Джамиля родилась в Кабуле в середине семидесятых. Ее детство, взросление – все это пришлось на войну. Родители Джамили работали в школе, преподавали местные языки. На почве профессионального интереса когда-то и познакомились.
Понятно, что детство – это всегда детство, несмотря на постоянное чувство голода и страх. Все-таки в нем была школа, подруги, всевозможные девичьи разговоры… Правда, в школу порой приходилось идти через какое-то время после обстрела, проходя между еще не убранными телами погибших. Погибали знакомые, родственники.
– Во время бомбежки погиб мой дядя – шел в институт, в городе упала бомба и – даже кусочка не нашли, – рассказывает Джамиля. – Погибли другие дяди – они добирались на работу, и на остановку, где они ждали автобус, упала бомба. Хоронили, что осталось – куски, не разберешь, где лицо, где руки.
Совсем плохо стало, когда ушли советские солдаты, президент Наджибулла пытался спрятаться… Наступила анархия, гражданская война усилилась, все друг друга убивают. Голод. Моджахеды то и дело воровали девочек и женщин, а в Афганистане женская честь – это очень, очень важно.
Кабул. Афганистан, 1992 год
Потому родители Джамили приняли решение отдать ее, семнадцатилетнюю ученицу десятого класса, замуж, чтобы потом она с супругом смогла, если станет совсем туго, уехать из страны. Одна девушка этого сделать не сможет. Будущий муж был старше ее на 13 лет, супруги до свадьбы знакомы не были, что вполне естественно для афганских традиций, когда именно родители выбирают мужа дочери и жену сыну. Поскольку в стране царила анархия, государственные учреждения не работали, официально брак оформить не было возможности. Так что была только религиозная церемония, на которой супруги, видевшие друг друга только на фотографиях, наконец, познакомились.
Молодые супруги переехали в большой дом семьи мужа, где жили его родители, братья, сестры… Голод в стране вроде бы отступил, Джамиля продолжила обучение – ей надо было окончить двенадцать классов, конечно, не забывая об обязанностях жены. У супругов родился сын. Родители Джамили когда-то мечтали, чтобы их дочка стала медиком, но война эти планы разрушила.
– Когда сыну было два годика, мы решили, что все, пора уезжать. Последней каплей стали бомбы, упавшие к соседям. В нашем доме выбило стекла, – вспоминает Джамиля.
– Папа и свекор дали нам свои сбережения, и мы с малышом отправились в путь. Добирались на машинах – вместе с другими беженцами нанимали машины, где-то – на лошади. Только от Душанбе до Москвы добирались на поезде. Понятно, что никаких памперсов не было – набрала с собой марли для подгузников и на остановках их стирала. Война войной, а жить-то надо. Там по дорогам речки есть, в речках постираем, потом посушим – в Афганистане жарко. С грудным молоком были проблемы от всего переживаемого, я запаслась сухим молоком, у меня был термос с водой. Кипяток-то легко раздобыть – постучи в любую квартиру, тебе нальют в термос.
Супруги ехали к брату мужа, который, окончив когда-то в Ленинграде институт, обосновался в Казани, где в девяностые организовал свой небольшой бизнес. Именно у него на съемной квартире первое время жили супруги, а потом он снял им отдельное жилье. Муж Джамили пошел работать к брату, она сидела дома с сыном, готовила еду. Абсолютно не знала языка.
– Я благодарна Богу за то, сколько хороших людей я встретила – русских, татар. Как-то сижу в квартире, только переехали, языка не знаю, и приходит бабушка-соседка и приносит носочки, которые специально связала для моего сыночка, чтобы он не мерз. Тогда я услышала обращение «доченька», которое еще не понимала, но почувствовала смысл – обо мне переживают, как о родной! Я сразу, несмотря на все сложности, которых было немало, почувствовала себя здесь дома. Тогда, в девяностые, мне повезло общаться с поколением, которое можно назвать святым, чего только не пережили, а так любовно относились к людям, не деля никого на своих и чужих!
Я дружу со многими семьями – это русские, татары. А недавно идем с сыном, ему уже 25 лет, и встретили женщину, которая работала воспитательницей в его группе детского сада. Когда это было?! А она обняла, расцеловала, спрашивает: «Как мой любимчик?» Дети мои – уже россияне, ведь они выросли и все, кроме старшего, родились здесь. В Афганистане они уже и не смогут жить, поскольку даже думают по-русски.
Сначала уважение, потом – любовь
Джамиля вышла замуж более четверти века назад. И какая любовь, если супруги познакомились на свадьбе.
– Началось все с уважения. А потом, со временем, полюбили друг друга. Думаю, без любви семья не получится по-настоящему в итоге, но любовь – это то, что нарастает со временем.
У меня хороший муж, заботится о нас. Конечно, ссорились, и сейчас бывает – куда ж без этого. Но понимаем, что друг без друга никуда.
Он мне и с первым ребенком помогал, ночью вставал, разогревал смесь, кормил. А уж когда родились двойняшки, один из которых оказался особым ребенком, я бы без мужа точно не справилась, если вспомнить давление врачей.
Был момент, когда у мужа обнаружили сахарный диабет и с огромными показателями сахара в крови отвезли в больницу. Я тогда ему сказала – если умрет, без него не выживу. Не в материальном смысле – старший сын сразу же пошел летом подрабатывать, а просто – без него…
«Ваш ребенок – чудовище»
До двух лет никаких проблем ни родители, ни врачи не замечали, не видели, что Алим – особенный, только слишком беспокойный, а так – вроде бы развивается, как и его брат-близнец. Но потом с ним становилось все сложнее, мальчик мог день и ночь не спать, ломал игрушки, мебель.
В итоге поставили умственную отсталость, предположительно – расстройство аутистического спектра. Начались походы по врачам с надеждой – вот еще немного, вот сейчас родители с ребенком выполнят все назначения, и все будет в порядке.
Но порой руки совсем опускались – ведь тогда, в девяностые, не было поддерживающих фондов, нельзя было зайти в интернет, найти сообщество мам с такими детьми, поддержку. Вместо поддержки Джамиля порой сталкивалась с таким отношением, после которого совсем пропадало желание жить. Например, после похода с сыночком к профессору психиатрии. Если бы не любовь, не поддержка мужа, то Джамиля не представляет, как бы тогда выжила.
– Врач-психиатр, у которой мы надеялись найти помощь и поддержку, повторяла, что наш Алим – чудовище, а не ребенок, его нужно поскорее отдать в дом ребенка. «У тебя же еще двое детей, – говорила она мне, – они не смогут с ним сосуществовать, будут учиться плохо. Ты сама умрешь. Ты сейчас молодая, не отдаешь себе отчета». Это мне профессор говорила, за прием у которой я заплатила 1000 рублей – деньги по тем временам огромные! Как я потом плакала – буквально сутками, остановиться не могу – буквально нервный срыв, потом от стресса возникли проблемы со здоровьем.
Периодически Джамиля лежала с сыном в больницах, лет до 15. А потом как-то поняла, что сын не станет таким, как все остальные, к каким бы врачам они ни ездили, надо просто принять и жить с этим.
Сын окончил коррекционную школу. Правда, за возможность учиться Джамиле тоже пришлось побороться. На комиссии ей говорили, что ни в какую школу Алима нельзя, он необучаемый.
– Меня так разозлило все это отношение, – вспоминает Джамиля. – Говорю им: «Я же не ищу возможности отдать ребенка на всю жизнь. Вы мне дайте разрешение. Получится – получится, не получится – я заберу его, но не лишайте нас хоть какого-то шанса, дайте разрешение на то, чтобы сын обучался в спецшколе!» Не выдержала, расплакалась. Все-таки пошли в школу, причем вместе. Три месяца сидела с сыном в классе, потом весь первый класс – на первом этаже, чтобы, если что, вовремя среагировать… Так мы школу закончили.
Школе Джамиля благодарна за поддержку и внимание. Именно в школе ее сын нашел способ, с помощью которого он выражает какие-то свои эмоции – рисование. Речи у него нет, хотя слышит хорошо и может издавать звуки. Учительница литературы, которая на уроке предлагала Алиму срисовывать картинки из учебника, поскольку читать он не может, заметила, что у него хорошо получается!
– Стали пачками покупать карандаши, фломастеры, бумагу, сын сидит целыми днями, рисует, – рассказывает Джамиля. – Я сначала поискала, куда бы отдать на занятия, никто не захотел брать – ребенок непростой. Но потом на связь вышла преподавательница из районного центра реабилитации инвалидов и сказала, что готова заниматься с Алимом. Она помогала подобрать краски, смешивать их. А еще через некоторое время мы познакомились с профессиональной художницей, преподавательницей, которая тоже абсолютно бесплатно занималась с детьми-инвалидами, более того, проводила их выставки в одной из популярных в городе галерей. Одну работу Алима уже купили.
«А у вас брат больной»
Принять особого брата предстояло в свое время и другим детям. Они его, конечно, любили и любят, всегда помогали заботиться о нем. Но вот сверстники в детстве периодически пытались дразнить: «А у вас брат больной».
Джамиля, как могла, успокаивала, а однажды не выдержала:
– Знаешь, – говорю, – да, брат больной, но его и папа, и мама очень любят, и вас тоже любят. А вот тот, который больше всех дразнится – здоров, а отец его бросил. Ты ему так не говори, но гордись своей семьей всегда, – прямо так и сказала.
Понимаю, что это не педагогично, но как-то успокаивало детей. Не советовать же драться – за брата другой брат готов был ринуться в драку. Да, были и настоящие друзья, принимающие и понимающие. И вот что интересно: они выросли сейчас хорошими людьми, а из тех, озлобленных, ничего путного не вышло, кто-то – уже в местах лишения свободы.
Несмотря на угрозы профессора психиатрии, все остальные дети учились на «отлично», старший окончил престижный технический вуз, сейчас работает, средний – оканчивает тот же вуз заочно, а днем работает – помогает отцу в его деле.
И младшая дочка Джамили, четвероклассница, учится хорошо, перешла из обычной школы в гимназию.
Четвертого ребенка Джамиля и ее муж очень хотели, но очень боялись, что опять что-то пойдет не так, прошли полное медицинское обследование, чтобы минимизировать риски, и вот десять лет назад родилась долгожданная дочка, которую мама называет «мое солнышко».
С видом на жительство
Джамиля и ее муж не имеют гражданства России, только вид на жительство. Они получают пособия на детей, у них есть полис ОМС.
– Но когда у тебя есть гражданство, у тебя больше возможностей для реабилитации ребенка-инвалида, – говорит Джамиля. – И вот я решила подать на гражданство. Эпопея длилась почти шесть лет. Сначала мне отказывали на том основании, что я нигде не работала – спрашивается, на какие деньги жила. Объясняла, что муж содержал, в ответ следовало, что по документам он мне не муж, а так – сожитель. Мы официально зарегистрировались, для этого ездили в Москву, нам дали бумагу в посольстве, зная, какая ситуация была в Афганистане, когда мы поженились. Но когда я ее представила – сказали, что теперь нужны справки о доходах мужа с 1994 года. Откуда ж мы их возьмем, столько лет прошло…
Муж, видя, сколько сил и денег требует это все, сказал, что даже не будет пытаться. Он болен, у него диабет, проблемы с сердцем. Он индивидуальный предприниматель, исправно платит налоги и все положенные отчисления. Старший сын – уже гражданин России, носитель языка, сдал сложный экзамен сотрудникам УФМС, другой сын тоже вскоре должен получить гражданство.
О том, что сыновья Джамили выросли достойными, можно услышать не только от нее, но и от всех, кто знаком с семьей. Они помогают и поддерживают родителей, в том числе материально, заботятся о брате.
– Я знаю, что если кто-то из сыновей увидит в подъезде женщину с тяжелой сумкой, обязательно подойдет, поможет донести. Никогда не пройдут мимо упавшего человека… Понятно, я переживаю за то, что будет с Алимом когда-то потом, но верю, что братья и сестра его не оставят.