отзывались о владыке Филарете. Они пытались выразить словами его духовную мощь. Может, эти фразы и режут слух, но хорошо отражают общее впечатление. «Духовный гигант», «духовная глыба». «Это такая вот порода», — отмечали, зная, что владыка из дворянского рода. Когда я учился в Швейцарии, многие там его называли князем Церкви.
И двери его кабинета отворялись
Священник Илия Соловьев, кандидат богословия, кандидат исторических наук, директор Общества любителей церковной истории:
Священник Илья Соловьев
— Мы познакомились с владыкой на научной конференции. Неожиданно в перерыве между заседаниями он подошел ко мне и задал несколько вопросов по моему выступлению, что было для меня, конечно, удивительно. Меня только рукоположили в диаконы, а митрополит вот так запросто спрашивает, какие есть книги по теме моего доклада.
Я увидел перед собой не просто неравнодушного, а живо интересующегося историей нашей Церкви человека. И эта его черта меня всегда очень радовала и утешала на протяжении всего времени нашего знакомства. Он был открыт, приходил почти на все заседания конференций в Минске, что было несколько неожиданно. Обыкновенно архиерей посидит первые полчаса или до обеда и уходит, а владыка Филарет всех внимательно слушал.
Во время моей работы в издательстве Крутицкого подворья митрополит Филарет часто приезжал в наш книжный магазин: там было представлено много разных изданий, в том числе и по истории Церкви, русской религиозной философии, русскому религиозному искусству, и владыка всегда что-то покупал для своей библиотеки и для библиотеки Минской духовной школы. Он спрашивал о наших планах, давал какие-то советы. И я знал: те книги, которые он купил, он не просто коллекционирует, а читает, потому что очень часто он высказывал свое мнение о прочитанном. Это был настоящий просвещенный иерарх.
Он очень много сделал для развития церковной науки в Белоруссии. Научные конференции, которые там проводились, проходили под его непосредственным попечительством, и он живо общался со всеми их участниками, а потом обедал вместе с ними в резиденции. Он был хлебосольным хозяином и обладал замечательным чувством юмора. Я помню, как добродушно он предоставил слово присутствующему на обеде американскому священнику: «Ну, отцы и братья, а что же скажет нам голос Америки?» «Какой замечательный у вас владыка!» — сказал мне после окончания обеда наш американский гость. Да, он был замечательным и все мы объединялись вокруг него, чувствуя его большое доброе сердце.
Священник Илья Соловьев с митрополитом Филаретом
Когда он был председателем Отдела внешних церковных сношений, у него был очень строгий секретарь, и пробиться к владыке из-за этого диакона было иногда довольно сложно. Если кто-то очень хотел пообщаться, он мог поступить следующим образом. Обычно митрополит обедал в общей трапезной, и когда он оттуда выходил, можно было взять благословение и сказать: «Владыка, можно с Вами поговорить?» — «Да, конечно, заходите». И вот после этих слов человек спускался вниз, где его опять встречал этот диакон:
— Вы зачем к митрополиту, по какому вопросу?
— А меня владыка просил зайти.
И двери кабинета отворялись.
В общении митрополит Филарет был очень душевным, никогда не чувствовалась разница между тем высоким саном, который он носил, и тем положением, которое занимал его собеседник. Я никогда не испытывал при нем страха, но только глубокое уважение и почтение.
Я очень рад, что мне довелось встретить такого отзывчивого, внимательного человека, подлинного покровителя и большого любителя церковной науки и церковной книги. Я очень скорблю о его кончине. Таков бо нам подобаше архиерей.