Всё, что связанно с Великой Отечественной войной продолжает оставаться для нас живым воспоминанием. И потери, и поражения, и Великая Победа. Об этом мы часто думаем, и не только по праздникам. И чем больше думаем, тем больше узнаём о себе, — вот, что важно. «Я не участвую в войне, война участвует во мне», — замечательно точно написал об этом феномене поэт Юрий Левитский.
Без писателей в данном случае нам никак не обойтись. Так уж у нас повелось издавна, что наше прошлое открывается, в первую очередь, писателям. Они – наши главные историки. Я убеждён, что настоящим прорывом в осмыслении опыта войны стали последние произведения Виктора Астафьева – роман «Прокляты и убиты» и повесть «Весёлый солдат».
Насколько я помню, для Астафьева-писателя и Астафьева-солдата майские дни были мучительны. Официальный пафос торжеств он считал ложным, чрезмерным. И неуместным. «Обескровили, убили нацию», — говорил он ранней весной 1995 года, когда наша телевизионная группа записывала интервью с ним в Красноярске накануне 50-летнего юбилея Победы. Он долго не соглашался принимать участие в этой программе, опасался, что его «приукрасят», «урежут». Но мы ничего не изменили. И потому 9 мая программа в эфир не вышла. Программу показали позднее – 22 июня, в памятный день начала войны.
В ту пору только что вышел из печати роман «Прокляты и убиты» — предельно жестокое, ужасное и мрачное изображение войны. Виктор Петрович был опустошён этой работой. Апокалиптически безысходная картина солдатского быта и боевых действий содержала множество точнейших деталей и узнаваемых персонажей. Писатель ничего не скрыл, не утаил, а описал всё так, как было. Но продолжать и заканчивать своё произведение не стал. Безошибочно верная интуиция подсказала ему, что мрака в романе слишком много, что в военной жизни кроме опустошения и мрака было ещё нечто очень и очень важное, хотя и прикровенное. Это «нечто» можно назвать русским мирочувствием, которым сам Астафьев обладал в высокой степени.
Он, крестьянский сын, сохранил на всю жизнь русское приятие Божьего мира, его красоты, и способность душевно откликаться на неё — радоваться или, точнее, «веселиться», вопреки кошмару и мраку окружающих обстоятельств. С этим настроением было написано последнее произведение Астафьева, которое так и называется: «Весёлый солдат». Я полагаю, что это последнее великое произведение русской литературы ХХ века. Во всяком случае, ничего более значительного в художественном плане после «Весёлого солдата» я не видел.
Так вот, возвращаясь к теме войны и к теме Победы, нужно сказать, что победил всё же не советский, а именно «весёлый солдат». Об этом свидетельствует исторический опыт первых месяцев войны. Особенно, если сравнить его с аналогичным опытом Первой мировой и тоже Великой войны; как известно, в 1914 году русская армия не «добежала» за несколько недель до Смоленска.
Величайшая военная катастрофа лета 1941 года имеет не какую-то там военно-техническую, а исключительно нравственную природу. Теперь мы хорошо знаем, что в техническом отношении советские войска намного превосходили фашистов. К началу войны на западной границе у нас было больше и танков, и пушек, и самолётов, и всего чего угодно. Красная Армия была больше армии Третьего рейха. Но – ничего не помогло. То же самое – под Вязьмой, где немцы устроили очередной «котёл», то есть окружили и уничтожили громадную советскую группировку. Так вот, для сравнения, — немцы, окружённые под Сталинградом, — зимой (!), в степи, а не в лесах и болотах, — продержатся почти два с половиной месяца. Советские части в октябре 1941-го под Вязьмой — всего шесть дней!
Это было очевидное следствие деморализации. Армия состояла из «проклятых и убитых» — из потерянных людей, лишённых внутреннего родства, взаимного доверия, общих целей и ценностей. О том, почему это было именно так, можно говорить долго. Но вот всего один факт: в 1932 году был снесён главный монумент мемориала на Бородинском поле – один из символов Отечества. Впоследствии монумент был восстановлен, но в октябре 1941-го его не было.
Между тем, именно здесь, на подступах к Москве, под Можайском и Волоколамском произошёл очевидный нравственный перелом, опамятование, национальное пробуждение…
Катастрофа 1941 года заставила русского человека вспомнить себя. И это принципиально важный вопрос, особенно на фоне сегодняшней ностальгии по советской эпохе. Советская система поставляла на фронт «проклятых и убитых». Русская цивилизация сделала из них «весёлых солдат», освободивших свою землю и ещё пол-Европы, и дошедших до Берлина.
В этом заключается трагическое противоречие Великой Отечественной войны: защищая свою Родину, русский солдат одновременно был вынужден защищать власть, сталинский режим, уничтоживший историческую Россию и русскую жизнь. Но что было делать? Народу пришлось принести эту жертву и дойти до Берлина под руководством товарища Сталина.
Разумеется, я ни на минуту не забываю о том, что на фронтах Великой Отечественной сражались люди разных национальностей, разных вероисповеданий. Впрочем, чаще всего уже не понимавших веры и далёких от религии. Всё так! И тем не менее, — существует не только национальное сознание, но и подсознание, до поры до времени затаённое в глубинах сердца. Благодаря этому русская идея в минуту смертельной опасности собрала и одухотворила защитников Русской земли.
Только если смотреть на всю эту эпопею сквозь призму западноевропейского национализма, мы не вынесем ничего, кроме недоумения. Этническая доминанта, примат национальной государственности – подобные идеи нас давно сбивают с толку. Они нам не свойственны при всей их кажущейся привлекательности. В основу русской цивилизации наши предки положили иные идеи и образы. И, в первую очередь, образ Русской земли. Земля, одухотворённое, очеловеченное пространство, соединяла на Восточной равнине разные племена и этносы в единый народ, и приглашала всех к братскому общежитию.
Победа 1945 года была одержана защитниками Русской земли. Идея Третьего Интернационала и иные большевистские конструкции не выдержали исторического испытания на прочность.
